Ярослав Разумов, специально для Vласти
Априори наукой должны заниматься профи. Но в казахстанской науке проблем, в том числе кадровых, всегда было достаточно много. Например, 20 лет назад в газете «Азия» вышло мое интервью с Нурбулатом Масановым, посвященное проблемам казахстанской исторической науки.
Тогда множество названных проблем, казалось, были порождены советской системой. Но теперь, после того, как научное пространство вроде бы стало деидеологизировано и плюралистично, ситуация должна была исправиться.
Однако сегодня проблем и соответствующих вопросов стало еще больше. На них я попросил ответить ученика Н. Масанова, д.и.н., главного научного сотрудника научного Центра гуманитарных исследований «Евразия» при Евразийском национальном университете им. Л.Н. Гумилева Айболата Кушкумбаева.
- Айболат, как можно оценить путь, пройденный казахстанской наукой за период независимости? Смогла ли она реализовать те возможности и надежды, что ожидались в начале 1990-х?
- Ситуация неоднозначна и противоречива. С одной стороны, за последние два десятилетия появилась независимое казахстанское научно-историческое сообщество, и сформировалась соответствующая историографическая традиция. На протяжении всего этого периода идет самостоятельное и относительно свободное развитие казахстанской исторической науки. С другой стороны…
В начале провозглашения суверенитета казалось, что становление новой национальной истории Казахстана будет развиваться на собственной научно-историографической традиции, сложившейся в предшествующий период.
Предполагалось, конечно, что на смену прежним догмам постепенно придут новые концептуальные идеи и своя научная парадигма исторического знания. Но, к сожалению, нового понимания и основательного переосмысления собственного исторического прошлого, исходя из новых политических и социальных реалий, тогда не произошло.
Хотя уже в середине 90-х гг. была разработана и представлена «Концепция становления исторического сознания в РК», но опять же, фактически слабо востребованная самим же казахстанским научно-историческим сообществом.
Если Вы сейчас спросите о ее тогдашнем значении у многих исследователей, то с трудом найдете тех, кто знает реальное содержание этого документа, даже на уровне ведущих приоритетов. Думаю, что сейчас, наступила такая пора, и есть надежда, что концептуально-качественное понимание национальной истории и глубоко вдумчивая самооценка как отдаленного, так и недавнего прошлого будет взвешенной и достаточно серьезной.
- Но написано исторических трудов, статей за эти двадцать лет немало… Не как ученый, но как «пользователь» могу сказать, что были и весьма интересные.
Естественно, нельзя сказать, что за 20 лет ничего не было сделано усилиями наших ученых. Например, в рамках провозглашенных главных новых ориентиров исторической науки страны, как известно, готовилось академическое пятитомное издание Истории Казахстана с древнейших времен и до современности, закончившееся три года назад выпуском последнего пятого тома.
Практически на подготовку и завершение этого издания ушло почти 15 лет! Выпуск такого обобщающего исторического труда явился, безусловно, заметным итогом большого труда авторского коллектива казахстанских историков, археологов, этнографов, востоковедов и других ученых.
По известной и хорошо разрекламированной государственной культурной программе «Мәдени мұра» в 2000-х гг. был издан большой корпус исторических источников. Но при этом, по оценкам некоторых специалистов и экспертов, этот солидный источниковедческий «багаж» остался слабо востребованным не только широкой общественностью, но и даже профессиональными исследователями. О причинах этого явления разговор должен быть отдельный.
- Могу поддержать эти слова и заметить, что такая картина не только в исторической науке. Но – на взгляд ученого – в чем причина этого?
- Как мне представляется, стоит обратить внимание на такой вопрос как кадровое обеспечение научной деятельности. На мой взгляд, одним из самых уязвимых мест, «ахиллесовой пятой» нынешней исторической науки и, действительно, не только ее, является «кадровый голод», дефицит хороших специалистов.
Формально остепененных и обладающих квалификационными документами у нас много, но в действительности творчески думающих по-настоящему сравнительно мало. Мы еще как-то можем решить проблему материально-технического обеспечения и финансирования научных исследований, но как привлечь и подготовить эрудированных и компетентных специалистов-историков? Вопрос далеко не риторический. Совершенно очевидно, что эту кадровую проблему придется как-то решать в самое ближайшее время не только государству, но и самим историкам.
Вместе с тем, следует обратить внимание и на ряд других острых, накопившихся за эти годы проблем, которые были и существуют до сих пор в исторической науки.
В частности, такая узловая проблематика как этногенез, этнокультурный и собственно исторический процесс формирования казахского народа, который сейчас, если прямо сказать, не изучается нашими этнографами, историками, археологами, языковедами и другими специалистами общественных наук.
- Притом, что на публицистическом уровне, в том числе, и с политическим звучанием, на эту тему пишется очень много.
- По этногенезу и этнической истории казахов фактически нет ни одной обстоятельной обобщающей монографической работы в казахстанской исторической науке (за исключением, пожалуй, антропологических исследований О. Исмагулова), что существенно снижает авторитет и самостоятельную значимость исторически-достоверных научных знаний.
Этот естественно сложившийся «вакуум», кстати, порожденный самими историками, заполняется большим массивом псевдонаучных «исследований и изысканий», обслуживающий обыденное историческое сознание, которое содержит не только субъективные и ошибочные оценки, но и существенно (даже можно сказать опасно) искажает исторический ход формирования этнокультурной общности.
Цена таких знаний – фрагментарность, и не верифицируемость полученных сведений, отсутствие причинно-следственных связей неоднозначных по своей природе исторических явлений, феноменов, событий и процессов, носящих, соответственно, несистематизированный характер и форму подачи исторического материала.
В изучении многовековой истории Казахстана считаю не менее важным, обратить внимание на некоторые политические обозначения государств «судьбоносного» для нашего прошлого монгольского или точнее тюрко-монгольского периода евразийской истории.
Например, такое широко используемое и в буквальном смысле «нещадно эксплуатируемое» казахстанскими историками название как «Ак Орда» вызовет ряд вопросов как у отечественных, так и зарубежных исследователей этого периода. Мы должны говорить здесь не только об «Ак Орде», но и параллельном исторически достоверном существовании «Кок Орды», также локализуемой большинством специалистов на территории средневекового Казахстана.
При этом и «Ак Орда» и «Кок Орда» являлась частями единого государства имперского типа – «Улус Джучи» (Золотая Орда). Тем самым, речь идет об общем историко-культурном пространстве как левого, так и правого крыла Джучиева Улуса от Иртыша и Алтая на востоке и, по крайней мере, до волго-уральских степей на западе.
Поразительно в этом плане также то, что историю Золотой Орды и других государств мы рассматриваем в рамках всемирной истории (восточные страны), но, при этом, из поля зрения «выпало» то, что бóльшая часть её территории располагалась в пределах современных казахстанских границ!?
Бывая за пределами страны и участвуя в различных научных конференциях и форумах, мне трудно объяснить моим тамошним коллегам, почему мы пока профессионально и скрупулезно не вникаем в нашу настоящую историю, интерес к которой, что удивительно контрастирует с местными реалиями, растет даже за рубежом!
- Не надо быть ученым, чтобы предвидеть проблемы на том пути, который Вы обозначаете. О кадровой проблеме уже сказано. Готова ли отечественная наука к этому методологически?
- Действительно, обновление методологии исследований в историко-гуманитарной области научного поиска требует особого внимания. В работах казахстанских историков давно наблюдается отход от базовых критериев научно-исследовательской работы, таких как: объективность, научность, системность, историзм, конкретно-исторический подход, то есть анализ прошедших процессов и явлений с точки зрения близкой к реальной исторической ситуации.
Поэтому нам нужны собственные новые теоретико-методологические разработки по истории и культуре Казахстана, новая концептуальная парадигма и качественное обновление категориально-понятийного аппарата казахстанской исторической науки, отвечающие современному уровню научных знаний.
Отсутствие новых теоретико-концептуальных подходов в нашей исторической науке порождает зависимость от зарубежных историографических традиций и реконструкционных построений изучения исторического прошлого центрально-азиатского региона и Казахстана в частности.
Необходимо отметить еще одну проблему. Сегодня в Казахстане в вопросах внутренней политики главным достижением признается межнациональная гармония, межконфессиональная толерантность, политическая стабильность, ставшие устойчивым внешнеполитическим брендом страны.
На прошедшем в начале июня расширенном заседании Межведомственной рабочей группы по изучению национальной истории Республики Казахстан под председательством Государственного секретаря М. Тажина им особо убедительно подчеркнуто, что «всеказахстанская идентичность должна стать стержнем исторического сознания нации».
- А что с источниковедческой базой? Насколько она эволюционировала за двадцать лет?
- Без нее вообще немыслимо любое историческое исследование, поэтому накопление и капитальная разработка источниковедческой базы требует особого внимания. Но и здесь у нас свои «узкие места». Например, есть ряд первоисточников по средневековой истории узбеков и казахов, таких например, как «Таварих-и гузида-йи нусрат-наме» (Избранные истории из Книги побед), написанный на тюрки.
Частично фрагменты этого произведения были переведены и опубликованы В.П. Юдиным в 1969 году. Между тем есть другой, более полный список «Таварих», хранящийся в Британском музее (библиотеке), который пока практически неизвестен исследователям-востоковедам, но содержащий ряд уникальных сведений по позднесредневековой истории Центральной Азии и Казахстана. Кстати, там же хранится такой важнейший историко-генеалогический источник как «Муизз ал-Ансаб».
Такая же ситуация наблюдается с хорошо знакомым среди историков-медиевистов этого периода списком «Чингиз-наме» (или «Тарихи-и Дост-султан») Утемиша Хаджи ибн Маулана Мухаммадом Дости. Специалистам известно, что существует два списка этого исторического сочинения – Ташкентский («дефектный») и рукописи принадлежащей востоковеду А.-З. Валиди Тогану (более полная версия), приобретенной им в 1913 году в Оренбурге.
После его эмиграции в Турцию этот вариант «степной устной историологии» до сих пор остается в руках его дочери Исенбике Тоган и остается малоизвестным в отечественной историко-востоковедной историографии. А между тем сведения сосредоточенные в этом источнике имеют порой первостепенную значимость в изучении истории империи Джучидов XIII-XV веков и последующего времени.
- Известно, что история всегда выполняла огромную культурно-воспитательную функцию. Как сейчас происходит взаимодействие между историками и гражданским сообществом?
- В этом направлении мне думается, мы фактически «заболтали» вопросы реального наполнения идейно-духовным содержанием исторического воспитания и полноценной сопричастности современного подрастающего поколения молодых граждан к подлинному прошлому нашего общества.
Так, в условиях формирования Вооруженных сил РК, которые перешагнули недавно 20-летний рубеж с момента своего создания, интерес широких слоев общественности к проблемам армии и ее истории довольно высок. В последние годы растет массовое внимание не только профессиональных военных, общества, но и молодежи, любителей старины к военной истории саков, сарматов, гуннов, тюрков, монголов, казахов.
Думаю, этот закономерный интерес должен получить адекватное и профессиональное отражение в исторической науке. Если это сделать на хорошем квалифицированном уровне, то произойдет реальный «взрыв» интереса к истории и ее славным страницам, что, несомненно, усилит патриотические чувства и выразительно живое соприкосновение с историей.
Смею заметить, в истории Великой Степи достойных примеров исторических персонажей, потенциально претендующих стать брендово-культовыми у нас немало. В этом плане предстоит большая работа для наших писателей, публицистов, сценаристов, кинематографистов и др. в обращении к исторической тематике.
Если будут созданы необходимые свободные условия и дана соответствующая поддержка, то плодотворные итоги творческих поисков наших интеллектуалов, я надеюсь, мы еще увидим, и поймем, что наша история не только увлекательна и интересна, но и обладает только ей присущей самоценностью и особо завораживающим колоритом Степной цивилизации.