Токийская Олимпиада планировалась в доковидную эпоху, а прошла в ковидную. Человечеству, вероятно, повезло, что право провести эту Олимпиаду выпало именно Японии. Представьте на секунду, что свыше 90 000 спортсменов, журналистов, сопровождающих лиц и персонала оказались бы в августе 2021 в Рио-де-Жанейро вместо Токио. Оба города соревновались за право проведения Олимпиады с 2007 года — и окончательный выбор очередной даты и места были, по сути, лотереей. Несмотря на общественное давление, администрация Токио и правительство Японии предпочли сохранить лицо и не стали отменять игры, обеспечив при этом максимальный уровень безопасности для участников.
Будущее Олимпийских игр как события при этом остается туманным. Если пандемию не удастся победить (или если штаммы вируса будут мутировать со скоростью, превышающей изобретение вакцин), то проведение очередных Олимпиад превратится в логистический кошмар. Но и при более благополучных сценариях проведение следующих Олимпиад в том виде, в котором к ним привыкло большинство людей, остается под больших вопросом. Я пишу этот текст в Париже, где должная пройти следующая летняя Олимпиада. Но остается непонятным, что будет с перемещениями через три года, равно как и то, что будет со спортсменами и болельщиками из стран, у которых не будет своих вакцин. Да и есть ли вообще смысл проводить огромное мероприятие, если риск массового заражения людей будет оставаться высоким?
Летние Олимпиады, как известно, проводятся раз в четыре года. Я живу достаточно долго, чтобы иметь с чем сравнить эту странную Олимпиаду, и достаточно мало, чтобы утратить интерес к такого рода мероприятиям как таковым. Первая Олимпиада, за которой я следил внимательно, будучи подростком, прошла в 2000-м году в Сиднее. Афины 2004-го запомнились не самими играми, но многочисленными скандалами, которые её сопровождали, и послевкусием экономического фиаско. Большинство объектов, которые город построил к Олимпиаде, оказались заброшены после игр: использовать их было некому, а содержать не на что. К тому же, проведение Олимпиады сильно поспособствовало финансовому кризису, который в итоге привёл к дефолту Греции и многолетнему политическому кризису.
2008 год застал меня в Пекине: тогда я несколько раз посетил олимпийскую деревню, чтобы сделать интервью с атлетами из Казахстана. Ребята рассказывали об отборе на Олимпиаду, о тренировках и выступлениях, о пекинском быте и о своих проблемах на родине. Кто-то плохо выступил из-за травм, кто-то ждал следующего этапа. Общение было поучительно тем, что к эфемерности происходящего все относились без драмы: да, праздник спорта скоро закончится, и да, спортивная карьера скоротечна. Нужно принимать это и идти дальше: присутствовать, брать от жизни всё, выжимать из себя по максимуму.
Лондон-2012 запомнился грандиозной церемонией открытия, а также мерами безопасности, достойными “Черного зеркала.” Следующая, тридцать первая по счету Олимпиада прошла в Рио-де-Жанейро, в августе 2016-го. Политическая обстановка в Бразилии на тот момент была настолько нестабильной, что многие думали, что Олимпиада и вовсе не состоится. В мае 2016 года президенту Дилме Руссеф был объявлен импичмент, и в крупных городах регулярно проходили многотысячные акции в ее поддержку. Во время церемонии открытия Олимпиады на стадионе Маракана было слышно, как публика скандирует “Fora Temer” (“Долой Темера”), призывая уйти в отставку вице-президента Мишеля Темера, который стоял за импичментом Руссеф, чтобы стать её преемником. В то время я жил в Бразилии и отчетливо помню: мы с друзьями, леворадикальной университетской богемой, сидели в переполненном баре и смотрели открытие Олимпиады по телевизору. Темер в прямом эфире объявлял игры открытыми, публика скандировала ему “убирайся вон,” а все присутствующие в баре (и в других барах неподалеку) присоединились к ору на стадионе. Потом происходило ещё много интересных событий: на играх впервые выступила команда беженцев, а предприимчивые бразильцы бесконечно грабили иностранных спортсменов на улицах Рио. Сама Олимпиада вскрыла множество проблем города — выяснилось, например, что канализацию из некоторых районов просто сливают в залив Гуанабара. И вот наступил Токио 2020 — скучная церемония открытия, пустые арены, состоявшиеся, но выхолощенные игры. Quid postea?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что ни прерывание игр, ни изменение их формата не является чем-то из ряда вон. В 393 году император Феодосий отменил очередные Олимпийские игры, которые до этого проходили в течение 1169 лет (!), потому что они казались ему слишком языческими. Начиная с 18-го века, игры возродили сначала в Англии, затем в Греции и во Франции, где они служили различным национальным проектам. Окончательная институционализация произошла в 1896 году, когда Пьер де Кубертен создал международную организацию, которая является прототипом Международного Олимпийского Комитета (МОК), и вдохновил проведение новых игр в Афинах в 1896 году. С тех пор игры проходили более или менее регулярно, с отменами из-за мировых войн в 1916, 1940, и 1944 годах. Формат мероприятия за последние сто лет, однако, изменился кардинально. Постоянно расширялся список принимающих и участвующих стран, а также количество участников. Женщины участвовали в Олимпийских играх в первый раз лишь в 1900 году (в античности их участие и вовсе каралось смертной казнью) и всего в четырех дисциплинах, тогда их количество составило лишь 2,2% от общего числа участников. К середине XX века женщины могли принимать участие во многих спортивных соревнованиях, но их количество от общего числа атлетов по-прежнему оставалось незначительным. Тренд начал по-настоящему меняться лишь с середины 80-х годов, когда количество женщин-атлетов выросло с 20% до рекордных 48.8% в 2021 году.
Сегодня устойчивость Олимпиады как международного института определяется несколькими факторами. Во-первых, это бюрократическая основа, на которой держатся игры. Помимо МОКа существуют национальные олимпийские комитеты, а также многочисленные спортивные федерации, аффилированные с МОК или национальными комитетами. Во-вторых, будучи крупным массовым мероприятием, Олимпиада является коммерческим проектом. Интересно при этом, что расходы на инфраструктуру и безопасность осуществляются за счёт принимающих стран и городов, а миллиардные доходы от продажи прав на трансляцию игр, символики и прибыль от спонсоров поступают в бюджет МОКа. Третий и самый важный фактор — это национализм. Не все из нас следят за соревнованиями, но многих волнует, сколько медалей завоюет наша страна. Главными символами любой Олимпиады, по сути, являются флаги и гимны — по ним ориентируются, маркируют и опознают, ведут подсчёт и вручают медали. Медиа большинства стран уделяет внимание своим делегациям, а не атлетам из других стран. Многие из нас всеми силами желают, чтобы наша собственная страна не оказалась хуже страны X, Y или Z в общем медальном зачёте, и с пристрастием следят за тем, как “чужие” судьи относятся к “нашим” спортсменам.
Всё это, конечно, является анахронизмом: как и в других сферах, в спорте национальная принадлежность — это вопрос перспективы — рекорды индивидуальны, гражданство — это следствие бюрократии, а количество фанатов зависит от харизмы и достижений того или иного атлета. Однако никто не спешит что-либо менять, а национальные государства остаются опорой олимпийского движения. В классической работе 1995 года, Майкл Биллиг ввёл термин “банальный национализм.” Основная идея Биллига состояла в том, что существуют практики, которые формируют у людей устойчивое (и искаженное?) представление о мире как о пространстве, разделённом на национальные государства естественным образом. Никакой естественности при этом не существует, потому что практики эти являются изобретенными, а их конструирование обеспечивается повторяемостью и укоренённостью происходящего в сознании людей. В своей работе Биллиг изучал спортивные события внутри отдельных стран, а Олимпийские игры упомянул лишь вскользь. В XXI первом веке, к его мысли, наверное, стоит добавить лишь то, что, будучи явлением транснациональным, Олимпийские игры тем не менее способствуют сохранению духа национальных государств и как нельзя лучше подходят для ненавязчивого поддержания патриотизма в быстро меняющемся мире. Остается лишь гадать, что останется от всего этого на фоне пандемии.