Региональное неравенство имеет разные формы, но в основном выражено в неравномерном распределении национального богатства, независимо от того, где это самое богатство было фактически создано. Аккумулирование или оседание богатства происходит в так называемых «точках роста» − наших городах-миллионниках и областных центрах. Для эксплуатации и закрепления такой системы необходимо хотя бы минимальное поддержание функционирования населенных пунктов, где, как в случае с казахстанскими моногородами, извлекается природная рента. А для легитимации такой системы и придания ей научного и интеллектуального лоска применяются аксиомы мейнстримной (и доминирующей в Казахстане) экономической теории, которые затем переносятся в реальную региональную политику.
1 января 2023 года был принят закон о развитии агломераций, который начали обсуждать еще в середине 2010-х годов. Они должны стать «точками роста», вокруг которых сосредоточится активная экономическая жизнь. Определение принципов развития этих самых агломераций вписывается в рамки одной из современных светских идеологий – экономизма, который следует отличать от экономики.
Экономика призвана создавать условия для прогрессивного развития и роста благосостояния, например, жителей наших регионов. Тогда как экономизм – это аналог механицизма, популярного в XVIII-XIX веках, который подменял законы физики или биологии на абстрактные механистические законы. При экономизме социальная реальность вытесняется абстрактными теориями и моделями из неоклассической экономики, не имеющими никакого отношения к конкретным обществам. Экономизм ведет к абсолютизации и догматической интерпретации ряда положений мейнстримной экономики, которые никто не подвергает критической проверке.
К их числу можно отнести теории о сравнительном преимуществе; о важности привлечения прямых иностранных инвестиций (ПИИ) для развития страны или отдельно взятого региона; о первостепенной ценности роста ВВП как показателя успешности национальной экономики. Хотя в случае Казахстана экономическая политика − если она отвечает критерию прогрессивного развития − должна помогать преодолевать различные ограничения в развитии регионов. Такое развитие должно выражаться в росте уровня заработной платы, увеличении продолжительности жизни, улучшении экологической ситуации и качества образования в местных школах.
В законе речь идет именно о развитии агломераций, а не о территориальном развитии страны и не улучшении положения людей, проживающих за пределами агломераций. Согласно закону, в Казахстане локальная система агломераций состоит из столицы, или города республиканского значения (Алматы и Шымкента), или города областного значения (их в стране 38) «и расположенных вокруг них населенных пунктов». Развитие агломераций будет строиться на принципах «экономической обоснованности», которая подразумевает «принятие государством экономически обоснованных решений», обеспечивающих «благоприятные условия» в том числе для инвестиционной привлекательности.
За 30 с лишним лет положение об инвестиционной привлекательности стало для Казахстана самоцелью. Хотя на самом деле привлечение иностранных инвестиций является механизмом по неравномерному распределению богатства и доходов между нашими регионами. Этот процесс легитимируется аргументом о том, что экономика не будет расти без инвестиций, а населенные пункты начнут деградировать. Есть инвестиции (прежде всего иностранные) – будет и экономический рост. А экономический рост якобы по умолчанию обеспечит регионам все базовые блага − от автомобильных дорог до теплосетей.
В отличие от мейнстримной экономической науки, политическая экономия − как раз опирающаяся на опыт конкретных обществ, а не на абстрактные модели − рассматривает нерегулируемый приток ПИИ как один из факторов отставания страны. Пример Казахстана, к сожалению, подтверждает негативный опыт других стран «глобального Юга». Вместо богатства ПИИ перераспределяют неравенство между регионами.
Во-первых, ПИИ позволяют установить контроль над региональной экономикой и, фактически, обращают ее в колонию иностранного или компрадорского капитала. Основная доля нефтедобывающих отраслей в Актюбинской, Атырауской, Западно-Казахстанской, Карагандинской, Кызылординской и Мангистауской областях находится под контролем инвесторов. Большинство из них относятся к числу самых неблагополучных с точки зрения социально-экономического состояния населения и роста неравенства. И это при том, что уровень валового регионального продукта у них один из самых высоких. Например, среднедушевой ВРП в Атырауской области в 2010 году достигал $36 тыс., что было сопоставимо с уровнем Кувейта. Однако это «усредненное богатство» скрывало колоссальный уровень неравенства, что вылилось в известные события в Жанаозене в 2011 году, повторившиеся уже через 10 лет.
Во-вторых, иностранные инвесторы получают огромные налоговые послабления и другие преференции, чаще всего за счет неравноправной оплаты труда и заниженных нормативов экологической безопасности. Инвестор никогда не заинтересован в повышении зарплаты местным работникам и в целом в улучшении уровня жизни. Основная прибыль вывозится из региона, чтобы по крупицам осесть в областном центре, Астане и Алматы, но в основном на офшорных счетах реальных владельцев добывающих активов.
В-третьих, рассчитывать на технологический апгрейд наших производств, который якобы происходит с притоком ПИИ, тоже не приходится. Инвестор вкладывается не для того, чтобы использовать новейшие технологии, а чтобы получать прибыль. Он не заинтересован в затратах, которые должны способствовать более бережному отношению к местной окружающей среде. Много ли новых производств появилось в вышеназванных областях, которые были бы экологически нейтральными и, к тому же, диверсифицировали локальные экономики? В условиях отсутствия стратегической промышленной политики у государства, зависимость от экспорта природных ресурсов только усиливается, а положительный эффект от добывающих отраслей (spillover effect) остается минимальным.
Вот и получается, что чем больше добывается нефти и руды на наших месторождениях, чем выше уровень ВВП в Казахстане или ВПР в наших нефтеносных регионах, тем выше уровни неравенства и социальной напряженности. Условия труда на наших шахтах и месторождениях остаются одними из самых тяжелых, с высокой статистикой по увечьям и смертельным исходам. Образование становится все менее инклюзивным: к примеру, Всемирный Банк указывает, что 6 из 10 казахстанских школьников являются функционально безграмотными. Не будет преувеличением сказать, что большинство − если не все из этих условных 6 учеников − ходят в школы, расположенные не в областных центрах и крупнейших городах. А экологическая ситуация с каждым годом становится все хуже, явным маркером этого оказался массовый падеж тюленей на побережье Каспия.
Напомню, что привлечение ПИИ было официально провозглашено одним из главнейших и долгосрочных приоритетов бывшим президентом Нурсултаном Назарбаевым в 1997 году, в программе «Казахстан-2030». В ней прямо заявляется, что «стратегия здорового экономического роста» основывается, в том числе, на «привлечении значительных иностранных инвестиций». Это стало прямой реализацией одного из догматов мейнстримной и господствующей в Казахстане экономической мысли. За последние 30 лет Казахстан привлек в свою экономику $330 млрд, став абсолютным лидером среди стран Центральной Азии и одним из лидеров в евразийском регионе по привлечению ПИИ. К несчастью для наших регионов, эти деньги отбросили их в своем развитии назад.
В случае с законом об агломерациях критерий эффективности в виде «инвестиционной привлекательности» есть производная от экономизма. Если последовательно держаться этой логики, то, например, государству нет никакого смысла вкладывать деньги в Темиртау, потому что Хромтау привлекает больше инвестиций и потому заслуживает большего внимания. А жители Темиртау в срочном порядке должны озаботиться переездом в Хромтау.
Но реальность гораздо сложнее этого. Как мы знаем, люди активно уезжают из сел и маленьких городов: сальдо межрегиональной миграции в Алматы и Астане за 2017-2021 годы составило 177,1 тыс. человек и 150 тыс. человек, соответственно. И это начало происходить до того, как вокруг Алматы и Астаны образовали «агломерации». Как раз поэтому их не нужно делать целью развития.
Региональная политика должна быть направлена на то, чтобы создавать механизмы и институты по повышению привлекательности жизни в наших 89 городах (минус 3 города республиканского значения и минус 38 областного), 45 городах районного значения, 31 поселках и 6828 сельских населенных пунктах. Республиканские и областные центры, являясь «драйверами экономического роста», смогут обеспечить себя и без дополнительных усилий из центра.
В той же программе развития агломераций упоминается «принцип справедливости», который трактуется как «соблюдение интересов административно-территориальных единиц, входящих в агломерацию». Очевидно.ю что это еще один шаг в рамках декларируемой идеологии «справедливого Казахстана». Но если эта идеология будет воплощаться прежними методами, потакающими «инвестиционной привлекательности», то о справедливости можно забыть. Законы, которые принимались у нас ранее, как раз легитимизировали нежелание государства финансировать в региональную инфраструктуру, в то время как ее владельцы-инвесторы покоряли верхние строчки списка Forbes. Поэтому развитие регионов Казахстана не может и не должно зависеть от того, насколько они «инвестиционно привлекательны».
Этот материал написан в рамках большого проекта Власти «Регионы Казахстана». В этом проекте мы рассказываем о различных проявлениях неравенства между областями и крупными городами Казахстана, критически разбираем нынешнюю парадигму развития регионов, и рассказываем истории людей, которые живут в них и пытаются изменить все к лучшему