По прибытию на место выяснилось, что ситуация скверная и моральным внушением все не обойдется. Разъяренный крупногабаритный мужик с топором носится по двору частного за женой и при этом явно не с намерением дров для печки наколоть. Действо сопровождается какофонией с истошными воплями удирающей от смерти женщины, рычащим матом преследователя и восторженным от происходящего лаем прыгающей по двору огромной овчарки.

 

Надо сказать, твердый топор и нежная женщина – вещи малосовместимые, а если говорить точнее, то при их совмещении обычно образуется совершенно новый предмет – труп. А это уже лишнее и патрульных по головке не погладят, поэтому надо что-то делать. Старший экипажа окриком «Стоять на месте, полиция, твою мать!» попытался было вразумить главу семейства, но в ответ чуть сам не получил топором по фуражке из-за забора. В попытке эффективного воздействия постреляли в воздух и сообщили агрессору, что следом будет вестись огонь на поражение – очень действенный способ, охлаждает пыл даже отъявленным хулиганам в самом тяжелом опьянении, но здесь и это не помогло. Сунулись перелезть через забор – но, во-первых, овчарка тут же взялась за оборону территории, а во-вторых не очень-то и хотели, все же за забором поспокойнее меры принимать, а рисковать шкурой за мизерную зарплату в планы никогда не входит.

 

Беглянка, несмотря на ошалевшее от страха состояние все же приняла единственно верное решение – выскочила со двора на улицу. Следом за ней, в шлейфах перегара, вылетел суженый с топором. Один из патрульных ловко захлопнул калитку, тем самым заблокировав собаку и уменьшив состав действующих лиц, второй удачно подставил дебоширу подножку, третий же успел со всей дури огреть затылок падающего тела рукояткой пистолета и удачно увернулся от вылетевшего из ослабшей руки топора.

 

Враг оказался поверженным наземь, одет в наручники, но побежденным себя не считал - убедительно рычал брызжа слюной, бодался и могучими нижними конечностями силился причинить телесные повреждения служителям порядка. Но, когда преступник в наручниках и без топора, то успокоить такого является для трех опытных полицейских делом техники и плевым - обычно с двух ударов укладывают. На этот раз пришлось, конечно, повозиться, но все ж затолкали в машину и привязали для верности ремнями к сиденью.

 

Все это время потерпевшая в слезах и соплях, навзрыд и не стесняясь в выражениях, с помутневшим от перенесенного ужаса и внезапного спасения сознанием, в истерике умоляла о совершении возмездия над семейным тираном, попутно припоминая загубленные лучшие годы своей непростой жизни. Сержант, минуту ранее чуть было не отхвативший топором, ее успокаивал, обещая принять меры и наказать по всей строгости, чего, впрочем, женщине не хватало. По ее разумению, четвертование злодея после истязания всеми известными человечеству пытками, с последующим кремированием гада и распылением пепла по космосу являлось бы в этой ситуации чрезмерной добродетелью. Она пережила шок и сейчас желала жесточайшей расправы. Не будь рядом полиции – с удовольствием бы и сама за топорик взялась.

 

В конце концов и перед отбытием в РУВД лейтенант, будучи наиболее подкованным в уголовном праве, сообщил: «Да прекратите вы истерить! Ваш муж только  применил опасное насилие в отношении власти, а это уголовная статья – от пяти до десяти лет лишения свободы! Так что, гражданка, вы уж не волнуйтесь, минимум «восьмерку» этот выродок получит…»

 

Тут потерпевшая вдруг неожиданно умолкает и слегка задумывается. Амплитуда всхлипываний выравнивается, руки спешно размазывают по лицу остатки слез, в глазах загорается ревнивая решимость. Страдальческий вид переключается на режим сострадания и эта женщина, которая буквально еще несколько минут назад имевшая все шансы превратиться в набор мясных запчастей, истошно вопит вдогонку отъезжающей патрульной машине: «Кровииииинушка моя, роооодненький ты мой! Ах вы менты, волки позорные, да что ж вы творите?! На полжизни законопатить! В темницу, за решетку, любимый ты ж мой!!! Аааааааа…!!!»

 

Чуть позже в РУВД я наблюдал душераздирающую картину – сквозь решетку «обезьянника» стояли обнявшись двое влюбленных, своим чувственным видом бросая вызов ментовскому беспределу и олицетворяя вечные семейные ценности и сплочение влюбленных душ.