«Дистанция спасения» Саманты Швеблин
Автор: аргентинская писательница, номинантка Букеровской премии.
Вкратце: Когда вы читаете описание этой книги и видите слова «как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью...», ваш так называемый «горизонт ожиданий» заключает, что сейчас вы получите книгу уровня Маркеса или Борхеса. Если вы ко всему прочему заберетесь в «Википедию» и прочтёте, что среди любимых авторов Швеблин числятся Кафка с Достоевским, то зуд интереса становится интенсивнее. Что ж, напрасно. Не начинайте читать эту книгу, если у вас есть от неё какие-то заоблачные ожидания. Она, несомненно, хороша, но по-своему. Это как?
Правильнее будет звучать вопрос «для кого?», потому что читать стоит, если вы: а) любите хорошую жанровую литературу, б) учитесь писать хорошую жанровую литературу. «Дистанция спасения» – хоррор, из которого не сразу становится понятно, что это хоррор. Ассоциативно мне почему-то вспомнился недавно вышедший ужастик «Реинкарнация», хотя он, конечно, совсем о другом, – тема материнства и семьи в книге играет первостепенную роль.
Швеблин – отличная стилистка: написано всё живо, красиво, в тексте нет ничего лишнего. Отсюда мой совет начинающим авторам в этом жанре читать и учиться у неё. Атмосфера нагнетается умело и постепенно. Так постепенно, что меня буквально с первой страницы начало раздражать, что я ничего не понимаю и хочу узнать, в чём дело. Объём у книги маленький – как чтение на один вечер, когда захочется острых ощущений, сгодится лучше Кинга (но, понятное дело, хуже какого-нибудь «Сердца-обличителя» Эдгара По). Повторюсь: не беритесь, если ожидаете увидеть претендента в латиноамериканские классики магического реализма, – и беритесь во всех остальных случаях.
Цитата: «Я сразу задумываюсь: а могло ли со мной случиться то же самое, что случилось с Карлой? Вообще-то мне всегда лезет в голову самое худшее. Вот и сейчас я подсчитываю в уме, сколько времени понадобится, чтобы добежать от машины до Нины, если она вдруг кинется к бассейну и свалится в воду. Я называю это “дистанция спасения”, да, именно так я называю то расстояние, всегда разное, которое отделяет меня от дочки, и порой полдня провожу, прикидывая его, хотя на самом деле нередко веду себя более чем легкомысленно».
Издательство АСТ: CORPUS, 2018. Перевод Натальи Богомоловой.
«Некий господин Пекельный» Франсуа-Анри Дезерабля
Автор: французский писатель и бывший профессиональный хоккеист, Гонкуровский лауреат (выбор Румынии).
Вкратце: Если в предыдущей рецензии я советовала браться за книгу без особых ожиданий, но хвалила авторку за лаконичность и стиль, то теперь ожиданий у читателя должно быть ещё меньше, а терпения – больше. Потому что объёмы у книг плюс-минус одинаковы, но (пардон, имхо) редактор сильно пожалел Дезерабля. На самом деле я до сих пор уверена, что всё самое важное, что хотел донести автор, можно уместить в формат статьи с журналистским расследованием, потому что минимум до 50 главы (они, в основном, крошечные, как дневниковые записи) ничего по делу или хотя бы интересного вы не прочтёте.
Так кому же я могу посоветовать прочесть эту книгу? Горячим фанатам писателя Ромена Гари, на труде которого («Обещание на рассвете») построил свой околодетективный полуфикшн – полунон-фикшн Дезерабль. Пара сильных глав, которые трогают, хоть и не сообщают принципиально новой информации, посвящены Холокосту. Подозреваю также, что книга стала так популярна во Франции, потому что в ней есть то, что французы очень поощряют: гордость за свою страну (Ромен Гари считается великим французским писателем, хоть и был мигрантом с русско-еврейскими корнями). Русскоязычный читатель всем этим, скорее всего, попросту не проникнется. В остальном книга состоит из «воды» и самолюбования: Дезерабль старательно выискивает общие факты из своей биографии и биографии своего кумира, а когда находит, с удовольствием углубляется в тему. Самоиронизирует же он так редко, что этой иронии попросту не веришь.
Самое забавное, что Франсуа-Анри будто сам догадывается о своём грешке «водолея», потому как то и дело пишет: «Книга называлась “Мертвые души”, гоголевский шедевр, о котором, кстати, упоминает Гари в “Белой собаке” — романе, который я не очень-то люблю, по мне, так это растянутая на двести страниц газетная статья, к тому же топорно сварганенная» или «Как отличить, где настоящая литература, а где нет? “Если вы не получаете удовольствия, когда перечитываете книгу, — говорил Оскар Уайльд, — то ее и первый раз читать незачем”. Это критерий субъективный и завышенный, слишком завышенный и слишком узкий, но я с ним согласен: если тянет перечитать, значит, это литература». К сожалению, перечитывать эту «растянутую на сто пятьдесят страниц газетную статью» не хочется.
Цитата: «В Венеции, в зале Большого Совета Palazzo Ducale, висят портреты семидесяти шести дожей — всех, кроме Марино Фальеро, — его лицо с седой бородой и крупным носом заменено черным свитком, после того как он был осужден за измену и казнен здесь же, во дворе, а также приговорен к damnatio memoriae (проклятие памяти), посмертному приговору к забвению; такое наказание применялось в Древнем Риме и состояло в том, чтобы любыми средствами уничтожить задним числом все следы существования преступника.
Я уж подумал, не приговорен ли и Пекельный, хоть он, судя по всему, не был ни дожем, ни императором, к такому же damnatio memoriae. Архивы уцелели — ради этого люди рисковали своей жизнью, — но его имя пропало, вернее, осталось только на страницах книги Гари, как будто с любых других страниц его целенаправленно стирала беспощадная резинка».
Издательство АСТ: CORPUS, 2019. Перевод Натальи Мавлевич.
«Сюрреалисты в жизни» Десмонда Морриса
Автор: британский зоолог и этолог, а также художник-сюрреалист, телеведущий и популяризатор науки.
Вкратце: А вот единственная нон-фикшн книга в этой статье – на этот раз и единственная, которую я могу уверенно посоветовать читать всем, кто интересуется не только искусством, но также историей и человеческими душами. Хорошие учителя литературы научили меня, что контекст, в котором создавалась книга, всегда очень важен (особенно если книга хорошая). Так вот Моррис, который начинает повествование со слов «Эта книга представляет собой личный взгляд на сюрреалистов и рассказывает больше об их жизни, чем об их творчестве. Я ограничил свой предмет визуальным искусством и выбрал тридцать два художника, которых считаю наиболее интересными. Каждый из них представлен небольшим эссе, в котором кратко излагается история его жизни и обсуждается его личность», сам по себе интересен не только как исследователь сюрреализма. Во-первых, он не просто исследователь, а прижизненный наблюдатель, часто – друг и современник тех, о ком рассказывает. Во-вторых, его собственный путь в сюрреалисты (которые возникли как «окультуренные» дадаисты, то есть борцы с ортодоксальным милитаристским обществом) не обусловлен модой: когда Десмонду было 14, его отца убили на службе в вооруженных силах. Ценность книги Морриса заключается в его понимании – и попытке донести, – что контекст максимально важен для понимания любого вида искусства.
Что до содержания, начинает автор с небольшого, но довольно подробного ликбеза по истории возникновения и типам сюрреализма, объясняет разницу между категориями сюрреалистов, а уже потом начинает краткие жизнеописания тех тридцати двух художников, о которых сказано выше. О некоторых из них лично я услышала впервые, и тем не менее описаны они так интересно, что потом я часами сидела и разглядывала немногочисленные картинки в Гугле. О знаменитых же, вроде Сальвадора Дали, вы найдете не только то, что уже давно рассказано в «Википедии» и пабликах «ВК».
Ещё один момент: сначала вас, как меня, возможно, удивит, какое детальное внимание Моррис уделяет личной жизни каждого из описываемых им художников. Мою внутреннюю восточную женщину возмутило: что за «Пусть говорят» с обсасыванием сексуальных подробностей он устроил? Но, во-первых, напомню каждой такой внутренней восточной женщине (и мужчине), что автор (которому, к слову, уже 91 год!) не только сюрреалист, но также зоолог-этолог. Во-вторых, нас сразу предупредили, что книга больше о жизни, чем творчестве (вопреки заповеди «искусство – первично, жизнь – вторична»). В-третьих, да, всё это тоже контекст. Необходимый, чтобы толковать шедевры.
Цитата: «Во всей истории искусства нет другого художественного движения, в котором соседствовали бы два таких разных художника, как Магритт и Миро. Дело в том, что по своим истокам сюрреализм является не столько художественным движением, сколько философской концепцией. Это был всеобъемлющий образ жизни и деятельности — протест против истеблишмента, развязавшего ужасающе кровопролитную Первую мировую войну. Если традиционное общество ведет к таким отвратительным вещам, как война, то это общество само по себе тоже отвратительно».
Издательство Ad Marginem, 2019. Перевод Елизаветы Мирошниковой