3 июля 2017 года Нурсултан Назарбаев декриминализировал домашнее насилие, подписав закон, согласно которому статьи 108 и 109 УК РК – «Умышленное причинение легкого вреда здоровью» и «Побои», были перемещены в административный кодекс. 27 декабря 2019 года Касым-Жомартом Токаевым был подписан законопроект, предусматривающий административное наказание за «противоправные действия в сфере семейно-бытовых отношений». Таким образом бытовое насилие стало отдельным пунктом в кодексе об административных нарушениях. При этом наказание может быть вынесено как за физическое, так и за психологическое насилие.
В законе РК О профилактике бытового насилия, принятом еще в 2009 году, к домашнему относят четыре вида насилия:
Физическое насилие – умышленное причинение вреда здоровью путем применения физической силы и причинения физической боли.
Психологическое насилие – умышленное воздействие на психику человека, унижение чести и достоинства посредством угроз, оскорблений, шантажа или принуждение к совершению правонарушений или деяний, представляющих опасность для жизни или здоровья, а также ведущих к нарушению психического, физического и личностного развития.
Сексуальное насилие – умышленное противоправное действие, посягающее на половую неприкосновенность или половую свободу человека, а также действия сексуального характера по отношению к несовершеннолетним.
Экономическое насилие – умышленное лишение человека жилья, пищи, одежды, имущества, средств, на которые он имеет предусмотренное законом право.
Также в законе регулируется понятие «семейно-бытовых отношений» – это отношения между супругами, бывшими супругами, лицами, проживающими или проживавшими совместно, близкими родственниками, лицами, имеющими общего ребенка или детей.
Иллюстративное фото Жанары Каримовой
Нововведения, принятые в Административный кодекс, вызвали бурную реакцию среди общественников, адвокатов, юристов и блогеров. Необычной им показалась отмена штрафов, которые заменили на предупреждения. Сейчас по статье 73 КОАП («Противоправные действия в сфере семейно-бытовых отношений») за впервые совершенное над жертвой психологическое насилие, а это нецензурная брань, оскорбительное поведение, унижение, повреждение предметов домашнего обихода, насильник получит предупреждение, а за совершенное повторно в течение года – административный арест на срок до 10 суток. Статьи 73.1 («Умышленное причинение легкого вреда здоровью») и 73.2 («Побои») за впервые совершенное насилие предполагают предупреждение, за повторное – арест до 20 и 15 суток соответственно.
Правозащитники предположили, что таким образом в судах насильникам начнут «прощать» абьюз и избиение и при повторных случаях насилия вновь и вновь будут выписывать предупреждения. Однако позднее в МВД опровергли эту информацию, заявив, что за повторное нарушение законодательства в обязательном порядке следует арест.
В Уголовном кодексе также существует статья 110 («Истязание»), подразумевающая наказание за систематические побои и психические страдания. Наказания разнятся: штраф в размере до 1000 МРП, исправительные работы в том же размере, привлечение к общественным работам на срок до 600 часов, ограничение свободы на срок до двух лет, либо лишение свободы на тот же срок. Некоторые общественники и адвокаты все же называют статью нерабочей, потому что систематическое насилие доказывается в разы сложнее, нежели единичные случаи.
Административный арест был назначен 5 518 агрессорам, предупреждение выписали 4 099, штраф – 74. В день в 2019 году домашнему насилию подвергся 71 человек.
В 2016 году Комитет по статистике Министерства национальной экономики проводил выборочное обследование по насилию в отношении женщин. Результаты показали, что 17% женщин в возрасте от 18 до 75 лет, имевших или имеющих партнера, в течение жизни подвергались физическому и/или сексуальному насилию. В отчете также подчеркнули, что в основе насилия в отношении женщин лежит гендерное неравенство.
Как избежать наказания за истязание
Адвокатка Кундыз Оспан считает, что бытовое насилие носит латентный, скрытый характер, а чаще всего ему подвергаются женщины и дети, которые не обращаются в правоохранительные органы из-за страха мести. Слабое и зависимое положения агрессоры используют для самоутверждения, вновь и вновь подвергая жертв насилию. Пробелы в законодательстве вынуждают жертв возвращаться в семью к своему насильнику, потому что чаще всего они находятся в зависимом финансовом или психологическом состояниях.
«Сейчас за бытовое насилие предусмотрено наказание, которое регулируется двумя кодексами: об административных правонарушениях (КоАП) и уголовным (УК). Административным регламентируются такие виды бытового насилия, как побои (даже пощечина), причинение легкого вреда здоровью (когда не лишаешься трудоспособности, но насилие применено и есть следы). Раньше, до внесения изменений в КоАП, был предусмотрен штраф 10 МРП или 10 суток административного ареста (за побои) и 15 МРП или арест до 15 суток (за причинение легкого вреда здоровью). Теперь штраф заменили на предупреждение. Штраф остался только для тех, кто не состоит в семейно-бытовых отношениях. Арест происходит при повторном обращении – на усмотрение суда. Но если нет отягчающих обстоятельств, в первый раз суд обязан применить предупреждение», – рассказывает Оспан.
Адвокатка против такого изменения, поскольку предупреждение делает жертву еще более уязвимой, так как насильник все равно вернется к ней. По ее словам, ни штраф, ни предупреждение не смогут ликвидировать совершение актов домашнего насилия в будущем.
Камила Ковязина, социологиня, долгое время изучающая проблемы бытового насилия, придерживается другого мнения. При старом законодательстве девушки часто забирали заявление, потому что сотрудницы подразделения по защите женщин сразу предупреждали: агрессору выпишут штраф, который ударит по семейному бюджету. Сейчас же, по мнению Ковязиной, предупреждение поможет жертвам довести дело до конца. Она также отметила, что вынесение сферы «семейно-бытовых отношений» в отдельную статью положительно повлияет на правовую статистику – есть вероятность, что она станет более открытой и точной.
Помимо предупреждений и арестов, в Казахстане используется другая мера пресечения домашнего насилия – защитное предписание. Это документ с указаниями, которые должен выполнять насильник, если его нахождение рядом с жертвой пагубно сказывается на ее состоянии или угрожает ее жизни. Например, в полиции могут запретить приближаться к жертве на определенный срок и распивать алкогольные напитки. Однако и за нарушение защитного предписания предусмотрено только предупреждение. По мнению Кундыз Оспан, в этом случае правонарушитель оказывается безнаказанным, а жертва – незащищенной.
Дина Смаилова, лидерка движения против насилия над женщинами #НеМолчи, уверена, что защитные предписания должны выписываться полицейскими немедленно на месте совершения правонарушения, также оно должно распространяться на всех членов семьи, а не на одну лишь жертву. «При нарушении защитного предписания первый раз можно обойтись предупреждением или небольшим сроком, а во второй раз уже привлекать к уголовной ответственности. Если человек не понимает, то это закончится поджогом, убийством, чем угодно. Он будет приходить к жертве на работу, домой, воровать детей – все, чтобы манипулировать и поставить ее на колени. Здесь нужно применять серьезные меры», – отмечает Смаилова.
С принятием нового законопроекта, по мнению активистки, изменилось немного: по первому звонку жертвы полиция никаких мер не предпримет, но теперь большая часть нагрузки уйдет на суды: «У нас есть очень четкие установки: первый вызов – это профилактическая беседа, второй – профилактическая беседа в отделении полиции, если побои зафиксированы. Если избиение продолжается, то жертву могут направить на экспертизу. Как правило, фиксируется легкий вред здоровью. Сейчас, насколько мы поняли, даже сотрясение мозга – это легкий вред здоровью. Каждый раз вызывая полицию, женщина видит, что им все равно. То есть каждый раз жертвы ждут, что их либо искалечат, либо убьют. Вариантов нет».
По словам Смаиловой, в статье 110 «Истязание», нет четкого понятия «многократных побоев». То есть при обращении в правоохранительные органы, жертва не может отличить побои от многократных побоев, потому что количество актов физического насилия никак не регулируется. Более того, как отметила Оспан, статья нерабочая и в части доказательств, потому что жертвы скрывают побои, которые со временем проходят. Спустя определенное количество времени экспертизы уже не покажут факта избиения.
«У нас была жертва в прошлом году. У нее на руках было семь защитных предписаний за 9 лет совместной жизни. Она неоднократно попадала в больницу, принесла кучу справок с зафиксированными побоями. Но не было нескольких экспертиз. У нее сотрясение мозга, сломанная челюсть, он пинал ее в живот, а она была беременна. Девушка попросила деньги на аборт, а ее муж начал скакать у нее на животе с криками: «Я сам тебе сделаю аборт». Есть четкая статья, что истязание – это избиение заведомо беременной. Даже не надо было для этого быть многократно избитой. Но она принесла массу доказательств, что ее избивали многократно, что она беременна. Уголовную статью мужу в итоге не дали. Мы писали в генеральную прокуратуру, потому что они даже по явным признакам не квалифицируют как истязание. Дело закончилось тем, что его засудили по побоям средней тяжести. Всегда найдется способ вытащить мужчину», – делится Смаилова.
Организация «Коргау» под руководством Анны Рыль занимается с жертвами бытового насилия с 2009 года. Изначально это стало вынужденной мерой: «Мы занимались подростками, а потом поняли, что жертвам насилия никто не оказывает помощи. В столице мы были первым приютом. Через два года, когда открылся государственный кризисный центр, а это хорошая альтернатива, в Казахстане заработало больше 30 кризисных центров – как частных, так и государственных. Государственные центры напрямую финансируются из бюджета страны, частным же приходится выживать, потому что не всегда госзаказ начинается с января».
Тем не менее, в последнее время ситуация улучшилась, потому что вопрос с жертвами бытового насилия был разрешен после разработки стандартов, через которые происходит финансирование. Теперь можно заключать договор напрямую с поставщиком данных услуг. Во всех остальных случаях происходит госсоцзаказ, и у него есть обратная сторона. Частным кризисным центрам намного сложнее, потому что госсоцзаказ не предусматривает институциональное развитие, а это ремонт помещения, его оборудование – все ложится на плечи руководителей. Кроме того, чтобы женщина была размещена в кризисный центр, она должна написать заявление в полицию, объясняет Рыль.
«Многие женщины отказываются, потому что им стыдно, они боятся последствий. Меня часто спрашивают: «Но ведь женщины сами возвращаются?» Я говорю: «Да, возвращаются, и многие из них не хотят разводиться, потому что они хотели бы жить с этим мужчиной, но им нужно, чтобы он не унижал и не бил их». На стадии ухаживания человек один, а как только женщина выходит замуж, на нее ложатся определенные обязанности, она не может распоряжаться своими временем и финансами, она постоянно должна обслуживать мужчину. Плюс на нее ложится воспитание детей, а родственники мужа не считают нужным ей помочь, наоборот – придираются. В последнее время происходит что-то странное: к нам приходят женщины, свекрови которых безосновательно жестоко к ним относятся. Выгоняют, не дают забрать ребенка».
Анна выделила несколько наиболее актуальных сценариев развития насилия. В первом случае женщина изначально агрессивно воспринимается на территории мужа, ей никаким образом не помогают интегрироваться в семью. Во втором – женщину экономически контролируют: или запрещают ей работать, или заставляют отчитываться о всех ее финансах, или она должна отдавать деньги матери мужа, или имущество, заработанное вместе, сразу переписывается на супруга. В третьем случае свекровь и отец не отдают детей матери. Отец воспитанием детей не занимается, это становится обязанностью бабушки, при этом мать к детям не подпускают. Это очень плохо сказывается на психике женщины и детей, рассказывает Рыль. Часто отцы специально при детях избивают матерей, чтобы на подсознательном уровне дети боялись подходить к матери, — лишь бы с ней ничего не случилось.
Вылечить последствия
Чаще всего жертвы обращаются к психологам и психотерапевтам с различными запросами, а домашнее насилие впоследствии встречается в анамнезе клиенток и клиентов. Проблема в том, что они не расценивают происходящее как совершенные над ними акты насилия и считают это нормальным. По словам психотерапевта Ягдара Туреханова, в казахстанской культуре принято считать, что «пока не побьют – это вовсе не насилие».
Туреханов отмечает, что нет людей, склонных к виктимности от рождения, потому что ее можно только воспитать. Если ребенок с детства видит, что кто-то из его членов семьи подвергается насилию, то ситуация кажется ему обыденной. В будущем виктимный человек не сможет осознать причинно-следственную связь и распознать, когда над ним совершается акт насилия.
«Ребенок, все детство наблюдающий, как бьют его родителя, иногда может даже понимать, что что-то не так, по-детски решить для себя: «Я никогда не попаду в такую ситуацию!», а потом вырасти и неосознанно повторять модель поведения своих родителей. Гораздо чаще, я думаю, насилие происходит именно неосознанно: человеку кажется где-то в глубине души, что других вариантов решить ситуацию просто нет. Ему самому может быть плохо от того, что он бьет другого человека. Он начинает искать себе оправдания: «Ну я же не просто так, меня же довели». Насилие – последний способ решения проблем. Все-таки люди развивались как существа, которые умеют договариваться. Тех же, кто рождается с потребностью к насилию, – маленький процент состоящих на учете психопатов», – рассказывает Туреханов.
Сложность психологического насилия в том, что его непросто осознать, особенно если жертва привязана к своему насильнику. Однако психотерапевт уверен, что психологическая зависимость – вопрос низкой самооценки, когда женщине кажется, что без своего мужа она не сможет ничего достичь. При этом последствия психологического насилия никак не легче последствий систематических избиений.
«Домашнее насилие со стороны женщин в отношении своих детей – это ненависть к своему ребенку. Но тут парадоксальная ситуация: ненависть – нормальное чувство, что в нашей культуре таковым не считается, особенно в отношении своего ребенка. Тогда как любая мать рано или поздно возненавидит своего ребенка, особенно в первый год его жизни, когда у нее послеродовая депрессия, недосып. И вот она подавляет эту ненависть, а та никуда не девается, создает напряжение и потом выливается в конфликт с криками и ударами, даже если ситуация того не стоила. Поможет тут только принятие: «Я ненавижу своего ребенка». Это нормально. Мысль о том, что ты хочешь кого-то убить, у нас приравнивается к тому, что ты психически больной убийца. Но злость и ненависть знакома всем, и есть пропасть между «захотеть» и «сделать». А у нас люди растут с нездоровой установкой: если я злюсь, значит, я больной. Человек все это в себе держит, подавляет, а потом реагирует неадекватно в классическом «состоянии аффекта». А стоило бы подумать: «Хорошо, я ненавижу. Почему я это чувствую и что теперь с этим делать?» Должна появиться модель нормального взаимодействия между людьми. В любой непонятной ситуации – договаривайся. У нас, к сожалению, в любой непонятной ситуации – бей. Или беги. Но если ты побежал – ты слабак, значит, гноби себя, не можешь ударить его – бей себя изнутри», – подытоживает психотерапевт.
К слову, в статье 73 КоАП («Противоправные действия в сфере семейно-бытовых отношений») предусматривается ответственность за брань, оскорбительное приставание, унижение, повреждение предметов домашнего обихода и другие действия, выражающие неуважение. В этой статье не написано, что это психологическое насилие, но по характеристике все эти действия подпадают под его определение, объясняет Кундыз Оспан.
Психотерапевтка Жибек Жолдасова отмечает, что любые побои – это не только физическое, но и психологическое воздействие. Воздействия бывают не только краткосрочные, но и отдаленные. Те последствия, которые возникают непосредственно после нанесения побоев – это травмы всех внутренних органов: от костей до травм печени, почек и так далее. Отдаленные последствия таких травм будут еще более неблагоприятными. Например, многократные черепно-мозговые травмы могут привести к более раннему воздействую слабоумия – деменции. Жертвы постоянно будут находиться в депрессиях, тревожно-фобических заболеваниях, будут переживать панические атаки, а это может длиться годами.
«Психологическое насилие непосредственно воздействует на мозг человека и способствует развитию депрессивных состояний, тревожно-панических расстройств, панических атак, различных вариантов других психических заболеваний, вплоть до совершения суицида. Можно с помощью психологического насилия довести до самоубийства. Я не думаю, что какое-то из этих видов насилия наиболее вредно. Они дают одинаково тяжелые последствия», – делится Жолдасова.
Что делать?
Анна Рыль объясняет, что некоторые мужчины самореализуются, вымещая злость на женщинах. Вполне возможно, что у живого человека есть претензии, причины для придирок, и женщина имеет право высказывать их, но это не провокация: «Женщины должны меняться, и нам надо прекратить воспитывать наших дочерей такими тихими и покорными. Это единственный выбор. Воспитанием мальчиков сейчас никто не занимается. Изменения в законодательстве могут быть лишь сдерживающим фактором преступлений в отношении женщин, но не могут искоренить насилие. С насилием надо бороться путем воспитания и проводимых информационных компаний. Когда вступаешь в брак, стоит понимать, что, если доверишь кому-то свои деньги или свое имущество, не факт, что тебе его вернут. Изначально нужно отстаивать свои права и на стадии ухаживаний не давать грубо к себе относиться. Не надо продолжать отношения с человеком, который неуважительно к вам относится. Он не исправится. Если его родственники изначально ведут себя негативно по отношению к вам, то нужно садиться и разговаривать о том, что происходит. Надо перестать закрывать глаза. Если оформляете жилье – оформляйте на обоих».
Ягдар Туреханов, как и остальные спикеры, уверен, что агрессорам тоже необходима терапия. Желательно – профилактическая, со школы, пока ничего страшного еще не произошло. Ключевое для такой профилактики – самооценка, с которой нужно работать с детского возраста. Она, по мнению психотерапевта, зависит от воспитания и массовой культуры. Человек должен знать – или хотя бы осознавать – свои права, уметь отстаивать свою точку зрения. Это бы, в том числе, помогло уменьшить количество насилия.
«Когда я учился, был предмет – психология семейной жизни, которого лучше бы не было. Мальчиков и девочек делили, первым внушали, что мужчина должен зарабатывать, а вторым – что женщина должна заботиться о семейном очаге. Эти преподаватели навязывали свое представление о мире, не базируясь ни на каком научном подходе. Никакого посыла «мы растим свободных людей, уверенных в себе». Психологи должны вести свой предмет, в котором будут готовить детей ко взрослой жизни».
Прийти к психотерапевту – страшно, потому что в нашем обществе это не принято. Но если человек пришел, делится Туреханов, это уже 50% шанса на исцеление. Полностью исцелиться очень сложно, но возможно. «У психологов в поликлиниках есть диплом, но они не знают, что делать. В Казахстане нет ни культуры психологической помощи, ни культуры обращения за психологической помощью. И все это накладывается на то, что люди сами боятся, сами себя стигматизируют. Недавно на повышении квалификации психотерапевт-спикер рассказывал, что в их клинике побои – однозначный повод женщине разводиться. В чем-то я с ним соглашусь. Можно попытаться понять человека и пожить отдельно некоторое время, но в общем и целом, пока оба не изменятся и не станут другими людьми, переосмыслившими свое поведение, себя, свою жизнь – смысла оставаться вместе нет. Люди – небольшой их процент – меняются, но очень тяжело».
По мнению Туреханова, со стороны государства должны предоставляться большая зарплата и строгая аттестация специалистов. Тогда появится грамотная психологическая помощь на уровне страны. Пока же ситуация кажется психотерапевту безвыходной: «Что делать женщине, живущей где-нибудь в колхозе без денег, без возможности посещать терапевта, полностью зависимой от мужа? А если она так воспитана, что ей кажется, будто жить можно только так? Что-то нужно менять основательно, прямо с детского сада. Человеку с нормальной самооценкой не попадаются насильники, он вообще вне дискурса и не видит таких людей. Если он вырос в здоровой семье, ему кажется, что все такие, только с такими людьми он и общается».
Кундыз Оспан считает, что арест до 15 суток навряд ли решит проблему: все зависит от типа личности. Для некоторых достаточно самого факта привлечения к ответственности, чтобы бояться повторять причинение боли, а другим все равно – 15 суток или больше. Конечно, поясняет адвокатка, никто не может создать идеальный закон, который бы защитил всех жертв и свел бы к нулю бытовое насилие. Но стремиться к уменьшению ужасающих цифр нужно, важно, чтобы и государство, и общество, работали комплексно.
«К тому же, у нас нет специально обученных адвокатов и психологов для работы с жертвами бытового насилия, которые оплачивались бы за счет государственного бюджета. К адвокатам жертвы обращаются обычно тогда, когда наступают плачевные последствия (средний и тяжкий вред здоровью) и приходится оформлять развод. Привлечение к административной ответственности обычно не подпадает под оказание бесплатной юридической помощи. Жертвы вынуждены оставаться без адвокатов. Нужно поднимать этот вопрос, чтобы государство могло спонсировать или финансировать юридическую помощь адвокатов, которые знают, как работать с жертвами. Многие жертвы закрываются, и адвокат должен обладать высокой эмпатией, чтобы сопереживать жертве и быть на ее стороне».
Если вы стали свидетелем того, как парень избивает девушку, или слышите крики соседей за стеной, при которых жертва просит помощи, а агрессор бьет мебель и посуду или причиняет жертве физическую боль, вы можете вызвать полицию, но административное дело будет открыто только в том случае, если жертва напишет заявление. В данном случае, поясняет Оспан, нужно вносить изменения в законодательство, чтобы заявление могла написать не только жертва, часто боящаяся своего агрессора, но и свидетель тоже. Если законодательно будет предусмотрено, что любой неравнодушный человек, который вызвал полицию, может написать заявление, то у агрессора будет больше страха перед совершением правонарушения. Другая проблема – жертвы примиряются с агрессорами, даже если сначала решаются написать заявление, а дело открывают и передают в суд. На основании примирения дело прекратят, а агрессор не понесет никакой ответственности. Адвокатка считает, что нужно исключать возможность примирения жертвы и агрессора.
«Кроме оказания жертве юридической и психологической помощи, государство должно спонсировать широкое распространение убежищ для жертв бытового насилия. В крупных городах Казахстана есть кризисные центры, но в глубинках и регионах они отсутствуют. И вообще необходимо повышать правовую культуру населения: с детства, в семье и учебных заведениях, объяснять, что причинять физическую боль – плохо. Многие совершают необдуманные действия из-за чувства безнаказанности – надо объяснять, что это не так, и за правонарушение последует наказание. Зачастую агрессоры-правонарушители тоже нуждаются в психологической помощи, потому что не умеют управлять своими эмоциями. Жертва – жена, ребенок – просто оказывается самым доступным объектом в окружении».
Камила Ковязина предлагает апеллировать к опыту развитых стран, где активно применяется терапия как для жертв, так и для насильников: «Нужно учиться справляться со своим гневом, понимать, что ты не просто так сорвался, а в тебе есть проблема, которую нужно решить. Но у нас даже с жертвами плохо поставлена работа. Почти в каждом регионе есть кризисные центры, но не при каждом из них есть приют. Психологическое здоровье наших людей в очень тяжелом состоянии. У нас много психически искалеченных людей. Это идет из детства: мы либо видим, как дерутся и ругаются родители, либо нас самих бьют. Это превращается в норму, в паттерн. Есть исследования, в которых говорится, что если ребенка бьют в детстве, то он будет воспроизводить эту манеру поведения и бить своих детей. Комстат после опроса подытожил, что если девочка видела, как её мать избивают, то её саму вероятнее всего будут избивать. С этим надо работать. Многие просто этого не понимают».
Ковязина согласна с тем, что об этом нужно говорить еще со школы. Объяснять, что у каждого человека есть личное пространство и если оно нарушается, то человека нужно либо ограничивать, либо кому-то об этом сообщать. Нужно, так же опасно, как физическое насилие.
«Нам нужно понять, какие изменения нужны в законодательстве. Когда говорят о нашем положительном опыте, говорят о защитных предписаниях и кризисных центрах. Технически, законом это предусмотрено, но насколько это реализовывается? Нужно, чтобы было государственное финансирование кризисных центров. Нам нужна широкая сеть психологов, которые будут работать с жертвами и насильниками. В подразделении по защите женщин должно быть больше сотрудниц. Они не успевают просто обзванивать своих подопечных. В школах и университетах должны быть молодежные центры, социальные работники и психологи. Нужно повышать информированность населения о том, что такое бытовое насилие и каким оно бывает. Информационная работа должна вестись постоянно».
Отдельная ситуация обстоит с сельской местностью, где девушкам стыдно обращаться к участковым, потому что единственный участковый на все село – чей-нибудь родственник, который всем обо всем расскажет: «Нужно хотя бы в районных центрах и городах организовывать кризисные центры, которые могут предоставить анонимность. Нужны выездные мероприятия. Обвинение должно стать полностью публичным. Каждый может написать заявление, будь то сосед или же простой прохожий. Обвинение должно идти от государства: «Республика Казахстан против вот такого абьюзера».
Дина Смаилова выступает за проведение основательного учета. Если женщина попала в больницу с любой травмой из-за бытового насилия, даже с простыми синяками, нужно заводить для нее отдельную карту и ставить в отдельный ящик. Фиксировать по датам, сколько раз она у них побывала. Это же должно происходить и в полицейском участке, только с насильниками. Если абьюзер уже один раз привлекался по административным статьям, то он должен находиться в отдельном банке данных.
«Все они должны состоять на учете. А у нас все травмы: бытовые, несчастные случаи, автомобильные аварии, травмы на работе объединяют в минздраве и выводят в одну статистику. Почему в больницах нужно отдельно выделять жертв? Врачи должны сами вести статистику. Откуда, например, у женщины появилась болезнь Альцгеймера к 50-ти годам? От побоев. Масса доказательств тому, что женщин чаще всего бьют по голове. Сейчас даже штрафы с них сняли. Ну что с ним случится, если он 10-15 суток отсидит? Это не метод борьбы с насилием. Насилие надо искоренять самыми жесткими мерами. Злостных нарушителей будут сажать, но есть моменты, которые в нашем законодательстве прописаны некорректно. Например, есть такое понятие как «решение суда». Насильник понимает, что его из зала суда могут увести и закрыть, и просто не приходит на заседание. Судья без него выносит арест на 20 суток, а кто правонарушителя будет искать?» Согласно статье 669 КоАП, насильник имеет возможность в течение двух месяцев скрываться от правосудия, а после срок давности исполнения наказания истечет.
На последнем круглом столе, который организовала омбудсменка по правам человека Эльвира Азимова, #НеМолчи принимали участие в обсуждениях нового законопроекта и вносили свои предложения. Организация предлагала сделать обвинение публичным, чтобы написать заявление мог любой человек, а также увеличивать количество мобильных групп по реагированию на бытовое насилие: «У нас якобы есть мобильные группы, но выезжают по Алматы ничтожное количество. А такие группы нам очень нужны. Сейчас нам нужно консолидировать силы. К сожалению, большинство наших НПО разобщены, потому что идет постоянная борьба за гранты и влияние. Правозащитные организации не должны устраивать соревнования между собой».
Первая сложность, с которой сталкивается жертва при обращении в полицию – она не получает достоверной информации и четких инструкций. Она не будет знать последовательность разбирательств, потому что жертвам нужны инструкции в видимом поле. Жертв надо встречать заботливо и аккуратно, не нарушая их прав. Жертвы боятся полицию, потому что не знают, что с ними будет. Полиция обесценивает травмы, испуг, ущерб здоровью, начинает обвинять жертву, а это отношение надо менять.
«Любая зависимость – хороший звонок для того, чтобы подумать о том, что нужно менять свою жизнь. Менять отношение к самой себе, в первую очередь. Если это связано с насилием, то тут нужно просто брать и уходить. Я не вижу смысла в браке, если муж один или два раза поднимал на вас руку. Женщины должны очень четко ставить перед своими мужьями рамки. Мы не позволим поднимать руки на нас», – подытожила Дина.