6 апреля 2022 года, Рим. Купив сладостей и прихватив куклу-мотанку из своей коллекции, еду в детский госпиталь Palidoro - Ospedale Pediatrico Bambino Gesù. Выхожу на станции, идёт мелкий тёплый апрельский дождь и пахнет морем. И нет ни одного человека. Где находится остановка, с которой можно уехать в госпиталь — непонятно. Билеты на общественный транспорт в Италии продаются в табачных лавках, но я не вижу ни одной. Ни одного магазина, ни одного бара-ресторана. Такси тоже нет. Решила дождаться автобус, но вдруг понимаю, что наличных денег у меня нет. Но мне повезло. Нужный автобус быстро приехал, а водитель, услышав, что я еду в детский госпиталь и у меня нет наличных, не взял оплату и довез куда надо. Впоследствии, когда я приезжала ещё несколько раз сюда, у меня никогда не брали денег за проезд. Видимо, душевные и любящие детей итальянцы тем самым проявляли своё сочувствие к детям войны.
Госпиталь большой, ищу нужное мне отделение, а медперсонал уточняет: «Tu sei amica di donna ucraina?» («Вы подруга женщины из Украины?»). Si-si, certo.
«Да-да, я подруга украинской женщины», отвечаю я им, а сама думаю о том, что сейчас впервые увижу Юлю, маму Саши. Они чудом выжили и вырвались из ада, который был в Буче, Ирпене и Гостомеле. Это три маленьких, уютных и красивых городка рядом с Киевом, практически пригород столицы. Юля с семьей жила в Гостомеле и после начала полномасштабного российского вторжения в Украину они всей семьей пытались выехать оттуда, но попали под обстрел в Буче на улице Яблонской. В машине было четверо: Юля, ее муж, Иванна — дочь мужа от первого брака и Саша — дочь Юли от ее первого брака. Машину расстреляли, а отца семейства убили прямо на глазах жены и дочек. Потом Юля с девочками бежала под обстрелами и укрылась в первом попавшемся подвале с еле-еле закрывающейся железкой дверью.
Девятилетнюю Сашу Филипчук ранили в руку и только спустя два дня удалось попасть в больницу (хоть и на оккупированной территории). Саше сделали операцию, ее жизнь спасли, но руку — нет.
Волнуюсь перед встречей: что говорить, как поддержать Юлю? Что вообще можно сказать женщине, чей ребёнок лишился руки, а мужа расстреляли на глазах всей семьи? С какими словами передавать ей гостинцы, на которые скидывались женщины из Казахстана?
Медсестра велела ждать в коридоре. Юля идёт мне навстречу. Хрупкая блондинка с красивыми глазами. Мы обнимаем друг друга и молча плачем. Ощущение, будто мы знаем друг друга очень давно.
Мы с Юлей в детском госпитале Рима, на улице тёплый апрель, пахнет весной, слышно пение птиц и как шумит море, которое совсем рядом. Она рассказывает свою историю: о любимом и любящем муже, о том, какой у них был красивый и уютный дом, о счастливой семейной жизни.
Юля вспоминает, каково это — находиться в больнице, где присутствуют только российские военные, диктующие свои правила жизни. Но иногда прерывается, вздыхает и тихо плачет. Потом смотрит на меня глазами, полными слез и задаёт вопрос, на который у меня нет ответа: «За что они нас пришли убивать? За что? Чем мы это заслужили? Что мы им плохого сделали? Чем мой ребёнок это заслужил? А мой муж? В чем он виноват? Он Афган прошёл и умер вот так, на наших глазах. Его просто убили. Ни за что».
Мне пора уже собираться, обнимаю Юлю на прощание и спрашиваю, что им особенно хочется, чем помочь? Юля отвечает, что всё необходимое есть и помощи очень много. В этой больнице она познакомилась с тремя девушками-украинками, которые давно живут в Италии. Они привозили в госпиталь домашнюю еду, среди которой было нематериальное культурное наследие ЮНЕСКО — украинский борщ. Вообще, врачи запрещали есть такое и Юля с папами других украинских детей прятали борщ. Мы с Юлей смеёмся. А потом она как-то уютно и по-девочковому просит меня: «Могла бы ты, пожалуйста, приезжать и просто со мной разговаривать?». Конечно, я могу.
Мы с Юлей впервые увиделись 6 апреля, а накануне, 5 апреля, миру стали известны зверства, которые происходили в Буче, и военные преступления, совершенные там российской армией.
Бучу и другие соседние города деоккупировали 31 марта и сразу же в первые дни апреля город посетили иностранные журналисты, некоторые европейские политики и президент Еврокомиссии. Трагедия в Буче вошла в современную мировую историю как «Резня в Буче».
История Юли и ее 9-летней дочери Саши Филипчук, потерявшей левую руку, получила широкую огласку во многом благодаря Елене Зеленской, первой леди Украины. В середине марта она в своих социальных сетях опубликовала первый пост о Саше и о том, как ей удалось спастись. Зеленская ещё несколько раз рассказывала о том, как совместными усилиями нескольких международных организаций и государственных структур удалось сделать для Саши самый легкий и удобный в мире протез руки.
Изначально ко мне история Саши и ее мамы Юли пришла с трёх разных сторон. Вообще, каждый раз, когда происходят массовые убийства мирных жителей в Украине, то со многими жертвами у меня обнаруживаются общие друзья и знакомые. Никогда не думала, что война может быть так близко.
В начале марта я увидела на ФБ посты отчаяния своей подруги Ани, с которой мы подружились, когда она жила в Алматы, а я в Киеве.
Анна, 5 марта: «БУЧА, ЗЕЛЁНЫЙ КОРИДОР. Как это возможно? Моя подруга с раненой дочерью прячутся в подвале. У ребёнка в руке пуля, состояние критичное. Нужно их вывести оттуда до темноты и доставить на трассу! Наших ребят там нет! Точный адрес и все детали местонахождения я сброшу проверенному контакту в личные сообщения. Пожалуйста, друзья, помогите!»
Так через Аню я узнала про Юлю и Сашу. И в дальнейшем, пока не познакомилась с Сашей лично, держала с ней связь через нашу общую подругу Аню, всю информацию и новости узнавала через нее. Когда стало известно, что Юлю с Сашей эвакуируют не просто в Италию, а именно в Рим, мы с Аней решили, что, скорее всего Юле понадобится моя помощь.
Но в тот момент, в начале марта, кроме постов Ани, параллельно в фейсбуке я читала и другие посты про Сашу и призывы помочь ей спастись. Оказалось, что мой знакомый ресторатор и родной папа Саши — близкие друзья. А уже позже, ближе к концу апреля, когда и мы с Юлей уже лично познакомились и сдружились, и история Саши стала всемирно известной, мне написал мой киевский приятель. Мы с ним познакомились в Киеве, а подружились, когда он по работе переехал в Алматы. Он написал:
«Сестра девочки Саши, которой ампутировали руку — это дочь моей подруги, которая давно умерла. Иванка, так зовут сводную сестру Саши — лучшая подруга моей сестры. И вообще она всегда друг нашей семьи. У неё отца убили на глазах, это был Сашин отчим. Она осталась полной сиротой… Она сама не понимает, как им удалось выжить в этом аду».
Юля рассказала, что никакой эвакуации из подвала, в котором они провели два дня, не было:
«Да, нам несколько сотен раз звонили, спрашивали, где мы, но потом говорили прямо: «Извини, но вы находитесь в таком аду, что к вам никто не доберётся, никто не сможет доехать. Выбирайтесь оттуда, как можете сами».
Шли почти три км, шли под обстрелами, шли через ж/д дорогу, шли мимо танков. Вот как мы добрались до больницы. И это было очень страшно! Особенно, когда снайпер стрельнул рядом с нами, мол, давайте быстрее чешите. Просто нам никто не смог помочь. Мы до больницы дошли сами. А когда Сашу передали врачам, мы с Иванной упали на пол и начали рыдать, потому что поняли, что пережили за эти дни, за эти часы и за эти минуты».
Каждый раз, когда я от кого-то слышала нечто вроде: «Буча — это фейк и постановочный спектакль», то спокойно, но настойчиво предлагала этим людям составить мне компанию и вместе съездить в детский госпиталь, навестить эвакуированных украинцев и, глядя им в глаза сказать, что Буча — это фейк. Желающие почему-то в очередь не выстраивались. А ведь все истории реальны, все персонажи не вымышлены.
Эти страшные времена подружили меня с несколькими женщинами из России, которые давно живут в Риме. Это, конечно, очень щепетильный и чувствительный момент. Каждый раз я аккуратно интересовалась у Юли и у отцов других раненых девочек, не против ли они, если я приеду не одна, а в компании россиян? Комфортно ли им будет? Всегда шла ремарка, что это россияне, десятилетиями живущие в Италии, и они не поддерживают войну. И родители не были против. Так и говорили, что многие люди им помогают, и они верят, что есть среди россиян те, кто против этой войны.
До момента выписки Юли и Саши в июне, я их навещала примерно раз в две недели. Иногда ездила одна, но чаще компанию мне составляли мои римские подруги. Ездили вместе с моей украинской подругой, которая в Риме оказалась из-за войны. Ездили с моей римской приятельницей Олей, родом из Санкт-Петербурга. Мы ездили навещать Юлю и Сашу (хотя с Сашей познакомились только уже после ее выписки), но фактически получалось, что мы навещали четыре украинские семьи. На тот момент в римский детский госпиталь были эвакуированы из Украины: Юля с дочкой Сашей и ещё три отца со своими дочками. Две семьи (включая Юлю с Сашей) находились в госпитале рядом с морем, а ещё две семьи лежали в детском госпитале, который находится в центре вечного города, по соседству с Ватиканом.
Моя приятельница Оля выступила инициатором того, чтобы дарить украинцам подарки на праздники и на их дни рождения, предлагала услуги своего друга-парикмахера, экскурсию по Риму. Когда мы шли с Олей в госпиталь, который рядом с Ватиканом, она немного грустно сказала мне: «Мне важно знать, что конкретно эти люди меня не ненавидят».
За время поездок к Юле мы с ней очень сдружились. Она считает, что я ей помогала, но на самом деле это она очень сильно помогла мне. Первые две недели марта я чувствовала какую-то беспросветность и безысходность. Искренние разговоры с Юлей действовали на меня успокаивающе и ободряюще.
Как-то раз, в одну из поездок к Юле, мы с ней сидели за деревянным столом во дворе госпиталя и разговаривали. Говорили о жизни, об Украине и Юля вдруг спросила, где в Риме можно заказать цветные линзы с доставкой в больницу. Я ей рассказала про свой обычный путь от дома до госпиталя, и предположила, что доставка сюда вряд ли приедет. Но этот короткий диалог про желание снова носить цветные линзы стал для меня знаком, что Юля от всего пережитого более-менее приходит в себя. После этого наши разговоры уже были не только про войну и о канувшей в прошлое мирной, счастливой жизни, но и о каких-то милых, бытовых, чисто женских вещах.
***
В июне девочек выписали и гуманитарная организация, занимающаяся временными переселенцами и беженцами, подселила их в семью с красивым домом и большим бассейном во дворе.
В Италии действовала социальная программа «Открой дом для Украины». Её суть в том, что римские семьи могли помочь украинским беженцам тем, что размещали их у себя дома.
Социальный работник из детского госпиталя зарегистрировал Юлю с Сашей в эту программу и им помогла одна такая итальянская семейная пара. Хозяйка дома, сеньора по имени Жанин — скульптор. Несколько лет назад она принимала участие в проекте «Рука помощи детям»: сделала инсталляцию в виде детских ладошек на полотне. Таких полотен было несколько, но в конце выставки Жанин обнаружила, что у нее сохранились не все элементы инсталляции. Когда они с мужем приехали в госпиталь знакомиться с Юлей и Сашей, то случайно обнаружили недостающий фрагмент — он висит на одной из стен именно того отделения, где проходила лечение и восстановление Саша. В этот момент Жанин поняла, что это знак, и она должна приютить у себя дома именно Юлю с Сашей.
***
Моя римская подруга Джина одна из тех, с кем в Риме меня свела, познакомила и подружила война в Украине. Джина — красивая девушка с копной кудрявых волос и чуть хриплым голосом. У неё русско-азербайджанские корни и она переехала в Рим почти 20 лет назад из Хабаровска. Джина — гид и мы с ней были знакомы заочно по инстаграму. Она откликнулась, когда я искала человека с машиной, чтобы свозить другую украинскую женщину с ребёнком в миграционную полицию для оформления необходимых документов. Через какое-то время Джина предложила провести экскурсию по Риму для украинских детей и их родителей. Так как многие уже выписались из больниц и уехали в другие города и страны, то на экскурсию смогли прийти только Юля с Сашей. Я пригласила присоединиться к экскурсии сына своих киевских знакомых, которые тоже оказались в Риме из-за войны в Украине. Джина провела великолепную и очень интересную экскурсию для детей. А ещё мы заглянули в еврейское гетто и попробовали знаменитый местный рикоттовый пирог, спасались от жары итальянским джелатто.
Не смотря на то, что с Юлей я общалась с апреля, с Сашей я впервые увиделась только летом, на этой самой экскурсии. Я чувствовала себя эмоционально подавленной и долго готовилась к встрече и знакомству с Сашей. Мне нужно было научиться сдерживать свои эмоции и не расплакаться при виде девочки. Мне очень сильно помогала сама Юля. Вечером, накануне экскурсии, мы с ней переписывались, и она настраивала меня: «Саша помогает мне не раскиснуть и держать себя в руках. И ты держи себя. Да, у неё нет руки. Да ещё и именно левой, а она левша. Но Жанара, мы ведь живы. Мы выжили в том аду. Нас не убили, нас не изнасиловали. И из всех вариантов, которые могли случиться, ампутация руки – это, наверное, лучше, чем ампутация ноги».
***
Юля с Сашей переехали в Канаду. Саша учится жить с протезом. Юля просто учится жить — без мужа, ради Саши, в новой стране. И ее восторженные сообщения про знакомство с фотографом Энни Лейбовиц сменяются посланиями, полными тоски по родине.
Энни Лейбовиц узнала про Сашу от первой леди Украины и как фотограф участвовала в социальном проекте, посвящённом войне. Саша была одной из героинь и Юля по-дружески поделилась: «Энни своим работами и творчеством привлекает внимание к тому, что каждый день в Украине гибнут мирные жители и дети. Удивительно, но чем круче человек, тем он проще в общении. Вот Энни именно такая. После фотосъёмки мы обнялись, и я попросила ее передать привет моему любимому актёру Джонни Деппу. И ведь она пообещала это сделать! Странная штука — жизнь». А ещё через несколько дней Юля написала: «У нас с Сашей в Канаде все хорошо. Учим английский язык с ней. Я работаю и очень хорошо устроилась — работа рядом с домом. Но знаешь, Жанар, я скучаю по своему дому, по мирной Украине, по своему мужу, который был для меня самым надёжным домом».