Вика Шария, создательница бутикового туристического агентства «ODA DMS Georgia»
14 августа – обычный жаркий день, и он ничем бы не отличался от других дней. Я обожала проводить время в Сухуми в доме бабу и бебо (дедушки и бабушки). Долгое время я была единственной и любимой внучкой. Мне было скучно, и я стала упрашивать мамиду (сестру папы) пойти в гости. Я обожала ходить в гости, меня всюду ждали и баловали. Но мы включили телевизор и узнали о войне. Мне только исполнилось шестнадцать лет.
Мы пробыли в Сухуми август, сентябрь и начало октября 1992 года. Жили на улице Чанба или на Венецианском шоссе. Об этой улице писал Нодар Думбадзе. И надо сказать, что на нашей улице жило много известных людей. Например, дизайнер Демна Гвасалия тоже с улицы Чанба. Или же Владимир Векуа – лидер грузинского национально – освободительного движения, который погиб тремя годами ранее при столкновении с абхазскими сепаратистами. Тогда в 1989 году уже была попытка диверсии. Хотели расшатать целостность Грузии, но им не удалось. В течение трёх лет работала пропаганда, и сеялся раздор.
Я эвакуировалась из Сухуми на ТУ-154. Это было 8 или 9 октября. Страшно вспоминать. Салон самолета битком заполняли детьми, собаками и стариками. Мой дядя закинул меня, весом 40 килограммов, в самолёт. Можно сказать, что чудом перекинул в воздухе. Я была в шоковом состоянии. Рядом со мной в самолёте сидела бабушка с шестимесячной девочкой в розовых башмачках. А в руках был один голубой башмачок. Она оставила второго своего внука-близняшку на руках у сына в Сухуми. Матери младенцев не было в живых. Всю дорогу она причитала и не знала, куда и к кому она едет, и как теперь забрать внука.
Самолёт колошматило, и простыня соскользнула с лица одного из солдат. Это был Леван Абашидзе – самый красивый актёр, игравший в знаменитом культовом фильме «Песвеби» («Корни»). Жуткое зрелище.
Мы не взяли с собой вообще ничего. Всё осталось там. Моя мама от войны бежала из Гагры второго октября. В Гагре было много зверств и убийств. А я, находясь на каникулах в Сухуми, долгое время не знала, живы ли она и другие мои родные.
Мы эвакуировались в Тбилиси, и нас расселили как всех бежавших от войны в гостинице «Иверия». Но родственники быстро забрали нас к себе домой в Сололаки на улицу Мачабели. Разделили с нами кров, еду и одежду.
Война выжгла во мне желание видеть будущее. Мой воспалённый мозг не видел жизни после тридцати лет, я почему-то думала, что я скоро умру. Потом это прошло. Знаю точно только одно: я всегда носила в себе уверенность, что я родилась и жила когда-то в самом настоящем раю. Потому с достоинством относилась к своему происхождению, корням и месту, откуда я.
В то же время война сделала меня очень сильной и выносливой. Самой большой травмой было то, что моего дедушку и мою тётю взяли в плен абхазы после падения Сухуми в 1993 году. Папа выкупил их за какие-то колоссальные деньги, и нам передали их на границе. Но эти три-четыре месяца переживаний о них не прошли бесследно для моей психики. Моих дедушку и бабушку с маминой стороны держали пару месяцев дома в заложниках, несколько раз их выводили якобы на расстрел и издевались. Когда в 1993 году они оказались в Тбилиси, дедушка долго не протянул. Умер от тоски и горя по дому. Услышал плохую новость и на месте скончался. Вот я маленькая с ним на фото.
И, конечно, когда началась война в Украине, я перестала спать. Меня будто откинуло назад в 1992 год. Буквально поехала крыша. Мне понадобились антидепрессанты и помощь невролога. В 2008 году, когда Россия снова напала на нас, я тоже погружалась в страшную депрессию. Но тогда мне было 31 год, война шла пять дней. В это время я была на долгосрочном тренинге в Греции и выкарабкалась сама.
Сейчас мой дом в Тбилиси. Я заработала и купила себе и своему сыну квартиру – теперь это наш дом.
В нашем доме в Сухуми когда-то жил старый грек, а кто живёт сейчас – не знаю. В Гагре наш дом с прекрасным видом на море стал частью гостиничного комплекса – его занял «предприимчивый» человек по фамилии Гвазава. Он прибрал себе все грузинские дома и построил бизнес.
Если бы я оказалась в Абхазии, то в первую очередь пошла бы на могилы моих предков. В Гагре я бы пошла в Гагринский парк, в свою школу, на свою улицу, в свою музыкальную школу. В Сухуми бы прошлась по набережной. По горсовету. Прошлась мимо грифонов. Пошла бы к нашей родственнице Нани Шария в аптеку под часами. В ботанический сад, в обезьяний питомник. Я бы пошла даже в лечкомбинат, где лежала на лечении моя бабушка.
Нежной любовью я вспоминаю Сухуми и Гагры. И мы обязательно вернёмся к себе домой.
Георгий Джахая, блогер cyxymu.info
Война началась как-то внезапно, неуклюже и непонятно, откуда и зачем. В июне 1992 года я окончил школу, в июле поступил в вуз и строил планы на будущее, но они превратились в пыль с началом войны.
14 августа 1992 года мы сидели дома, мимо нас проехало несколько танков и БМП с грузинскими флагами. Над нами пролетел боевой вертолет Ми-24. Мы выбежали на балкон и увидели как вертушка сделала круг над городом, развернулась, прошла над морем и дала залп НУРСами по морю. Мы подумали, что это какие-то учения, но тут услышали стрельбу в районе дачи Сталина. И всем стало понятно, что началась война.
Война продлилась 13 месяцев и 13 дней. Все это время мы провели в Сухуми, часто под бомбами и снарядами, которыми абхазская сторона обстреливала жилые кварталы Сухуми. Все подписанные мирные соглашения абхазская сторона нарушала. И в итоге последнее соглашение о прекращении огня Грузия выполнила и вывела войска, а абхазские отряды атаковали разоруженный город и захватили его.
Я и моя семья, как и сотни тысяч других грузин покинули родной город и Абхазию. Взять с собой мы смогли лишь два сумки: одна с документами, вторая с лекарствами. Так и оказались в Тбилиси без крыши над головой.
К сожалению, моему поколению в Грузии досталось больше всего. Мы были восемнадцатилетние, горячая кровь, многие погибли на войне, защищая свою Родину. Многие судьбы оказались искалечены. Но мы прошли войну и выжили, получив уникальный жизненный опыт, который не раз пригодился лично мне.
Наш класс был очень дружный, и после войны мы не потеряли друг друга. Поддерживаем связь, общаемся, несмотря на то, что нас война раскидала по разным странам. В этом году 30 лет нашего выпускного, а нам всё никак не удалось собраться вместе.
В нашей квартире живет абхазский милиционер, захвативший нашу собственность. В доме тёти жил другой абхаз, несколько лет назад он снёс его и строит гостиницу.
Когда я вернусь в Сухуми, я в первую очередь пойду на могилы предков. Это главное, что осталось у меня в Сухуми.
Когда началась война в Украине, я не мог сдержать слезы. Перед глазами предстала трагедия, свидетелями которой мы были в Абхазии, но в более больших масштабах. И конца этой войне пока не видно.
Кети Надарейшвили, мама троих детей
Мне было 7 лет, когда началась война. Я родилась и жила в Гагре — в доме с маленьким, но с очень красивым двором, с фонтаном и кафе «Инга». Мой отец сам построил это кафе.
Я и сейчас помню запах выпечки и музыку сборника Сан-Ремо и Патрисии Каас. Также у нас была дача рядом с санаторием «Украина». Его построили ещё в 1935 году. Сейчас этот санаторий назвали «Москва». Там был просто чудесный вид на море. Этот санаторий и наша дача находились на холме у берега моря. Можно было подняться к нам с пляжа с помощью панорамного лифта или по каменной лестнице. У нас были очень тёплые соседи, я к ним часто без разрешения ходила маленькой. По сей день я обожаю запах турецкого кофе и цитрусов. Аромат напоминает мне, как соседи приходили к нам пить кофе по утрам.
Во время войны я помню только разговоры — все были уверены в нашей победе. Никто до последнего не думал, что мы не вернёмся. Из Гагр мы уехали на дачу с семьями друзей. Мама взяла только одну сумку с вещами, папа говорил: «Не бери много, мы вскоре вернёмся назад». Кто знал тогда? С террасы нашей дачи я видела, как бомбили мой родной город.
Мы завтракали, когда пришли друзья папы и сказали, что Гагра пала и нужно срочно уезжать. Мы уехали с мамой, а папа остался. Но позже приехал и он.
Я была маленькой и не очень хорошо помню очерёдность событий. С одной сумкой мы жили сначала со всеми беженцами в гостинице «Иверия». Потом в Батуми в гостинице «Медея». В Цхалтубо в санатории, в Махинджаури в санатории. Позже в селе Носири. Всюду понемногу. В 1994 году мы переехали в Украину.
Война оставила страх. Оставила осадок постоянной утраты и навязанной судьбы. Как будто жизнь подменили. Сидишь и думаешь: «А как бы всё сложилось? Как это иметь свой дом? Свою комнату? Ходить в свою школу, а не менять одноклассников каждый год?» В общем итоге я поменяла шесть школ.
Война в Украине — моя боль вдвойне. Мы же жили там, но уехали в 1998 году. Школу я оканчивала в Тбилиси. Наша деревня в Украине тоже под бомбёжкой русских военных. Мои друзья в бегах по всему миру. Подруги из Украины сказали мне: «Теперь мы понимаем, как вам было тогда».
Кети сейчас
Мой дом в Гаграх сожгли. Армяне построили там отель. И рекламу этого отеля я видела на youtube. Даже улица не переименована. Вбиваешь в поиск, и выходит сайт отеля в моём дворе. А дача стала кафе – это тоже поиск выдаёт.
Если бы я смогла оказаться в родной Гагре, я бы пошла сначала на мою улицу и дачу. А потом на кладбище, там похоронены бабушка, дедушка и прадедушка с папиной стороны.
Большинство беженцев из Абхазии за тридцать с лишним лет обзавелись стенами и крышей над головой. Но ощущение дома после внезапной войны восстановить никому не под силу.