Кто построил «ДОМ»?

Зарина Ахматова, Vласть

Фото Жанары Каримовой

Мы ищем вход в офис 102.

- Вам «Милосердие»?

- Милосердия, - отвечаю я, и добавляю, - любви и доброты.

Пошутила не смешно, но еще не знаю об этом. В ДОМе все это есть. Скорее, даже так – в ДОМе все на этом держится. Добровольное общество «Милосердие» – самая известная, пожалуй, благотворительная организация в Казахстане – существует уже без малого 10 лет. И только изнутри понимаешь ее не очевидные обывателю масштабы. Это примерно как восьмое чудо света в отдельно взятой стране.


Французский философ Левинас, сам или при помощи русских классиков, точно обозначил точку входа в цивилизационную культуру современного человечества. Она удивительно просто сформулирована, она о сотрудничестве Бога и человека.

«… Именно Бог помогает быть ответственным. Это и есть доброта. Но чтобы измерить Божию помощь, надо без его вмешательства хотеть делать то, что надо делать [ … ] Единственная абсолютная ценность – это человеческая способность отдавать другому приоритет».

Если задуматься, то панацея от глобальных хворей, типа фашизма, уже давно открыта и запатентована. Не один раз. Не одним человеком. Но мало кто, получив на нее право, может исполнительно ее практиковать. Собственно, Левинас, как и многие, кто бился над вопросами смысла жизни, говорит о любви в ее эталонном понимании.

Любовь в ДОМе клубится изо всех щелей невидимым, опьяняющим, но не ядовитым бесцветным газом. Сквозняк этого непатетического ощущения бьется из угла в угол и вновь оборачивается в комнату. Он – в игрушках, наваленных у дверей (это для Дома Малютки при женской колонии), в развешанных несуразных, и оттого еще более пробирающих, детских рисунках по стенкам, в шаркающих шагах посетительниц (чаще всего приходят мамы), в дисциплинированном служении ежедневному алгоритму доброты. Каждый день, 10 лет подряд, эти люди, словами французского философа (а, может, русского классика), отдают приоритет другому.

Дети ушли, а «ДОМ» остался

Сначала был интернет-форум, где она была tais_a. В эпоху dial-up’а можно было легко скрыться за аватаркой. В жизни – успешная, красивая, в общем-то, уже во всем женском и социальном состоявшаяся, воспитывавшая двойняшек, телеведущая с собственным продюсерским центром. Собственно, с двойняшек и началось. Аружан Саин с мужем покупала подгузники на складе: коробку себе, коробку – в дом ребенка. Отдавали вещи и коляски. «Ну, как обычно люди помогают, понемногу, без фанатизма». Параллельно на форуме разлилась дискуссия, интернетная такая: «Усыновить – это хорошо или плохо?». Стали обсуждать. Tais_a включилась в обсуждение. Выяснилось, что она про Дом ребенка знает не только из интернета, она ему помогает. Кто-то написал в «личку»: «Какой именно Дом ребенка?». Ответила. Стали возить – уже не одну коробку, а несколько. Люди, которые спросили про адрес, впоследствии станут соучредителями фонда ДОМ.

В благотворительной практике волонтеров через какое-то время появился ребенок из детского дома в НИИ и педиатрии, ему должны были исключить рак крови. Там впервые Аружан столкнулась с онкогематологией – областью медицины, изучающей злокачественные заболевания крови. Главная проблема таких детей – дефицит доноров. Созрела идея – снять социальный ролик. Аружан пришла к Виталию Давыдову (он сам откликнулся на просьбу на форуме «Центр тяжести»), который работал в рекламном агентстве. Договорилась. Технику дали бесплатно, сняли, смонтировали – тоже бесплатно. Ролик «Стань донором – подари детям жизнь» мог бы не случиться. Долго искали героя или героиню. О кастинге речь не шла. Искали ребенка, родители которого позволили бы эти съемки. Все отказались. Имели ли право? Имели. Согласилась Галя Кветкина. Ее Леночка боролась с лейкозом, раком крови.

- Мы лежали в педиатрии, туда пришли снимать ролик про донорство. Аружана выбрала мою дочу. В больницу мы попали, когда Леночке было около 5-ти. У нее заболели ножки, поднялась температура. Мы пошли в больницу, все это произошло очень быстро. Очень. Нам тут же поставили диагноз. Мы поехали, оформили квоту. В этот же день. Сразу легли в больницу, - мягко рассказывает Галина.

На вид ей не больше 30. На самом деле – 43. Все в ней – женственное, проникнутое добротой и милосердием. И голос, и уменьшительно-ласкательные суффиксы в каждом существительном, а еще глаза. В дурацких романах пишут «лучистые». Если из них струится свет – лучистые? Наверное. С недугом дочери боролись больше года. 7 месяцев – в больнице. А через несколько месяцев после того как девочке исполнилось 6, в канун Нового года, ей стало хуже. Это уже потом выяснилось, что упал уровень калия в организме, можно было спасти (или это мама так думает, потому что всегда думаешь, что мог бы и обязательно сделал бы, если вернуть все назад). Но 6 января Лены не стало.

Аружан присутствовала на похоронах. Конечно же. Там к ней подошла мама Вовы. Мальчика, чья маленькая жизнь также способствовала тому, чтобы тысячи детей сегодня смогли излечиться. И жить. Вове нужна была трансплантация костного мозга. Это было непростое время. Во-первых, никакой, так сказать, благотворительной культуры или систематизации. Во-вторых, международных квот не давали. Тогда tais_a написала обращение на интернет-форуме, там же рассказала, что tais_a – это Аружан Саин. Чтобы откликнулись.

- Я человек такой. Лучше попытаться. Лучше жалеть о том, что сделал, а не о том, что не сделал. И у мамы Вовы – в глазах, знаешь, отчаяние. И я написала письмо, - рассказывает она. - Дала свой телефон, телефон мамы Вовы… Я благодарна своему мужу за то, что он вообще все это пережил. Это был какой-то кошмар. Мне звонили утром, днем, ночью. Это письмо обошло весь Казахстан. Я даже не знаю, сколько раз обошло. Неправда, что люди – черствые. Что каждый живет своим. Откликались совершенно разные люди… Мы собрали денег на троих детей.

А потом, от частного к общему, откликнулись организации. АТФБанк, GSM-Казахстан попросили дать номер счета юрлица, чтобы перечислить для Вовы по 25 тысяч долларов. Надо было регистрироваться. Деньги давали под конкретное имя, которому нужно было юридическое обрамление.

- Вот уж я в последнюю очередь думала о фонде. Я и не знала даже, как это делается. Я, наверное, была последним человеком, который этого хотел. Это же – огромная ответственность! Ты подчиняешься всем кодексам теперь. Ты не можешь этим заниматься по настроению. Для меня это было сложным решением. Но как ты можешь сомневаться, если там ребенок, чья жизнь зависит от каких-то дурацких денег? – спрашивает меня Аружан. Я спрашиваю себя, понимаю, что сомневаться нельзя. Хотя очень хочется и удобно.

Потом начался шквал звонков, визитов, писем. Невозможно было с этим справиться в одиночку. Аружан позвонила Гале, маме той самой Леночки. Галя сидела дома и оплакивала дочь.

- Что делаешь? – спросила Аружан.

- Что я могу делать?

- Выходи к нам, Галя, - сказала Аружан. - Пожалуйста, выходи.

Галя сомневалась. Она не могла. И тоже имела право, как и в предыдущий раз, когда могла не согласиться на съемки дочери в ролике.

- Я отказывалась. Долго отказывалась. Меня муж убедил, что это нужно, чтобы не погибнуть. Первый месяц было невыносимо тяжело приходить туда, где не стало твоей дочери. Видеть всех этих людей… Мне было трудно, - улыбается она.

Трудно было все время. На работе, дома, ночью. Особенно ночью.

- Как будто сердце рассыпается на очень много кусочков. Вы не сможете представить. Аружан говорила, что нельзя теперь закрыться и всю оставшуюся жизнь жалеть себя. Она говорила, что я сама это пережила, я знаю, как помочь другим. Проработав примерно полгода, я поняла, что я должна помогать, - говорит Галина.

Вова тоже ушел. Тут про всех детей говорят так: «Ушел». Не умер, не скончался. Ушел. Такой глагол приглушает скорбь и оставляет возвратный шлейф. Организованный после смерти Вовы Фонд дал право на надежду двум детям. Двух девочек с точно таким же диагнозом, как у него, отправили в Белоруссию на лечение. Они живы и пошли на поправку. В таких случаях тут принято сплюнуть. И постучать по столу.

Руслан и Светлана

В офисе продюсерского центра Гале выделили столик и телефон. С 2006 года каждый будний день, нередко и в выходной, она приезжает сюда из Иссыка. Сначала занималась больными детьми, сейчас – социальными проектами. Боль не исчезла, наверное, затупилась. Не притупилась – со временем, а затупилась, как нож, которым долго резали. Сейчас Галя даже может общаться с врачом, которая недосмотрела недуг ее Леночки. Говорит, что не ей решать или судить, кто виноват. И потом, она уверена: вместе все легче. В ДОМе все вместе – и уходы, и победы. Психологи говорят, что утрата, разделенная на несколько человек, становится легче, а радость, умноженная на них же, – ярче и острее.

На вопрос, где она будет через несколько лет, Галя улыбается:

- Так далеко я не думала, но сейчас я не вижу себя в другом месте. Здесь я нужна. Я даже уже не плачу. Приняла. И еще я понимаю: если есть шанс, за него надо цепляться. Ведь многие мамочки, обнаружив болезнь ребенка, прибегают в слезах. Для них наступил конец света. Но потом выясняется, что можно лечить, можно помочь, можно бороться. Если бы такой фонд существовал, когда мы с Леной боролись, если бы мне подсказали, возможно, все было бы иначе, - замолкает Галина.

Фраза о том, что жизнь не знает сослагательных наклонений, давно стала клише. Но здесь она окрашена новыми смыслами. Людям, потерявшим ребенка, странно рассказывать про клише. Они не живут прошлым, когда ее произносят. Они дают себе, прошлым, растерянным и несчастным, надежду. Она помогает им сегодняшним, настоящим.

Светлана Селюнина работает в ДОМе 4 года. Ровно столько отделяет ее от любимого и единственного сына. Руслан заболел системно-красной волчанкой. От этого не живут. Вернее, живут, но не долго. Вопрос стоит безысходно – на сколько удастся продлить жизнь и насколько эта жизнь будет качественной. Здоровый организм создает антитела, которые атакуют чужеродные вирусы, попадающие в организм. При этом заболевании организм вырабатывает большое количество антител к собственным клеткам. Наступает иммунокомплексный воспалительный процесс, развитие которого ведет к поражению сердца, кожи, почек, легких, суставов и всей нервной системы.

Сейчас Светлане – 45. Руслан заболел в 14, а ушел в 18,5. Болезнь его не сломила. Он смотрел ей прямо в глаза, не дрогнув. Веселый парень с бойцовским характером. Будучи в 11-м классе, поступил в Московскую академию, отучился первый курс, потом второй – сдал досрочно осеннюю сессию. И умер. 1 июня.

- У меня сын – мусульманин наполовину, характер у него – дай бог. Ни разу не выказал ни отчаяния, ни уныния. Это я могла поплакать, и то – дома не позволяла себе такого, - рассказывает Светлана.

С ней сложно и страшно разговаривать. Чтобы не задеть. Во-первых, она очень искренне не любит общаться с журналистами. Во-вторых, она, сострадающая каждому ребенку, прячется за улыбчивой и ироничной маской, сыплет медицинскими терминами, рассказывает о сложностях, больницах, родителях, детях. Светлана занимается детьми, которых в Казахстане не лечат. Именно через нее осуществляется весь сложный алгоритм отправки ребенка за рубеж.

- Иногда понимаешь точно – хорошо уже не будет. Я уже по документам могу понять многое. Поэтому после шести вечера меня не отпускает. Оно не может отпустить. Но я же не могу сказать об этом родителям – сдавайтесь. Стараемся, ищем, находим новые клиники, - рассказывает она.

Еще рассказывает, что на работу вышла не сразу – не могла отойти. А когда вышла, поняла: «Ну, наверное, Руслан оттуда видит, и ему это нужно».

С болезнью сына она боролась бок о бок с мамой и братом. А полтора года назад брат потерял в пожаре жену и дочь. Светлана всегда может позвонить брату с просьбой помочь ей по работе – отвезти, привезти, организовать. Многие попадают в благотворительность, которая исчисляется не количеством денег, а числом вложенных ресурсов, пережив собственную трагедию. Но не все, кто пережил личную трагедию, возвращаются в Фонд, чтобы заниматься волонтерской деятельностью. Если совсем честно, их единицы. Галя и Света – скорее, исключение из правил.

- Жестче стали, Зарин, люди. Все в своих проблемах. Кто-то, вроде, и подрывается. Но ненадолго. Ежедневная рутина захлестывает. Мы с подругой разговаривали недавно. Я говорю: «Слушай, люди настолько собой заняты, что даже между собой не разговаривают, не говоря уже ни о чем». Все больше в соцсетях сейчас, - говорит Светлана.

Иногда ей звонят взрослые, которым Фонд помочь не может. Светлана консультирует. Все равно. И иногда происходят чудеса. Светлана работала с детским домом, одна из воспитанниц попросила помочь ее подруге – Свете Бабкиной. Девушке 23, ей нужна почка, она тоже из детдомовских. Света кинула клич в Фейсбуке.

- Закрутилось. Собрали денег, отправили ее на лечение. Потом обратились на КТК, в ток-шоу «Наша правда». Нашли ее отца, с Красноярского края. Вышел мужик, инвалид, даже сдал анализ на совместимость. Трупное донорство девочке противопоказано, нужен живой донор, согласившийся отдать почку. Ее брата сбила машина – надеяться не на кого. Но врачи не дали разрешение на пересадку почки от отца. На КТК обратились к телезрителям. И что думаете? Нашлись люди, которые безвозмездно согласились на пересадку. Парень, тоже из детского дома, проникся ситуацией, согласился отдать почку, - расцветает Света, когда рассказывает об общих победах. Про общее легче. Про свое – трудно.

После интервью она просит не рассказывать о «личных переживаниях» в материале. «Не люблю я этого сочувствия, про работу могу рассказать – тут я досконально все пытаюсь узнать, помочь, а про себя – не люблю».

Я не обещаю. Мне кажется, Светлана и Руслан – люди, про которых надо написать.

В ДОМе есть департамент, который занимается связями с общественностью и сайтами – www.usynovite.kz, www.detdom.kz, www.autismpobedim.kz. Это молодые ребята, которые пришли сюда не из-за личных историй, а из желания «отдать приоритет другому». Они рассказывают, как Света порою приходит в их кабинет, называет имя ребенка, которого не удалось спасти, и плачет. Как по своему Руслану. Потом собирается. После того как она выходит за дверь, ребята еще долго молчат в кабинете.

- Наши координаторы – на передовой, они взаимодействуют с этими людьми. У Светы – каждое поражение, будто она сама виновата. Очень переживает. Кто как отходит, - рассказывает 28-летний Жандос Сеит, который возглавляет этот самый отдел, - девчонки молчат, я на улицу выхожу, тут нет каких-то универсальных рецептов.

Герои и циники

Жандос попал в ДОМ стремительно.

- Он в Астане работал, - рассказывает Аружан Саин, - я его на Фейсбуке увидела. Он помогал колясочнику. Постил просьбы о помощи, организовывал что-то. Когда у меня появилась возможность взять его на работу, я ему написала, он спросил: «Можно мне неделю на переезд?».

Жандос не хочет рассказывать про себя. В этом нет ничего трагичного: «Я просто не так давно работаю, года полтора». Но мы все-таки беседуем.

- Я вообще-то – циник. Всегда был. Работал в продажах, получил диплом по профессии «госуправление», родственники в шутку называли меня «взяточником». Ну, диплом способствует. Нет, я, правда, любил зарабатывать. В продажах удавалось. Я не ожидал от себя, что буду работать в благотворительности.

Но в его жизни случилась встреча, которая не вписывалась в планы «циника» с опытом работы в агентстве по регулированию госмонополий. В ночной студеной столице он притормозил у обочины, чтобы подвезти парня в инвалидной коляске. Даже не сразу притормозил. Проехал. Но сдал назад.

- Обычно инвалидное кресло складывается, но у него он было сварено – такое старое. Мы поехали к нему домой, а живет он очень далеко. В квартире на первом этаже, что-то по типу общежития, - рассказывает Жандос.

До утра он разговаривал с новым знакомым в машине в ожидании человека, который помог бы затащить кресло в подъезд. На рассвете Жандос вызвал такси, вместе с таксистом парня занесли домой, но в ту ночь циник с дипломом госуправленца не смог уснуть. Написал на Фейсбуке пост с просьбой помочь парню – тот не хотел просить подаяния, хотел работать.

- Люди проходят, дав ему 50 тенге, и на этом их совместная история заканчивается, - говорит Жандос.

Через два часа у него уже было два предложения по работе, несколько инициатив о сборе денег и 75 тысяч тенге. Первый канал Евразия сделал сюжет про парня. Со всего Казахстана на редакционную почту стали сыпаться предложения о помощи.

- Один человек, который захотел остаться неизвестным, подарил ему коляску. Позже я узнал, что эта коляска стоит 550 тысяч тенге. Из Караганды прислали еще одну коляску. Он научился чинить компьютеры, потом через меня стали передавать ему технику на починку, я всех друзей к нему направил. Девчонки с Первого канала приехали к нему – сделали уборку…

Тогда что-то во мне поменялось. Тогда же Аружан репостнула мою запись в социальных сетях, мы стали общаться. А потом на премьере фильма «Подари детям жизнь» в Астане она предложила мне работу. Я тогда работал в компании LG. Мне понравилась идея, я уволился и попросил отсрочку, чтобы переехать в Алматы.

- А как же твоя мечта зарабатывать?

- Иногда я продаю IPhone, - отшучивается Жандос, - какие наши годы. Еще успею. Знаешь, бывает так… Вот был мальчик Салим, у него – четвертая степень онкологии. В Казахстане врачи сказали – забирайте домой, смысла лечить нет. Наши координаторы отправили его в Корею, там он лечился 10 месяцев. В свои шесть лет этот мальчик пережил около 25 химиотерапий. Недавно он пришел к нам – уже оброс! Мы даже не знали, какой он кучерявый. Сейчас он такой – булочка! Щечки, румяный. Тьфу-тьфу. Даже фотки могу показать, только вы их не публикуйте, чтобы не сглазить. Когда такое видишь, как-то не думаешь про деньги…

К слову, Жандос – тот самый парень, который одним твиттом в день смерти Батырхана Шукенова собрал несколько тысяч человек у кинотеатра «Арман», чтобы спеть песни музыканта.

Есть еще Алексей Ем, ему 30, он координирует программу «Казахстан без сирот». Аружан познакомилась с ним на том же форуме. Там он самостоятельно помогал отдельным людям со сбором средств для лечения детей. Леша – основательный, несмотря на молодость, последовательный и серьезный.

- После двух лет Аружан пригласила меня: «Ты и так этим занимаешься, занимайся у нас». Ну, я и пришел, - рассказывает он. - Зачем я это делаю? Ну, не знаю. Кто-то же должен это делать. Как-то мы сидели со знакомым и я вскользь бросил фразу про детей Африки, и он сказал: «А у нас разве нет детей, которым надо помогать?». Тогда я сел и стал целенаправленно в Интернете искать людей, которым нужна помощь. Сидел, изображал из себя супергероя. Видели «Спайдермена»? Вот и я такой был. Сначала не писал ничего на форуме, а потом наступил момент, когда нельзя было не писать… А потом стало получаться. Это знаете… как вам сказать? Есть люди, которые к чему-то расположены, есть люди, которые умеют организовать помощь. Ты можешь собрать всех, объяснить ситуацию, можешь поговорить с родителями. Ты можешь этим заниматься. Я знаю, что я могу это делать. Наверное, так. Никакой мир спасать я не хотел. Была конкретная проблема, я ее решал. Ну, проблемы же нужно решать.

Леша – из обычной семьи, по образованию переводчик с английского языка. Теперь в ДОМе работает его старшая сестра, не так давно. Параллельно он развивает свой бизнес.

- Я все время говорю: «Господи, спасибо, что посылаешь мне таких людей», - смеется Аружан. - Вот Леша. Ну, че ему тут надо? Молодой мальчик. По форуму мне, вообще, казалось, что Леша – это какой-то взрослый мужик, он такой последовательный был, педантичный. Я написала или позвонила ему – придите, пожалуйста. Приходит мальчик: «Здравствуйте». Я даже не сразу поняла, спросила, кто он. Я сказала: «У нас есть возможность взять вас на работу», он ответил: «Я согласен». Я говорю: «Вы даже не спросили, какая зарплата». Ну, вот так.

Вместе с Алексеем по программе «Казахстан без сирот» работает юрист Юрий Юрин, официально он – внештатный юридический советник. Как здесь смеются, Юрий «прибился к «ДОМу» после совместной работы над делом игумена Софрония, которого защищал. Про таких говорят «мужик с историей». Правда, свою историю он не рассказывает. Но рубленые фразы, взгляд и жесты подсказывают – она была непростая. На диктофон Юрий перечисляет нюансы своей деятельности и свою историю с Фондом:

- Мы познакомились и мне предложили оказывать юрпомощь, у нас и так запутанное непроработанное гражданское право, а тут много дел, в которых необходима консультация. В основном это папаши, которые узнают диагноз ребенка и изображают из себя ежика в тумане. Очень много вопросов, связанных с установлением отцовства, – в так называемом гражданском (это юридически неправильно, но так привыкли) браке. Хотя, по идее, я занимаюсь проектом «Казахстан без сирот». Там есть, над чем работать. Много проблем, связанных со шкурными интересами в органах опеки.

Мы обстоятельно говорим про проект. Про его детали. Про это надо делать автономный материал, с привлечением экспертов, с историями. Юрий в Фонде – почти каждый день. У него в «мирской жизни» – объединение, профиль деятельности которого – гигиена труда и промышленная безопасность. Юрий его возглавляет. Говорит, что здесь, помимо всего прочего, и хорошая юридическая тренировка.

- Пришла девушка. В слезах. Забеременела. Не помнит, где. Говорит – название поселка не помню, помню ворота. Ребенок родился с диагнозом ДЦП. Нашли папашу.

- Как?

- Ну, там старые связи сработали. Нашли папочку. В январе состоялся суд, помогли маме составить исковое заявление, объяснили, как себя вести в суде. Папа уже добрый – звезду с неба, ребенку – дом, няньку. Пропала она. А потом звонит, плачет – написала отказ от исковых требований, а папа исчез. А второй раз она не имеет права снова с этим иском идти в суд. И таких случаев много. Много вопросов с алиментами. Ну, как же так? Ты же мужик, в конце концов, если ты своему ребенку не поможешь, кто ему поможет?

- Юрий, что вам тут нужно? – спрашиваю, кажется, без обиняков, устав «искать подход». Мужчины же говорят, что не понимают витиеватых изъяснений. Почти сработало.

- Не знаю. Может быть, грехи замаливаю.

- За вами много грехов?

- У выпускника Алматинского погранучилища 83-го года судьба достаточно предсказуемая.

- «Желтоксан»?

- Нет. Ну, что вы. Служба на границе. За границей. В некоторых других «точках». Наверное, с возрастом пришло. Потом фотки могу показать, но просто показать, - говорит он. На этом откровения заканчиваются.

Я спрашиваю, не хочется ли ему отсюда уйти?

- А меня никто сюда насильно не тащил… Усталости, как таковой, нет. Просто иногда… я, взрослый мужик, который, в общем-то, повидал кое-что в жизни, выбегаю на крыльцо покурить, когда приходят родители «особенных детей». Слово «инвалид» мы не употребляем. Сюда приходят, когда медицина уже не смогла помочь. Тяжело на них смотреть. Не знаю, как девчонки выдерживают.

Кто уходит из «ДОМа»

Историй в фонде – на самом деле гораздо больше одной статьи. Елена Никонова ведет детей с диагнозом ДЦП. В Фонд она пришла с началом проекта, когда с ФНБ «Самрук-Казына» был подписан соответствующий меморандум в 2013 году. У Елены – медицинское образование. Но попала в ДОМ она, как и члены всей этой «семьи», не случайно – ее привела та самая Светлана Селюнина.

- Светлана – моя соседка. Она меня позвала. Предупредила, правда, что будет непросто. Но я работы не боюсь. Я прошла испытательный срок. Раньше в основном я работала со взрослыми, тут – детки. Это все иначе. Первое время я читала все эти письма и не могла прийти в себя. Сложно.

- Как вы восстанавливаетесь?

- Не знаю. На улицу иду дышать… Стараюсь, конечно, домой не носить. По первости я дома мужу все рассказывала, не могла остановиться. Сейчас научилась. Стараюсь сконцентрироваться на детях.

Елена рассказывает про работу. Стесняется камеры и, кажется, диктофона тоже. Зато, когда речь заходит о детях, с удовольствием делится историями. Она делится ими и в реальной жизни – со знакомыми и друзьями. Как следить за прививками, за новорожденными и их развитием. Ей важно донести – ДЦП не приговор.

Я уже заметила – люди здесь делятся на тех, кто может поделиться сокровенным, и тех, кому это сложнее.

Вот есть еще заместитель исполнительного директора Фонда – Татьяна Семенова. Аружан говорит, что она – «человек-клад»:

- В 2008 году пришла брать у меня интервью для журнала, она тогда только переехала из России в Казахстан, замуж вышла. Надо сказать, что Таня – немка, и у нее такой немецкий подход во всем. Она в один день звонит и говорит: «Здравствуйте, Аружан, я могу выделить несколько часов в неделю для работы с почтой Фонда». Четко все обозначила. Несколько лет работала у нас волонтером, и когда появилась возможность взять человека, я ей позвонила. У нас тут столько работы было, у меня же еще собственный продюсерский центр, где 40 человек, и этим надо управлять. А в Фонде пошли большие объемы, все очень экстренно, все надо сейчас, полный хаос. Я тогда почти взмолилась: «Таня, приходи к нам директором. Пож-а-а-а-луй-ста!»

В тот момент Таня, приехавшая в Казахстан из Горного Алтая, – успешная жена, была не менее успешной сотрудницей международной организации.

- Меня откровенно впечатлила Аружан. Я училась в Школе журналистики MediaNet, и нужно было подготовить журналистские материалы про общественные организации. Аружан оказалась стратегически мыслящим человеком. Честно скажу – тогда это не было завязано на бедных детках, - рассказывает Татьяна, - а потом завертелось.

Татьяна бросила международный фонд, где она работала:

- Здесь есть ощущение реальной жизни в ее хорошем проявлении. Проблемы решаются. Знаете, есть один фильм, там девушка работает в муниципальной службе и очень любит готовить. Она берет книжку, готовит по ней, пишет в блог и становится популярной. У нее мысль какая? Почему она любит готовить?

Целый день ты отвечаешь на звонки разъяренных людей, ты понимаешь – ничего не можешь сделать, не просто сейчас, а вообще, может, никогда. А потом ты приходишь домой и за час из очень простых вещей ты сотворяешь счастье. В какой-то мере эта философия выражает мое пребывание здесь.

Можно уютно работать всю жизнь в иностранной организации с хорошим соцпакетом, и с точки зрения миссии там тоже все хорошо, и убеждать себя, что ты приносишь пользу. Но мы с мужем решили иначе, - рассказывает Таня.

Она вспоминает, что за все время ее работы из Фонда ушла только координатор. Выдохлась. Слишком долго работала с детьми, у которых порок сердца. Не выдержала нескольких смертей. Сейчас сотрудничает с ДОМом как волонтер.

- И еще ушла бухгалтер. Ушла, в смысле – ушла…

Это тот самый случай, когда нестрашным глаголом заменяют холодное существительное «смерть».

Порядок женской рукой

Я захожу в кабинет Аружан уже под вечер. По-хорошему, надо бы пожить с этим всем – неделю. А то и месяц. Но и так – затянула. Чувствую себя первокурсницей, которая впервые попала в детский дом. Нечего сказать, но почему-то немного стыдно. За то, что кто-то пережил все это вместо тебя. Это необъяснимое чувство. Ни плохое, ни хорошее. Просто раскуроченная система координат.

- Давай на «ты»? - улыбается женщина с мужским характером и девчачьим очарованием.

- Давайте, - говорю.

Она рассказывает, как все началось. Рассказывает про рисунки на стене. Про дочерей немного. И я в этот самый момент понимаю, почему стыдно-то. В обществе потребления господствует культ «присвоения». Все берут и экономят себя. Сложнее всего – давать. И давать даже не деньги. Давать себя. Безвозмездно. Экономия души продиктована объективными факторами – дети, работа, время такое, жить сложно. И только тот, кто вырывает себя из этой матрицы, рассуждает совсем иначе.

- Дело ведь не в деньгах, - словно слышит мои мысли Аружан, - денег всегда будет меньше, чем людей, которым они нужны. Мне кажется, решение – не в деньгах. Решение в системном подходе. Если есть проблема, ее надо решить так, чтобы она не требовала таких затрат. Допустим, кардиохирургия новорожденных. У нас же ее не было, а порок сердца – это был самый массовый диагноз. И тут, что называется, звезды сошлись. У нас есть кардиохирург Юрий Владимирович Пя, он каждые три месяца подавал свою программу на кардиохирургию в Минздрав, его там не слышали. Фонд заговорил об этом, СМИ поддержали. Общественность, его профессионализм – совпало, власти услышали, и у нас сейчас в Казахстане построены кардиохирургические центры, отделения. Проблема решена системно. К Пя ездят на операции из-за рубежа. Нам сейчас нужны реабилитационные центры для детей с диагнозом ДЦП. И надо сейчас поставить у нас это дело так, чтобы это не только стало расходной статьей бюджета, но и приносило бы деньги. Например, у нас есть детские дома. Это же бесконечное переливание из пустого в порожнее. Дети переходят из системы детских домов в исправительные учреждения. А принципиально в их жизни ничего не меняется. Что нужно сделать? Надо добиться того, чтобы дети воспитывались в семье. Нужно наводить порядок так, чтобы деньги не закапывались в землю вместе с пациентами, а приносили доход.

Навести порядок она стремится очень по-женски. Так и говорит: «Ну, бардак же. Какая женщина не захочет прибраться?». Не всякая, - не отвечаю ей я. - В доме, не то, что в стране.

Аружан вспоминает еще одну историю про Юрия Пя, которую услышала в ходе какого-то мероприятия от Эрика Байжунусова, бывшего вице-министра здравоохранения.

- Юрию Владимировичу дали орден «Курмет», на следующий день он ему позвонил в 9 утра. Поздравить. Трубку взял помощник и сказал: «Извините, Юрий Владимирович на операции, попозже перезвонит». Через год ему дали орден «Отан». Выше награды нет. Я, - говорит, ему позвонил в 8 утра. А его помощник взял трубку и сказал: «Извините, Юрий Владимирович на операции».

Я, - говорит, - уверен, что он очень ценит эту награду. Он ее положил у себя в кабинете и пошел к своим пациентам. А у нас как бы сделали? Отпуск на две недели. Той бы закатили. Блин. Бардак какой-то, я не знаю… Из-за этого иногда руки опускаются. Нам нужны такие, как Пя. Хэдлайнеры, которые бы мыслили системно. Ответственно, - говорит Аружан.

Она сама мыслит системно. Это правда. Показывает таблицы, исследования. Возможно, образование сказалось – окончила географический факультет – экология и мониторинг. Если есть проблема, надо ее изучить, потому что последствия не заставят себя ждать.

- Это же вопрос национальной безопасности. Когда мама обивает пороги, не может помочь ребенку, не может вывезти его за рубеж, не может здесь вылечить, о каком патриотизме может идти речь? Завтра власть скажет – давайте сплотимся, мобилизуемся! А мама ответит: а где вы были, когда надо было защищать моего ребенка? Я тоже не пойду.

Мы еще долго разглядываем диаграммы, она рассказывает о своих проектах. Она использует любую площадку, чтобы про них рассказать. В паузах признается: находить каждый раз силы идти дальше – непросто. Но она идет.

«Может быть, для меня пример – моя семья. Я видела, как боролись родители. У меня же братишка – аутист», - говорит она как бы между делом.

У этого всего просто должна быть какая-то отправная точка, - думаю я. Она, наконец, рассказывает. Но все еще не знает, правильно ли об этом говорить или нет.

- У меня в жизни была такая встреча, сама не знаю, как к этому относиться, и как люди отнесутся. Мне было 16. Меня пригласили на гастроли в Турцию, усилить ансамбль. Там проходил фестиваль международных фольклорных танцев. Я уже преподавала хореографию тогда. Нас с подругой пригасили. Это было впервые в жизни, когда я поехала за границу. Нас в Стамбуле принимало Общество турецких казахов. Они были очень религиозные. Из Казахстана в начале века откочевали казахи и там обосновались, такая община образованных священнослужителей при мечети. А я была такая юная. Фредди Меркьюри, «Цой Жив»! Но там мы собрались – глаза в пол, головы платками покрыли. Был ужин – накрыли большой дастархан, на полу сидели все, мы с подругой смотрели в тарелку, боялись глаза поднять. И после этого ужина самый их главный старейшина сказал: «Вы все идите, а ты останься». Я очень напугалась! Какое у нас религиозное образование в те годы? Советский Союз только закончился. Он сидит на торе – я молчу, боюсь пошевелиться. И он мне говорит: «У тебя семья такая-то, брат младший болеет и родители за него очень переживают. Ты им скажи - он, когда взрослым станет, у него все будет хорошо. (Откуда знал?) Я тебя ждал, я должен дать тебе силу, ты в этот мир пришла не просто так, ты после того как состоишься как женщина, будешь заниматься тем, что тебе предписано по жизни. Куда бы ты ни пошла, что бы ты не делала, у тебя будет свой путь». Я закончила казахскую школу, и, вроде, мы говорим на казахском, а ощущение, что мыслями. А что я могла сказать?.. Слов не было. Я вышла и спросила, кто это. «Ты что! Это же святой человек, много раз ходил в Мекку, пешком, как положено». Он дал мне воду замзам (святая вода из колодца в Мекке - V), так уже 22 года прошло, а она свежая-свежая! Я не знаю, как реагировать. Понимаю только, что мне это не приснилось.

Потом она забыла. Все-таки ей было 16. Прошло почти 18 лет, когда она вспомнила старца. И даже пыталась его найти. Но в живых его уже не было.

- Я хотела, если он жив… Даже имени, к стыду своему, не помню. Хотела спросить – все правильно, а?..

Почему-то, кажется, что он ответил ей. Давно. Всеми спасенными жизнями. И всеми несуразными детскими рисунками на стенах. Тех, кто остался. И тех, кто ушел.

Журналист, шеф-редактор Интернет-журнала Vласть

Еще по теме:
Свежее из этой рубрики