Угрозы исходят от самого человека
На крыше Казахского научно-исследовательского института животноводства и кормопроизводства ученые расположили экспериментальную базу – это небольшая пасека, на которой не производится мед. В каждом гнезде есть как материнская, так и отцовские линии. При этом матки получены не естественным, а искусственным путем - их выращивают в Институте при помощи инструментального осеменения.
«У отцовской линии, у определенного трутня, берется сперма, и матка осеменяется. Эта матка на генетическом уровне несет информацию. Матки нумеруются, у них есть родословная и мы точно знаем, откуда она произошла. Все эти данные заносятся в программу. Отдел пчеловодства в Институте разработал программу, которая позволяет накапливать данные по пчелиным семьям и через QR-кодирование вносить информацию. За каждым QR-кодом стоит отдельная пчелиная семья», – рассказывает Олег Крупский, начальник отдела пчеловодства Института животноводства и кормопроизводства.
Для экспериментов завозили пчел из Украины, Грузии и России, позднее ученые решили сфокусироваться на казахстанских популяциях. На пасеке также проводят эксперименты, связанные с болезнями пчел и отрабатывают дистанционную форму контроля за жизнью семей. Пчелы здесь кормятся сами.
В исследованиях ученые используют метод геномной оценки, при помощи которого можно определять хозяйственно-полезные признаки пчелы, породу и родословную.
«Чтобы с одной матки получить полноценную семью, иногда уходят годы. А вдруг я ошибся с выбором породы или матки? И через 2-3 года результата не будет. Сейчас мы укорачиваем время за счет того, что пытаемся дать геномную оценку до того, как человек начинает заниматься получением семьи», – говорит Крупский.
До того, как в институте научились использовать метод геномной оценки, породу пчел сотрудники получали при помощи морфометрического анализа из пчелиных крыльев.
«Сейчас мы можем проводить анализы и узнавать, какая порода как себя показывает. Отрасль пчеловодства субсидируется, и мы пчеловодов просим представить свои образцы, чтобы понимать, что у них за порода, районирована ли она, насколько она продуктивна. Это обоюдная работа. Не наука ради науки, а наука для пчел», – объясняет ученый.
До 1995 года изучением пчел занималась Казахская опытная станция пчеловодства, после ее закрытия и до 2020 года в стране не было единой координирующей исследования структуры, пока в Институте не открылся отдел пчеловодства.
На территории Казахстана действует рекомендованный план породного районирования, им предусмотрены три породы пчел – украинская, карпатская и среднерусская. В 2000 году ученые из Европы и Америки выдвинули предположение о том, что в Казахстане присутствует еще один вид пчел – аборигенный. Ученые Института сейчас работают над тем, чтобы подтвердить это предположение. Эти пчелы выживают в дикой среде без участия человека и устойчивы к заболеваниям.
«Это очень ценная черта, потому что сохранить пчелу без лекарств не получается. Все домашние виды обязательно лечатся. Сейчас есть такое направление – варроаустойчивость. Варроа – это клещ, который существует повсеместно. Мы обратили внимание на то, что наши удаленные пасеки очень редко прибегают к лечению. Пасеки чистые, и даже если клещ есть, то он не в критической фазе. Они выживают в присутствии этого клеща. Наука должна ответить, как с этой проблемой бороться», – считает Крупский
Два года назад пчеловоды в Казахстане начали фиксировать новое заболевание – тропилелапсоз, который вызывает клещ тропилаелапс. Он распространяется быстрее клеща варроа и наносит пчелиным семьям больше вреда. Пчеловоды и ученые считают, что новый вид клеща завезли в страну вместе с пчелами из соседних стран.
Помимо заболеваний, отрасль пчеловодства ежегодно страдает от химизации сельского хозяйства. Пестициды и гербициды, которыми обрабатывают поля, уничтожают не только вредителей, но и диких опылителей и медоносных пчел.
«Угрозы сейчас исходят от самого человека. Химизация в первую очередь бьет по диким опылителям, потому что они беззащитны. Если у пчеловода пасека погибла, то он может начать судебные разбирательства, а дикие опылители просто гибнут. Они не могут переселиться. Когда идет протравка полей, пасеку можно увезти, но из земли вытащить насекомое не получится. У нас в этом году выделили 3,8 млрд. тенге на потраву саранчи, а в итоге вытравили много пасек», – рассказывает ученый.
В связи с этим необходима электронная площадка, на которой пчеловоды и аграрии смогут договариваться, уверен Крупский. Ее созданием сейчас занимаются в институте.
Мед – лишь вторичный продукт
Михаил Кузнецов занимается пчеловодством с 2000 года, продолжая развивать семейный бизнес. Он владеет двумя хозяйствами – в Алтайском районе Восточно-Казахстанской области и в селе Баканас в Алматинской области. Основной медосбор происходит в ВКО – в сезон 700 пчелиных семей производят 35 тонн меда.
Аграрии сами обращаются к Кузнецову с просьбой установить пасеку на полях, чаще всего – на яблочных, абрикосовых и вишневых. Пчелы опыляют растения и повышают их урожайность до 40%. За это пчеловодам доплачивают, правда пока небольшие суммы.
«Тенденция такова, что пчелы по всему миру умирают. Есть много факторов, которые работают в комплексе. Поэтому фермеры в нас заинтересованы. Но до политиков очень долго это доходит. Они думают, что пчелы – это только про мед. А мед – это вторичный продукт, потому что самая главная польза от пчел – это опыление. Если пчел не станет, то продукции на полках будет гораздо меньше, это ухудшит жизнь людей», – объясняет пчеловод.
«В этом году в Жамбылской области обрабатывали поля от саранчи, и местные власти не предупредили пчеловодов. У кого пасеки стояли на этих полях, те полностью потеряли хозяйства, – рассказывает Кузнецов. – Мы постоянно бьем тревогу. В законе о пчеловодстве все это прописано – пчеловоды должны быть предупреждены. И если у них нет возможности уехать, то власти должны способствовать их перемещению. Но закон очень плохо исполняется. Многие из пестицидов, которые используются у нас, вообще запрещены в других странах».
В Законе о пчеловодстве, который был принят еще в 2002 году, сказано, что физические и юридические лица, применяющие средства защиты растений, минеральные удобрения и другие препараты для обработки медоносных растений, обязаны за пять дней до начала работы письменно предупредить об этом пчеловодов, имеющих пасеки в радиусе до семи километров от обрабатываемых участков, а также сообщить о применяемом препарате, его токсичности и сроках изоляции.
На практике этого не происходит, при этом пчеловоды называют пестициды и гербициды основной причиной гибели пчелиных семей.
«Работа с фермерами – это важно. И ее нужно рассматривать на уровне государства. Нам нужно определиться с тем, какие препараты можно использовать для обработки полей. Фермеров тоже понять можно, ведь они не могут без обработки. Но нужно определить классы опасности для пчел и использовать менее опасные препараты. А пчеловодов необходимо заранее предупреждать об обработке, должны быть карты», – уверен мужчина.
«Мы травим не только пчел, но и людей»
Сергей Петров занимается пчеловодством на протяжении 18 лет, его пасека расположена в Костанайской области. Три года назад он вместе с сотрудниками хозяйства арендовал землю в Михайловском заказнике, где начали выращивать медоносные кустарники. «Уйти в леса» вынудили в том числе сельскохозяйственные обработки.
«Это не только наш энтузиазм, но и безвыходность. В 2019 году 56% казахстанских медов не прошли анализы и не были допущены к конкурсу в Канаде из-за наличия пестицидов, гербицидов и лекарственных средств. Я тогда задумался, что годом ранее нам потравили пчел. Мы теряем племенной материал и травим не только пчел, но и людей», – говорит Петров.
Он считает, что в нынешних условиях пчеловоды могут спасти пчел от обработок и получать чистый мед, если перевезут пасеки в буферные зоны:
«Те же самые лесхозы – там могли бы стоять пчеловоды, получать мед. Трава, которую там можно посадить, шла бы на пользу и животным, и птицам. Но это не под силу всем пчеловодам. Я поменял четверых компаньонов уже, потому что люди не выдерживают ни морально, ни физически. Государство вставляет палки в колеса, то засуха, то еще что-то. К сохранению пчел и диких опылителей должны подключиться власти».
В прошлом году Петров вместе с коллегами посадил на территории своей пасеки 180 кустарников кизильника, 80 кустарников боярышника, 80 кустарников черноплодной и обычной рябины. Это медоносные растения, которыми зимой питаются птицы и животные. Три года назад из-за засухи 20 гектар гречки на пасеке Петрова съели лоси и косули.
Михаил Кузнецов на заре пчеловодства ежедневно записывал в блокнот температуру, скорость ветра и влажность – это помогало предсказывать погоду на 2-3 дня вперед. Сейчас предугадывать погоду не получается даже в течение дня.
«Климатические условия очень сильно изменились. Все меняется моментально. Из-за этого сложнее выбирать места, медоносная база стала довольно скудной. Там, где раньше росли бурьяны – теперь пустыни. Очень сильно потеплело у нас, особенно в Алматинской области», – говорит пчеловод.
Если засуха в Алматинской области усилится, если высохнет озеро Балхаш – пчеловодство в области станет невозможным. На пасеке пчеловода в Баканасе проложена система оросительных каналов, и часто воды в них нет.
Поэтому пчеловодам выгоднее всего устанавливать пасеки в Восточно-Казахстанской области. Медоносным растениям вроде гречихи и подсолнечника для роста хватает 2-3 дождя за сезон.
Но даже в Восточном Казахстане обслуживать пасеки с большим количеством пчелосемей сложно – в стране не хватает квалифицированных кадров. Чаще всего пчеловоды обучают своих сотрудников самостоятельно с нуля.
«Не хватает квалифицированных кадров, кто может добросовестно и ответственно работать. Сотрудники должны полностью понимать жизнедеятельность пчел. Для некомпетентного человека это просто непонятная биомасса. Люди, которые ко мне приходили, совершенно ничего не понимали. И сейчас работают со мной. Но спроса нет. Я обучаю только тех, кто хочет и может начать заниматься пчеловодством», – рассказывает Кузнецов.
В Костанайской области, по словам Сергея Петрова, пчеловодством в крупных размерах занимаются не больше 50 человек. Ежегодно осенью и весной появляются объявления о продаже пасек – либо их продают из-за отсутствия выгоды, либо их владельцы, пчеловоды на пенсии, умирают.
«Люди не видят выгоды сейчас в этом занятии. Я день и ночь занимаюсь пасекой, и последние три года я получаю столько же, сколько я бы получал, если бы работал просто на комбинате, – отмечает мужчина. – Молодежь не идет работать пчеловодами, потому что это сумасшедший труд. Людям проще те же деньги грузчиками зарабатывать. Старики сейчас живут за счет пенсии, а пчеловодством занимаются для дополнительного заработка. А когда они все умрут, случится крах».
Петров считает, что человек труда, который пытается развиваться вместе с государством, на самом деле государству не нужен.
Пасека Михаила Кузнецова последние два года не пользуется государственной поддержкой, пчеловод считает субсидии невыгодными.
«Наша бюрократическая машина работает так, что нам выгоднее ею не пользоваться. Тем более сумма незначительная. Сейчас заложено 5000 тенге на семью (пчелиную - прим. В), мы получали 3,5 млн. тенге. Эта сумма никаких расходов нам не покроет. А расходы – это плата сотрудникам, топливо, закуп инвентаря, закуп пчелорамок и так далее», – объясняет Кузнецов.
Кроме того, многие пчеловоды работают нелегально – они не регистрируют бизнес и не платят налоги, остерегаясь бюрократических процессов.
Оптовая цена на казахстанский мед – 1 000 тенге за килограмм, при этом российский мед оптом можно приобрести за 350 тенге за килограмм.
Вывезти мед на продажу в другие страны практически невозможно. В Китае с казахстанскому меду относятся с опаской из-за высокого содержания антибиотика, который попадает в продукт при лечении пчел от различных заболеваний. С Европейским Союзом у Казахстана нет межгосударственных соглашений на уровне министерств сельского хозяйства.
Для экспорта меда необходимы не только межгосударственные соглашения, но и наличие сертифицированных лабораторий, которые будут определять наличие тех или иных элементов в составе меда. Такие лаборатории, считает Кузнецов, нужны на каждом хозяйстве, а это стоит приличных денег.
«Сейчас все пчеловоды бросят бизнес, поймут, что это невыгодно. Власти думают: “Ну а что такого? Мы просто потеряем мед”. Сколько денег нужно будет для того, чтобы восстановить пчеловодство в стране? На каждый гектар для опыления нужно около 300 ульев. Когда мы потерям животноводство и все остальное, все поймут, что пчеловодство - основополагающая отрасль сельского хозяйства. Но не дорого ли государству обойдется восстановление?», – задается вопросом Петров.
Еще 30 лет назад, говорит мужчина, пчеловодство было прибыльным бизнесом, благодаря которому пчеловод мог за сезон заработать необходимую сумму для покупки квартиры. Спад в отрасли начался около 18 лет назад.
«Нужно кооперироваться. Одному тяжело заниматься пчеловодством, потому что государство нас не воспринимает. В лесхозах, на неудобьях создавать буферные зоны. Всегда есть взлеты и падения, но я думаю,что новое правительство за зиму нас услышит. И синусоида должна пойти вверх. Ниже-то некуда», – подытоживает пчеловод.
Дорого, но безопасно
Буферные зоны для пчеловодов – прекрасная идея, однако возможность «уйти в леса» есть только в Северо-Казахстанской и Восточно-Казахстанской областях, считает заведующая отделом пчеловодства Юго-Западного научно-исследовательского института животноводства и растениеводства Роза Шимелкова.
«В Костанайской области можно уходить в леса, просто потому что их там много. В Северном Казахстане много леса. Но на западе и юге нет лесов. Как быть другим? Казахстан не может сосредоточиться только на нескольких областях», – говорит Шимелкова.
Пчеловоды разных областей Казахстана работают в разных направлениях. На юге и западе в основном фокусируются на разведении пчел, на севере и востоке – на медосборе.
Из-за различающихся климатических условий южные регионы страны раньше начинают формировать пчелиные семьи и выпускать их на медосбор. При этом пчеловоды вынуждены постоянно кочевать, если хотят развить пчелу и получить мед, потому что основной медосбор происходит на полях с дикорастущими растениями. На севере и востоке же пасеки в основном стационарные – здесь большие насаждения культурных медоносных растений.
Ирина Демидова занимается пчеловодством с 2010 года. Ее супруг с командой пчеловодов занимается медосбором, сама Демидова – матковод-селекционер. Их семейное хозяйство в пригороде Шымкента – одно из крупнейших в Казахстане, оно насчитывает 5 000 пчелиных семей. У женщины нет возможности перевезти стационарные улья в свободное от химизации место. В этом году из-за обработки полей у Демидовой умерло 20% пчел, находящихся в матковыводном стационаре. В целом в течение года в Туркестанской области от отравления пестицидами и гербицидами погибли пчелы как минимум в 10 хозяйствах.
«Это очень большая проблема, которую не видит государство. Очень много судебных процессов сейчас. Весной в Кызылординской области погибло хозяйство, пчеловоды проиграли суд. Никакой компенсации не было. Они остались без пчел, без семейного дохода. Пытаемся достучаться до властей, чтобы выбирали более мягкие препараты. Конечно, государству это невыгодно – такие препараты дороже. Тендеры выигрывают компании, которые предоставляют препараты подешевле. Но дешево – не значит качественно. Гибнет все», – рассказывает Демидова.
В Казахстане, по словам ученых, каждый хозяйственный субъект вправе самостоятельно выбирать препарат для обработки полей. Фермеры часто не учитывают класс опасности пестицида или гербицида. Они могут быть безопасны для человека, но опасны для пчел.
«В первую очередь надо менять препарат и выбирать следующий по классу опасности. Выбирать тот, что не опасен для естественных опылителей и медоносных пчел. Надо своевременно предупреждать всех, кто занимается пчеловодством, чтобы они успели забрать своих пчел и увезти их. А потом вернуться, если место нужно пчеловоду. Должна быть слаженная работа между государством и хозяйствующими субъектами», – считает Шимелкова.
Шимелкова и Демидова, как и другие сотрудники Юго-Западного научно-исследовательского института животноводства и растениеводства, понимают, что растениеводы не могут не обрабатывать поля. Такие насекомые, как саранча или клещ конго-крымской лихорадки наносят большой вред урожаю. При этом аграрии знают о возможности обработки полей безопасными для опылителей препаратами, но отказываются – это дорого.
«Ими нужно чаще обрабатывать и они дороже. Наши фермеры просто не хотят заморачиваться. У них нет проблем – и ладно. Обработки нужны, но нужны безопасные обработки, – утверждает Демидова. – Государство может начать субсидирование, хотя бы наполовину оплачивать препараты. Нужно выстраивать цепочку, и начинать ее с государства. Сколько лет мы работаем, и на государственный уровень мы вышли сравнительно недавно. Потому что пчеловодство не воспринимали как бизнес и как отрасль сельского хозяйства. Это нетрадиционная отрасль в Казахстане, поэтому внимания ей уделяется мало».
Несмотря на гибель пчелиных семей от химизации, эпидемии клещей Варроа и Тропилаксопа, ученые уверены, что пчеловодство в Казахстане продолжит развиваться. Этому в том числе способствует «Национальный союз пчеловодов Казахстана «Бал-Ара», созданный в 2010 году бывшим премьер-министром Казахстана Сергеем Терещенко.
«Именно Терещенко объединил весь Казахстан. Потому что до появления ассоциации пчеловоды были сами по себе. В Казахстане пчеловодство развивается потому, что есть понятие потребностей, спроса и предложения. Северу и Восточному Казахстану требуются пчелы - этим и занимается юг и юго-восток. А те, в свою очередь, могут обеспечить людей продуктами пчеловодства. Мы хорошо работаем в тандеме, потому что у нас работает этот круговорот», – подытоживает Шимелкова.
«Пчелы работают на себя, а не на человека»
Первые пять пчелиных ульев у Павла Коновалова появились 11 лет назад. Сейчас пчеловод занимается развитием трех пасек в Казахстане – в горах Алматинской области, в городе Сарыағаш, и недалеко от Усть-Каменогорска, – и одной партнерской пасеки в российском Уссурийске.
«10 лет назад пчеловодство было в полном загоне, за это дело взялся Сергей Терещенко. За 10 лет мы очень многое сделали. Готовили специалистов, в том числе на нашей пасеке. Сейчас стало много казахоязычных пчеловодов – это радует. Сейчас наша цель – это производить хотя бы миллион тонн казахстанского меда в год. Для этого нужно иметь 200 тысяч пчеловодов. Такую цель озвучивал и Терещенко. И это реальная цель. Казахстан знают во всем мире, мы громко о себе заявили», – считает Коновалов.
Пчеловод на своей пасеке занимается не только изготовлением различной продукции, но и проводит агро-туры. За сезон в таких турах принимает участие до 6 тысяч человек. Коновалов сам проводит экскурсию по хозяйству и рассказывает о полезности пчел и пчелопродукции.
Коновалов считает, что Казахстан по качеству меда может конкурировать только с Кыргызстаном – из-за количества дикорастущих растений. При этом казахстанские пчеловоды не только не могут представлять мед в других странах, но и несут убытки из-за низких цен на российский мед и фальсификатов.
«Гречиха, например, у них стоит 500 тенге за килограмм, а у нас 1200 тенге – это самый дешевый. Очень много меда привезли из России и тем самым поломали цены на казахстанский. Наши пчеловоды уже стонут из-за этого. Самое страшное, что из России на наш рынок привезли много окрашенных масс, которые называют медом. Это даже не сахарный сироп, состав полностью химический. Сейчас они распространились по всем странам СНГ – это как сырный или молочный продукты», – рассказывает мужчина.
Но если завезенные фальсификаты не наносят вред здоровью, то некоторые меда казахстанского производства могут быть опасны из-за наличия в составах как гербицидов и пестицидов, так и антибиотиков.
«Не все умеют правильно применять лекарства, из-за чего наш мед не пускают в развитые страны, – объясняет пчеловод. – Потому что мед содержит много антибиотиков. Пчеловоды в целях экономии покупают лекарства, которыми лечат венерические болезни у людей, разводят и дают пчелам. От этого все предельно допустимые концентрации антибиотика в нашем меде зашкаливают. Такой мед вреден. Мало того, что в нем пестициды и гербициды с полей, так еще и антибиотики».
Коновалов уверен, что в министерстве сельского хозяйства должен быть хотя бы один специалист, понимающий суть отрасли и существующие проблемы пчеловодов. До этого момента Закон о пчеловодстве будет защищать только аграриев, а пчеловоды будут продолжать самостоятельно обучать будущих сотрудников пасек.
«С момента, как изобрели улик и рамку, человек начал ухудшать жизнь пчел. Они не болеют в природе. Им надо избавиться от паразитов – они поднимут сами уровень углекислого газа в рое и вылечатся. Пчелы работают на себя, а не на человека. Люди воруют у пчел», – заключает мужчина.