Как долго вы проектировали эту программу и в чем заключается ее необходимость в условиях нынешней социальной ситуации?
DFC начал ее разработку в период пандемии и мы [все ее стороны] нуждаемся в ней как никогда. В самом начале у меня были переговоры с министром иностранных дел Казахстана, в рамках которых мы обсуждали пакет помощи размером в $6 млн. для борьбы с последствиями коронавируса. Но затем мы начали говорить о том, что его необходимо увеличить. До пандемии Казахстан двигался по восходящей траектории, но состояние малого и среднего бизнеса, а также женщин-предпринимателей в период пандемии побудило нас задуматься о том, чтобы направить инвестиции не только в крупные инфраструктурные проекты, но и меньший по масштабу бизнес.
Правильно ли я понимаю, что ваша программа возникла как реакция на обстоятельства, а не разрабатывалась на протяжении нескольких лет?
Мы думали о том, чтобы создать Центрально-азиатский фонд на протяжении года. Год назад я как раз обсуждал эту концепцию с участниками платформы C5+1. Наша работа была ускорена пандемией, но началась еще до нее. Диалог в формате C5+1 оказался довольно успешным в том, чтобы начать думать о пяти центрально-азиатских странах в качестве целостного региона. А нынешняя экономическая программа должна стать мышечной тканью той платформы. И все, чего хотят добиться этим Соединенные Штаты − очень сильных позиций и суверенитета как Казахстана, так и центрально-азиатского региона в целом. И если мы можем помочь с инвестициями, то у нас будет шанс увеличить эти силу и суверенитет.
Вы решили действовать без поддержки европейских или каких-либо азиатских институтов развития? И есть ли у вас намерение сбалансировать интересы в Центральной Азии, где Китай укрепляет, а Россия теряет свое влияние?
Моя первая и основная цель заключается в том, чтобы сделать Центральную Азию сильнее. И Казахстан вместе с Узбекистаном, как региональные лидеры, стали начальной точкой нашей работы. Решать то, как необходимо действовать каждой стране – это не мои обязанности. Для нас гораздо важнее, чтобы затронутые пандемией страны сами определяли путь восстановления. В пресс-релизе мы говорили о своей открытости для сторонней помощи. Жителям Центральной Азии симпатичны Япония, Корея и разные другие инвестиционные фонды и организации развития. Мы запустили дискуссию, но начинается она с Казахстана и Узбекистана.
Вы наверняка знаете об укоренившемся представлении, что единственным региональным лидером является Казахстан. Можно ли говорить о том, что выбор двух стран для инвестиций указывает на сдвиг в понимании этой позиции, допустим, на дробление роли лидера?
Если вы посмотрите на уязвимые места региона, то они не связаны с отношениями Казахстана и Узбекистана друг с другом. Мне кажется, что они связаны с неустойчивым положением и недостаточным влиянием на других соседей. Наш анализ показывает, что Узбекистан никак не угрожает суверенитету Казахстана, или наоборот. Такие риски иногда создают другие страны. Мне кажется, что лучшим путем для Казахстана и Узбекистана будет иметь сильный регион вокруг себя. И по мере того как Узбекистан модернизируется, как он меняется в последние 3 года, он положительно влияет на позиции Казахстана, равно как и позиции всего региона. В конце концов, это приносит региону стабильность и силу, увеличивая степень его независимости от других стран. Потому мы наблюдаем игру не с нулевым счетом, а ситуацию, в которой сумма усилий двух стран обеспечивает им гораздо больший результат.
Оставляете ли вы при этом пространство для конкуренции двух стран за инвестиции? Или они будут распределяться равномерно?
Это зависит от самих проектов. Но позвольте мне уточнить: в момент, когда Узбекистан приступил к модернизации и стал демонстрировать успехи, интерес к региону заметно вырос. Думаю, это только помогает Казахстану и другим странам Центральной Азии. В своих инвестициях мы не собираемся отдавать кому-то большее предпочтение, мы будем очень внимательно смотреть на то, как они помогают Казахстану и Узбекистану, а также другим странам региона. Люди часто говорят о конкуренции между двумя лидерами. Всегда хорошо, когда есть кто-то подталкивающий тебя вперед. Но когда мы говорим о геополитическом и экономическом контекстах, я не наблюдаю противостояния Казахстана и Узбекистана. В гораздо большей степени я вижу очень крепкое партнерство между странами, которое усиливает положение всего региона. Разговор о конкуренции уместен только в рамках всего региона Азии, где одной из сторон борьбы за влияние как раз и является Центральная Азия. Геополитическая динамика имеет первостепенную важность. И если Казахстан и Узбекистан смогут улучшить состояние трех других центрально-азиатских стран, это должно гарантировать процветание региону. Поэтому и наши инвестиции могут направляться в другие точки Центральной Азии, которые будут интересны Казахстану и Узбекистану.
Какого рода проекты вы собираетесь поддерживать в рамках программы? И если вы можете уже сказать об этом, где именно они будут располагаться?
Мы пока не можем говорить о каких-то конкретных проектах, но у нас есть обширный список приоритетных областей. В Казахстане довольно давно говорят о диверсификации энергетического сектора. США сегодня является ведущим инвестором в казахстанскую энергетику, а сейчас нам становится интересна сфера возобновляемой энергии. Мы также изучаем сельскохозяйственную отрасль, которая имеет большие возможности для улучшений. Вместе с тем мы присматриваемся к туристическому сектору. В начале нашего разговора я упоминал, что хотя мы и смотрим в сторону больших инфраструктурных проектов, они не являются для нас приоритетными. Мы хотели бы, чтобы наши деньги доходили до малых предпринимателей, особенно женщин. Наша делегация делает очень большой акцент на помощи женщинам-предпринимателям. Инвестиции в их предприятия заставили меня задуматься не только о том, что они позволяют решить социальную проблему, но и о том, что страна едва ли может реализовать свой потенциал без задействования половины своего населения. Именно поэтому мы хотим быть уверены, что занимаемся проектами, где поддержку получают преимущественно малые и средние предприятия, и компании под управлением женщин. Думаю, что эти приоритеты будут дополнять друг друга.
Будут ли эти проекты полностью частными, или вы предполагаете, что в качестве инвесторов и акционеров в них будут задействованы правительства и аффилированные с ними лица?
В основном это будут частные проекты, верно. Позвольте мне привести в пример работу с казахстанскими фондами, потому как совместные инвестиции кажутся мне очень хорошим решением. Вчера мы виделись с исполнительным директором одного из казахстанских инвестфондов. Я был очень удивлен, что мы занимаемся одними и теми же вещами, но порознь. Потому мы не станем отказываться от работы с частными казахстанскими и узбекскими фондами. С кем бы мы хотели работать меньше, так это с государственными инвестфондами.
Почему вы направляете инвестиции в частный сектор, а не делаете проекты, ориентированные на широкие слои общества? Особенно в ситуации острого социального и экономического неравенства в обеих странах.
Мы отдаем приоритет частным проектам почти во всех странах, с которыми работаем. Общественный сектор − не та сфера, куда мы инвестируем большую часть средств. Нам нравится вовлекать частных предпринимателей. Если говорить откровенно, это исторически разделяемая США ценность: чем шире свободный и конкурентный рынок, тем больших успехов достигает экономика.
Как сильно может вырасти объем инвестиций по вашей программе, если в нее будут вовлекаться сторонние инвесторы?
Мы планируем направить на нее $500 млн., Узбекистан и Казахстан собираются выделить такой же объем средств. Мы также видим большой интерес к программе со стороны других стран: Таджикистана, Грузии, Пакистана, Японии и других. Люди внимательно изучают возможности для совместных инвестиций в регион. Наша задача − запустить инвестиционную активность в Центральной Азии, которая должна начаться с Казахстана и Узбекистана. Отправной точкой для нас станут $1,5 млрд инвестиций, но после этого, думаю, мы увидим всплеск интереса к региону.
Выходит, что вы разрабатывали проект на длительный период?
Когда мы говорим о малых и средних предприятиях, мы помимо прочего подразумеваем, что добились успехов в предоставлении микрокредитов. А их условия едва ли можно назвать супер долгосрочными, верно? Иногда мы получаем от заемщиков всю сумму в течение месяца. У нас, конечно, будут большие проекты, рассчитанные на длительный период, но наравне с ними мы намерены развивать и малые инициативы.