В ноябре 2016 года мир, едва оправившийся от известия о выходе Великобритании из Европейского союза, с тревогой наблюдал за еще одним событием, сулившим крупные неприятности для демократических сил. Объявить о своей победе на президентских выборах в США готовился миллиардер Дональд Трамп − икона реакционной политики последних десятилетий.
Во время избирательной кампании наблюдатели недоумевали от того, как эксцентричный бизнесмен завоевывает популярность, тут и там нападая на представителей класса богатых и влиятельных, частью которого он всегда являлся сам. Трамп упрекал их в коррумпированности и оторванности от интересов рядовых граждан, которые на его взгляд привели Америку к упадку.
«Слишком долго небольшая группа людей в столице нашей страны пожинала плоды правления, в то время как народ нес все расходы. <...> Мы, граждане Америки, получили великую для нашей нации возможность объединить усилия для переустройства страны», − говорит Трамп во время инаугурационной речи, анонсируя свою президентскую программу.
Более всего Трамп боролся с лидерами Демократической партии, обвиняя их в повышенном внимании к социальным меньшинствам и мигрантам. Защита прав различных групп (от женщин и ЛГБТ, до афро/латиноамериканцев и мусульман), по мнению политика, как раз и лишила американцев шансов на достойную жизнь.
Поэтому в годы президентства Трамп агрессивно выступал против законодательной поддержки меньшинств и мягкого миграционного режима. Этот курс он подкреплял антисоциальной политикой государства, снижением налогов для богатых и усилением экономического национализма США.
Положение широких слоев граждан это не улучшило, но сами меры стали базовым набором для правых радикалов во многих частях Европы. Их применение, как правило, обостряет исторически накопленные западом социально-экономические проблемы. Однако позиции правых партий от этого лишь крепнут.
Краткая история реакции
Историк Энцо Траверсо в книге «Новые лица фашизма: популисты и крайне правые» пишет, что Западный мир не переживал настолько сильного всплеска реакционных настроений с 1930-х годов. Их сегодняшнее развитие неизбежно пробуждает память о фашизме тех лет. Хотя социально-экономические обстоятельства, на фоне которых проявляются две эти тенденции, сильно отличаются друг от друга.
Фашизм возник в эпоху сильного государственного вмешательства в экономику, будучи реакцией на набирающие вес идеи о социальном благополучии для всех. Наблюдая за пролетарской революцией 1917 года в России и разрушительной для планеты Великой депрессией в США, правящие круги Германии объединились вокруг харизматической фигуры Гитлера, чтобы остановить угрожавшую им борьбу бедствующих масс за лучшие условия жизни.
Элиты Германии сопротивлялись социальным запросам того времени с помощью идей этнического национализма, расизма и антисемитизма. Назначая целые этнические группы виновниками ничтожного положения немцев, они мобилизовали людей в массовые движения, направляя их силу на укрепление экономики Германии. Стремясь установить господство не только внутри страны, но и вовне, немецкие элиты стали проводить внешнюю имперскую политику, вылившуюся во Вторую мировую войну.
Проигрыш фашистов в ней способствовал распространению принципов социального государства по всему миру. В каждой стране она воплощалась по-разному и всегда не без изъянов. Но впервые в истории человечества широким массам оказались доступны базовые блага вроде медицины, образования и бесплатного жилья.
Утверждение социальных принципов совпало (и отчасти обусловило) послевоенную индустриализацию основной части мира. Она принесла миллионам людей трудовые гарантии в виде постоянной занятости, высоких зарплат и пенсий.
Но уже в конце 1970-х годов в Европе и США начался демонтаж этой системы. Ему предшествовала череда экономических кризисов, которые провоцировал стремительный рост потребления в западных странах. Чтобы обуздать высокую инфляцию, европейские и американские власти, среди которых было множество представителей финансового бизнеса, начали сокращать социальные расходы и переносить производства в регионы с дешевой рабочей силой.
Западные страны вступили на путь деиндустриализации, вследствие которой их граждане теряли постоянные рабочие места и другие социальные гарантии. В каждой из них резко возросло неравенство, поскольку трансформация экономики позволила собственникам крупных предприятий перераспределить ресурсы в свою пользу. Их экономическое влияние плавно конвертировалось в политическое, что помогло им добиться как меньшего вмешательства государства в экономику, так и перестройки его институтов в интересах крупного бизнеса.
Экономическое расслоение и социальная незащищенность, эффект которых обострился из-за мирового финансового кризиса 2008 года, как раз и способствовали популярности крайне правых политиков. Каждый из них обращается к массам, страдающим от неравенства, убеждая их в том, что виновник бедственного положения людей − политические элиты, управляющие государством в интересах узкой прослойки богатых. При том что большинство правых политиков сами являются их представителями.
Возвышение правых радикалов произошло и потому, что распад СССР подорвал популярность идеи социального благополучия для всех. Это событие нанесло большой урон прогрессивным политическим силам по всему миру, в результате чего они перестали играть серьезную роль в публичной политике западных стран.
Несмотря на то, что многие политические партии, организации и объединения утратили интерес к социальной повестке, некоторые группы общества продолжили борьбу за справедливость. Обнаруживая неравенство каждый на своем уровне, расовые, национальные, гендерные и сексуальные меньшинства стали формировать низовые движения, требуя расширения и защиты своих прав.
Правые радикалы западных стран используют идентичности каждого из этих освободительных движений, чтобы выставить их в качестве еще одной фигуры врага, отнимающей ресурсы у большинства граждан.
Социальную линию они подкрепляют идеологической программой защиты нации как культурно, религиозно и этнически однородного сообщества. Эта установка предполагает защиту белого большинства, исповедующего христианство, поскольку именно оно, по мнению реакционных правых, является коренным населением западных стран. Противостоят же они исламской культуре, к которой принадлежит большая часть иммигрантов, пребывающих в западные страны из-за войн на Ближнем востоке.
В экономическом плане они выступают за возвращение национального суверенитета, бескомпромиссно критикуя глобализацию. Им также претит нынешняя система международных отношений и ее институты. Особенно это касается Европейского союза и его надгосударственных органов, поскольку своим чрезмерным контролем они связывают руки национальным элитам.
Как ни парадоксально, но опора на массы не мешает радикалам добиваться деполитизации общества. Они отвергают парламентские и общественные институты, которые лежат между главами государств и гражданами, отстаивая необходимость прямого выражения политической воли людей. Только реакционные лидеры должны представлять народ на политическом уровне, лишь иногда обращаясь к нему с вопросами через референдумы и плебисциты для подкрепления заранее принятых решений.
Фавориты правого поворота
Несмотря на то, что исследователи охватывают реакционные политические силы общим термином, они подчеркивают разницу их позиций и целей. Это не дает право мыслить их как единое течение, однако объединить их позволяет отсутствие целостной идеологии и тактический стиль ведения политики.
Популярность большинства из них вызвана не успехом их идей или управленческими достижениями. Как правило, правые политики не предлагают ничего нового, поскольку их мировоззрение лишено альтернативного образа будущего. Это подтверждается тем, что после попадания в парламент или на высокие должности правые радикалы проводят примерно ту же политику, что и прежние руководители.
К нынешнему моменту крупнейшими правыми партиями в Европе остаются «Право и справедливость» в Польше и Fidesz в Венгрии. Они руководят своими странами последние 10 лет, а их позиции укрепляются после каждых выборов. Многие реакционные силы Европы опираются именно на их опыт политической борьбы.
Fidesz является одной из самых правых политических партий в Европе. В 2015 году ее лидер и премьер-министр страны Виктор Орбан запустил жестокую кампанию против беженцев с Ближнего Востока: он начал строить заборы из колючей проволоки и создавать невыносимые условия содержания в предназначенных для них лагерях.
«Мы не рассматриваем этих людей как мусульманских беженцев. Мы видим в них мусульманских захватчиков. <...> Большое количество мусульман неизбежно ведет к созданию параллельных социумов, потому что христианское и мусульманское общества никогда не объединятся», − объяснял тогда свою логику Орбан.
Коллеги Fidesz из «Права и справедливости» в Польше, правящие страной с 2015 года, действуют схожим образом. Ключевым пунктом их прошлой предвыборной программы стало обещание ограничить аборты и права сексуальных меньшинств. Аборты были запрещены в 2020 году, что спровоцировало самые массовые протесты в стране с 1989 года.
«Эти идеологические, философские взгляды импортированы к нам, это не созданные Польшей убеждения. <...> Они представляют угрозу польской идентичности, нашей нации. Ставить под сомнение установки католической церкви — это непатриотический поступок», − говорил лидер польской «Права и справедливости» Ярослав Качиньский.
Обе партии действуют авторитарно: они ограничивают независимость судов, сужают пространство политического участия, игнорируют или силой подавляют протесты гражданского общества, а также останавливают работу независимых СМИ.
При этом в обеих странах зафиксированы одни из наиболее высоких уровней неравенства доходов в ЕС. Они имеют один из самых низких размеров налога на прибыль, высокие ставки НДС и «особые экономические зоны» с регрессивными налоговыми режимами для транснациональных корпораций.
С 2010 года страны пытаются совершить поворот к незападным рынкам России, Китая и Турции. Таким образом они надеются создать национальный класс зажиточных элит. На этом фоне примечательными стали конфликты Польши и Венгрии с руководством ЕС за потоки финансирования, которые участились после российского вторжения в Украину.
К примеру, Венгрия пытается вернуть замороженные из-за коррупционных нарушений $6,3 млрд, угрожая заблокировать пакет помощи Украине. Тогда как Польша сопротивляется решению заморозить €35 млрд, предназначенные для восстановления ее экономики после пандемии (которое было принято после судебной реформы, снизившей степень подконтрольности страны европейским властям).
Война и Путин
Поддержка правых партий особенно возросла с началом вторжения России в Украину, наслоившегося на экономические последствия пандемии коронавируса. На российскую нефть было наложено эмбарго, что привело к росту стоимости жизни во всех западных странах. Их правительства оказались неспособны предложить населению какие-либо продуктивные меры поддержки в условиях высокой инфляции, подстегнув тем самым и без того высокое недовольство граждан.
В Европейском союзе это актуализировало вопросы независимости от европарламента и других наднациональных институтов.
Сопредседатель ультраправой партии «Альтернатива для Германии» Алиса Вайдель, например, настаивала, что главной экономической жертвой войны стала «не Россия, и не Украина, а Германия». Страна лишилась регулярных поставок энергоносителей, и все по вине союзных властей.
Марин Ле-Пен, лидер французской партии «Национальный фронт», неоднократно утверждала: «внешняя политика Франции должна определяться Парижем, и ни один союз не имеет права говорить за саму страну». Она говорила это в контексте санкций, агитируя против ЕС своим опасением, что французы массово будут «терять работу, не смогут отапливать дома, иметь достаточно еды и пользоваться своими автомобилями».
Впрочем, реакционные политики Европы делали заявления не только о последствиях войны, но и о своем отношении к ее инициатору − президенту России Владимиру Путину. До начала этого конфликта они высказывали симпатии в его адрес, особенно за поддержку Путиным «традиционных» ценностей и воспрепятствование «пропаганде» ЛГБТ.
«Италии не помешали бы десятки таких людей, как [Путин], которые действуют в интересах своих граждан», — заявлял в 2018 году Маттео Сальвини, на тот момент министр внутренних дел Италии, который сегодня возглавляет анти-иммигрантскую партию «Лига».
Пиетет европейских реакционеров к России, помимо прочего, объясняется финансовыми потоками, которые российские структуры направляли правым партиям Европы.
К примеру, в 2014 году «Национальное собрание» (бывшее название «Национального фронта») получила кредит размером примерно в €9,4 млн., который мог быть выдан в качестве вознаграждения за позицию Ле Пен в пользу аннексии Крыма.
А в 2019 на счета итальянской партии «Лиги Севера» должны были поступить €65 млн. в качестве вознаграждения за создание пророссийского альянса из европейских правых партий.
Однако правые партии были вынуждены реже говорить о симпатиях к российскому режиму, чтобы не потерять голоса избирателей. Многие представители правого крыла впоследствии осудили вторжение, а часть из них стала требовать увеличения военной помощи Украине.
Скачок реакции
Во время последнего электорального цикла реакционным силам сыграло на руку бездействие части избирателей. Они продолжают игнорировать выборы из-за разочарования в своих правительствах, в течение нескольких десятилетий проводивших антисоциальную политику.
На последних выборах в Италии, прошедших в сентябре 2022 года, явка составила 64%, став самой низкой за всю историю существования страны. На них победили три правые партии: Forza Italia, Lega per Salvini Premier и Fratelli d'Italia, набрав в совокупности 44% голосов.
Их подъем произошел на фоне недовольства радикальными реформами рынка труда и пенсионной системы с 1990 годов. В результате них Италия стала единственной страной в ЕС, где с 1990 года продолжается снижение зарплат, а безработица постоянно находится на уровне 9-10%.
Выборы прошли досрочно из-за политического кризиса, вызванного отставкой третьего по счету правительства Италии с 2018 года. Fratelli d'Italia, получившая 26% голосов, не участвовала ни в одном из составов этих правительств, что помогло ей завоевать доверие избирателей. Его не подорвала даже историческая связь партии с фашизмом: после Второй мировой войны в нее уцелевшие функционеры диктатора Бенито Муссолини.
Интерес публики в основном был прикован к лидеру этой партии Джордже Мелони. Она выросла в среде рабочих масс, и по своему происхождению должна была придерживаться более социальных взглядов. Но основу ее кампании составили призывы к дискриминации ЛГБТ и мигрантов, которые по мнению политика ухудшают жизни людей и ввергают итальянцев в кризис идентичности.
«Мы не поддадимся идее, что итальянский народ должен вымереть. Приоритет Fratelli d'Italia − поддерживать рождаемость и защищать традиционную семью, ставя ее в центр социального государства и политического выбора каждого», − рассказывала Мелони о своих убеждениях еще в 2017 году, которые затем оформились в ее избирательную кампанию.
В Финляндии на парламентских выборах 2023 года победителями оказались правые партии «Национальная коалиция» и «Истинные финны». Предыдущее правительство, возглавляемое Санной Марин из Социал-демократической партии и опиравшейся на профсоюзы, перед своим избранием обещало улучшить жизнь масс, собираясь восстановить государство всеобщего благосостояния. Однако позднее оно столкнулось с серией забастовок и не смогло выполнить требования рабочих.
В это же время ультраправая партия «Истинных финнов» переключала внимание с социальных проблем на вопросы безопасности, активизировав анти-мигрантскую и гомофобную риторику. Вместе с тем обе правые партии выступили за снижение налогов и государственных расходов. При этом они поспешили парировать упреки в том, что проводят антисоциальную политику.
«Мы поддерживаем систему социального обеспечения, финансируемую за счет налогов, и систему социальной защиты, а также труд финов. Разве это делает нас левыми? Мы хотим сократить разросшийся государственный сектор, расставить приоритеты в государственных расходах и поддержать предпринимательство. Разве это делает нас правыми?», − говорила в преддверии выборов глава «Истинных финов» Риикка Пурра.
Однако 2016 году, когда «Национальная коалиция» руководила министерством финансов, «Истинные финны» помогли заморозить заработные платы, продлить рабочее время и переложить на работников расходы по соцобеспечению.
Во Франции тем временем растет влияние партии «Национальное собрание». На выборах 2022 года она держалась повестки экономического национализма и защиты рабочего класса. Ее лидер с 2011 по 2022 год Марин Ле Пен успешно использовала проблемы роста цен и санкций. Помимо этого во Франции появилась новая праворадикальная партия «Реконкиста», сделавшая антимусульманскую риторику центральным элементом своей кампании. Обе партии заявляли, что стремятся обуздать полномочия ЕС и заняться строительством «Европы свободных наций».
На президентских выборах Ле Пен заняла второе место, уступив действующему президенту Эммануэлю Макрону в первом туре менее 5%. Ее проигрыш во многом объясняется настроениями избирателей, подозревающих Ле Пен в связях с российским режимом. При этом на парламентских выборах «Национальному собранию» удалось получить сразу 89 мандатов − в 10 раз больше, чем на выборах 2017 года.
Наблюдая эту динамику, Макрон сам решил примкнуть к правому политическому спектру. В апреле 2023 года он подписал закон, повышающий пенсионный возраст с 62 до 64 лет. Президент Франции пытался провести реформу еще в 2019 году, но она была остановлена серией забастовок и начинающейся пандемией.
Спустя почти четыре года Макрон сделал это в обход парламента, где его партия потеряла большинство, и при полном игнорировании возобновившихся протестов, на которые выходят миллионы граждан. Демонстрации и стоклновения митингующих с полицией время от времени продолжаются в стране по сей день.
Германии тоже не удалось избежать наплыва реакции. В декабре 2022 года полиция страны арестовала 25 участников ультраправой экстремистской группы «Патриотический союз», готовившей заговор по свержению руководства страны. Они готовились штурмовать здание парламента, чтобы восстановить монархию, воздвигнув на престол Генриха XIII − потомка немецкой королевской семьи.
Участники «Патриотического союза» − люди с экстремистским прошлым, политики, бизнесмены, бывшие и действующие военные, а также члены ультраправой партии «Альтернатива для Германии» (АдГ), имеющей 78 мест в нижней палате парламента. По словам исследователей, на группу влияли различные теории заговора, а также движение Reichsbürger, считавшее, что Германию контролирует США, Великобритания и Франция.
АдГ, в свою очередь, является относительно новой политической силой в Германии, сочетающей евроскептицизм и антимиграционную позицию. При этом ее популярность в последние месяцы бьет рекорды. Долгое время ядром избирателей партии являлись жители Восточной Германии, по которым деиндустриализация страны и выросшая из-за этого безработица ударила больнее всего. Однако последние опросы показывают перекос в сторону состоятельных людей в возрасте 30-39 лет, а также студентов и выпускников вузов.
В своей книге Траверсо резюмирует, что развитие крайне правых политических сил в Европе еще не достигло финальных масштабов. Потенциал для расширения им дает отсутствие внятной политической альтернативы, способной предложить социально ориентированный курс.
«Но доминирующая сила в мировой экономике − финансовый капитал − пока не делает ставку на [крайне правые] движения. Хотя сценарий, при котором к власти придут правые радикалы, а ЕС распадется, повлечет за собой реорганизацию <...> всего континента. В условиях затянувшегося хаоса возможно все. Именно это, по сути, и произошло в Германии в 1930-1933 годах, когда нацисты вырвались из маргиналов, а движение "разъяренных плебеев" стало неизбежным собеседником крупного бизнеса, а затем и армии», − предостерегает исследователь.