«Стоит напомнить, - пишет Калассо, - что во многих случаях издательское дело оказывалось быстрым и надежным способом для того, чтобы растратить и пустить по ветру значительные состояния. Можно было бы даже добавить, что для молодых людей из благородных семейств создание издательства, наряду с рулеткой и кокотками, всегда было одним из самых эффективных методов расточения собственного имущества». Словом, перед нами вовсе не учебник по «правильному» ведению бизнеса, а скорее огромное эссе о теории издательского искусства. Но у искусства тоже есть свои правила; которые, прежде чем их нарушить, неплохо бы узнать. По крайней мере, тем, кто все-таки решится, вопреки многим рискам, открыть издательство. Уникальное издательство.
Согласно Калассо, уникальность издательства, равно как и величие издателя (чьи амбиции, кстати, должны соответствовать амбициям большого художника: издателю следует создавать великое дело, становясь, таким образом, в один ряд с лучшими авторами, которых он издает, – вот для чего все это нужно, уверяет Калассо), в первую очередь определяется формой выпускаемых им книг. Способностью придать единую форму многим томам, «как если бы они были главами одной единственной книги». Во-первых, пишет Калассо, форма крайне важна в выборе и последовательности книг, готовящихся к публикации. Во-вторых, форму следует придать сопроводительным текстам, и внешнему виду книги – обложке, верстке, дизайну, шрифтам и бумаге. Калассо, подтверждая незыблемость такого подхода, вспоминает Альда Мануция – своего соотечественника эпохи Ренессанса, одного из отцов издательского дела. Мануций любил сочинять – в жанре эпистол – краткие вводные тексты к книгам, которые и стали предшественниками современных введений, предисловий и послесловий. Кроме того – клапанов обложек, презентаций для книжных магазинов и рекламы.
«Это, - пишет автор об идеях Мануция, - был первый намек на то, что все книги, опубликованные одним издателем, можно рассматривать как звенья единой цепи, или как части книжной змеи, или как фрагменты единой книги, сложенной из всех книг, опубликованных этим издателем. Это, разумеется, самая смелая и амбициозная цель издателя, и такой она оставалась на протяжении пятисот лет». Если же кому-то эта цель кажется невыполнимой, то и заниматься издательством не стоит. «Если вам кажется, что речь идет о невыполнимой задаче, достаточно лишь напомнить, что и литература теряет все свое волшебство, если не таит в себе невозможное», - пишет Калассо.
Уникальность издательства, помимо прочего, заключается и в умении идти наперекор моде. И здесь Калассо уже касается собственного опыта: на заре Adelphi Калассо и его коллега Роберто Базлен взялись – в первую очередь – за критическое издание Ницше, которое, судя по всему, не очень соответствовало тогдашним настроениям в итальянском обществе. «Для Базлена, - вспоминает Калассо, - обладавшего такой проворностью ума, которой я ни у кого больше не встречал, критическое издание Ницше выглядело почти что справедливой очевидностью. С чего еще начинать? Тогда в Италии (60-е годы XX века) все еще доминировала культура, в которой эпитет иррациональный означал самое строгое осуждение. А основоположником всего иррационального мог быть только Ницше».
Такой – рисковый, но и учитывающий многолетний опыт – подход себя вполне оправдывает: Adelphi издает книги по сей день. Причем Калассо вовсе не пугают футуристические страшилки о повсеместной оцифровке. Скорее, они его нервируют: Калассо с раздражением рассуждает о статье, вышедшей в одном из американских изданий, в которой автор восторгается тем, что скоро, вероятно, вся информация – в том числе беспорядочно раскиданная по интернету – будет перенесена в одну огромную библиотеку. В которую, повторим, следует поместить вообще всю информацию – не только книги, но и музыку, песни, статьи и т.д. Калассо – и правильно – считает, что все это, книгоиздательство и музыка, есть разные виды искусства, которые, сведи их вместе по методу американского эссеиста, потеряют свой дух. А единая оцифрованная библиотека – это скорее кладбище, в первую очередь, да, для той же формы. И откуда – задается вопросом Калассо – взялась эта идея, что все книги непременно должны быть общедоступными? Они должны быть уникальными.
Уникальность и неповторимость… Возможно – это новый девиз книжного дела. Во всяком случае, именно к такому выводу можно прийти, если в паре с книгой Калассо читать новый роман Владимира Сорокина «Манарага». Сорокин – не только стилист высшего класса, но и умный и прозорливый «пророк»: в нулевые написал «День опричника» и «Сахарный Кремль» – вот вам казачьи патрули на улицах России и суд за ловлю покемонов в храме; написал «Теллурию» – вот вам сепаратизм в Европе, пусть пока только в восточной ее части. Так что вселенная «Манараги» (эволюционировавшая из «Теллурии) вполне может стать и нашей вселенной. В таком случае нас ждет послевоенное время, когда люди, устав от смертей и нищеты, поднакопив излишек денег, придадутся изысканному и извращенному досугу – book’n’grill. Его суть такова: повар, book’n’griller, пользуясь жаровней и эскалибуром (ножом), готовит на гриле блюда, пропитанные пламенем литературной классики. Причем это – значимость текста – играет колоссальную для главного героя роль: жарить на Горьком он, Геза, не будет. Зато осетрина на Достоевском или стейк на Фолкнере – это с радостью. Сами повара еще называют этот процесс чтением.
Интересно, что Сорокин, вкладывая в уста героя свои размышления о новой (в романе) роли книги, вовсе не плачется. Напротив, он, как и Калассо, преподносит работу (пусть и немного другую) с книгой как нечто рискованное и опасное, словом, обаятельное. Book’n’grill – запрещен законом, потому что книги больше не печатают; и, стало быть, главный герой и его коллеги по Кухне (подпольный картель, определяющий политику book’n’grill) постоянно рискуют, занимаясь чтением, которое им обеспечивают профи-грабители, орудующие по музеям. Да и во время самого book’n’grill могут, что называется, повязать.
Но вскоре, как всегда, появляется проблема в виде массового производства: его коварный враг планирует начать на Урале, в одной из пещер горы Манарага. Врага волнуют деньги. Гезу волнует романтика book’n’grill. Уникальность – да-да – этого процесса. «Кто держал шипящую говядину над пылающим Шекспиром, купленным под дулами пистолетов, кто стоял в белоснежном колпаке, глядя на лица внимательно жующих толстосумов, аристократов, политиков, бандитов и актеров, кто получал увесистую «котлету» в конверте за свой труд, - тот никогда уже не встанет у плитки в обычном ресторане. И над всей этой роскошью нависает топор закона. Пар от шипящих стейков конденсируется на его холодном лезвии, капли предупредительно падают нам на головы: кап, кап, кап… 6 лет, 9 лет, пожизненная… Риск, Риск. Но что такое жизнь без риска?», - размышляет Геза.
Так художественный и документальный текст говорят об одном – книги, хорошие уж точно, ничто не убьет: ими, по Калассо и Сорокину, занимаются самые отчаянные и вдохновенные люди, для которых первично искусство, а не деньги. «В отличие от книг, деньги плохо горят. Поэтому на них и не жарят».
Искусство издателя / Роберто Калассо; пер. с итальянского Александра Дунаева. – Москва : совместный проект издательства и музей современного искусства «Гараж».
Манарага: роман / Владимир Сорокин – Москва: Издательство CORPUS, 2017.