«Страшно, что в любое время может прилететь»
Марат Дарменов родился в Кызылорде, но больше 20 лет назад эмигрировал с семьей в Украину. Живет в поселке Белогородка, в 30 километрах от Киева. В первые дни войны он из окон своего дома наблюдал, как вдалеке заревом взрываются снаряды – это шли первые бои, начиналась оккупация российскими войсками севера Киевской области.
Домой к Марату мы приехали вечером с его братом – Кайратом, который уже семь лет живет в Киеве, но остается гражданином Казахстана. Сегодня Кайрат, как и всегда, приехал на помощь: Марат со своими сыновьями за столом чистят морковь, чеснок, а в холодильнике маринуется 30 килограммов мяса. Маленькая дочка с подругой играют в детской. Завтра, как и каждую неделю, начиная с апреля 2022 года мужская половина семьи Дарменовых поедет в какой-нибудь поселок или ближайший город – готовить плов для тех, кто нуждается.
«Российские войска по трассе стояли в трех километрах от нашего дома, а если напрямую – в полутора километрах. Из-за деревьев их не видно было, но взрывы были ужас. При взрывах дом подпрыгивал. 24 марта [2022] я еще дома был, а 25-го уехал к брату, и вернулись мы только в апреле. Каждый день, каждую ночь мы слышали грохот. Все эти полтора месяца мы спали в одежде. Потому что не знали, прилетит к нам в дом или нет. Останемся ли мы в живых. Просто лежали и смотрели в потолок, упадет он или нет. И как только вернулись домой, после деоккупации, когда освободили Киевскую область, открыли Бучу, Гостомель, мы сразу поехали», - рассказывает Марат.
С того времени они с братом раз в неделю едут волонтерить. Они готовят еду, помогают собирать, разбирать и перевозить юрты несокрушимости, разбирают завалы там, куда прилетели ракеты, или за сотни километров везут воду туда, где у людей ее нет. В итоге за эти почти два с половиной года мужчины семьи Дарменовых побывали не только в Киевской области, но и в Херсоне, на Донбассе и в десятках других мест Украины.
«Я все время говорю о Херсоне, потому что он мне очень запомнился. Не то что я горжусь – я радуюсь, что мы с ребятами смогли шесть домов запустить до холодов. Мы возили не только гуманитарку, но и строительные материалы. А жители… Они так радовались, когда нас видели, плакали. Запомнились бабушка с дедушкой. Они так медленно восстанавливали свой дом, некому было им помочь. Мы им помогли. А недавно мы съездили на Донбасс, он не полностью оккупирован, Славянск и Краматорск - наши. В Славянск я отвозил две машины, два УАЗика. Один из которых – скорая помощь. Ночевали мы там с товарищем у знакомого. И вот ночью стоишь на балконе, а вдалеке – зарево. Это в 20 километрах Бахмут, там же совсем недалеко – Авдеевка. Потом вечером лежишь, думаешь…. Меня часто спрашивают: “Тебе страшно?” Ну как страшно, там же люди живут. Страшно, конечно, что в любое время может прилететь», - рассказывает Марат.
С начала войны он не работает. Средства, на которые он и его семья занимаются благотворительностью, как он сам говорит, «появляются, как только заканчиваются». Помогают местные жители, фонды, в том числе, казахстанские, и бизнесмены тоже, в том числе из Казахстана, которые «просто дают деньги».
«Не было у нас постоянных (спонсоров – В.). В основном в 2022 году скидывали деньги – 80% из Казахстана. Потом здесь мои друзья, местные байкеры, тоже скидывались, хорошо помогали. В сентябре 2022 года приехал Арман Шораев, дал неплохую сумму, которой нам хватило очень надолго», - отмечает Марат.
Так как Марат с семьей родом из Казахстана, в конце февраля 2022 года ему пришло sms от посольства с предложением эвакуироваться на Родину. Они решили отказаться, чтобы помогать Украине.
«Ты боишься не смерти, а пацанов потерять»
Старший сын Марата, Дастан, контрактник. На полочке в гостиной в родительском доме лежат три медали, одна из которых «За оборону Украины» за подписью президента Владимира Зеленского.
Полтора года Дастан отслужил на Донбассе командиром отделения. Сегодня он дома, потому что, как признается, «не выгреб психологически». У Дастана несколько ранений: контузия, разрыв, сломанный сустав, кость. «Под обстрел попал», - коротко отвечает он, продолжая чистить чеснок.
На войну пошел сам, сначала не брали, потому что было 22 года, а потом принял решение подписать контракт на три года.
«Контрактник – это ответственность, другие отношения. Зарплата, большие плюшки есть. А теперь я принял решение идти дальше по карьерной лестнице. Бежать – совесть не позволит. А так буду расти среди нормальных людей, держаться возле нормального командира. Дебилов я навидался уже. Я хочу на офицера идти, нормально командовать, нормально руководить, чтобы все были целы. И выполнять задачи нормально», - рассказывает он.
Дастан признается, на войне не страшно – страшно, когда возвращаешься домой и вспоминаешь то, что происходит на поле боя.
«Я тут нахожусь – мне страшно, меня трясет. Туда приезжаешь – неделька, чуть-чуть кирпичи наложил, и всё. Говорят, Дос (Дастан – В.), спецзадание. И поехали. Ты боишься не смерти, а потерять пацанов. А они боятся потерять тебя. Так работает», - объясняет он.
«Тут в каждой семье своя страшная история»
До Бородянки из Киева ехать около 60 километров – примерно час езды. За окном леса сменяют поля, мы проезжаем большие и маленькие дома, где люди возделывают огороды, ухаживают за садом. Жизнь кажется мирной и спокойной. Если бы не одно «но». В эту красивую картинку то и дело «врывается» другая реальность: землянки с солдатами, военная техника, блокпосты, а местами – выжженные «островки», по которым понимаешь: здесь шли бои. Два мира, которые вынуждено сосуществуют здесь бок о бок.
Останавливаемся на улице Центральной перед разрушенными домами. Без всяких слов понятно – здесь бомбили. Встречает нас директор бородинского Дворца культуры Наталья Вузовская.
«Мы с вами находимся на месте страшной трагедии, которая произошла в 2022 году. Здесь российские войска скинули первую авиабомбу. Тут находилось 48 человек. Кто-то был в подвале, кто-то в квартирах, кто-то вышел через запасной выход. Прямо на глазах людей скинули еще одну авиабомбу напротив. Тела людей подкидывало и кидало на землю. Люди не понимали, что происходит и куда им деваться, где спрятаться. Тут вокруг все горело. Чуть позже еще две авиабомбы они скинули по Центральной улице. В общем, 41 человек остался под завалами, 28 человек пропали без вести, 300 человек – это те, кого застрелили, кто погиб. Их хоронили во дворах, в городе, потому что дойти до кладбища никто не мог. И цифра эта неокончательная», - рассказывает Вузовская.
По ее словам, с первого дня полномасштабного вторжения украинцы взяли в руки оружие для самообороны. Первые бои были на блокпостах 25 февраля, откуда пошли танки, 27 февраля российские военные зашли в Бородянку пешком.
«Они кричали, обстреливали частный сектор, оставляли после себя руины и полностью уничтоженные дома», - вспоминает директор Дворца культуры.
После вторжения в городе была уничтожена практически вся инфраструктура, включая администрацию, музыкальную школу и даже центр реабилитации. А после – в ход снова пошла авиация.
«Я никогда не забуду, как один дом, в котором мы находились и который был очень крепким, буквально в считанные секунды развалился. Было очень страшно, мы не понимали ситуацию, вообще не знали, что делать», - говорит Вузовская.
Эвакуация из Бородянки была 2 марта 2022 года. Женщина с семьей приняла решение эвакуироваться, в ее автобусе было 20 человек, большинство – дети.
«Моя дочка сказала: ”Мама, я больше не переживу этого”. Матери в панике накрывали детей, дети кричали. С нами были люди, которых контузило. На подлете разрывался снаряд, их контузило. Невозможно было оказать помощь, потому что скорой помощи не было, службы спасения тоже. Передвигаться было невозможно. Мы выезжали с ранеными людьми, необутые. У меня была рана на голове, на черепе. Из нее текла кровь. Из носа текла кровь. Но мы ехали», - говорит женщина.
Наталья Вузовская констатирует: здесь в каждой семье своя страшная история. И чем больше об этом говорят, тем больше находится свидетелей и подробностей. Подробностей о том, как одни люди пытались спасти других, а российские войска не давали этого сделать.
«Российские военные не давали возможности вытаскивать людей из-под завалов, помогать людям. Уже сейчас есть свидетельства, которые доказывают, что люди пытались друг другу помочь, пробирались в дома, пытались спасли тех, кто остался под завалами. К сожалению, спаслись единицы», - рассказывает женщина.
Она также говорит, что когда заехали волонтеры и спецслужбы, то они две недели – с 6 по 20 марта – разбирали завалы.
«Экскаватор, разбирая дома, фактически доставал людей частями. Есть фотография, на которой запечатлено, как лежит груда тел. Родные ждали, когда хоть что-то достанут, чтобы можно было опознать и похоронить. Люди сгорали семьями. Мы знаем такие семьи, где буквально три девчонки, мама с отцом сгорели; где сгорели мама с отцом и их сын. Таких семей очень много», - вспоминает женщина.
Сегодня Бородянка, как и другие города Украины, куда практически не прилетают бомбы, пытается восстановиться. В районе, где мы находимся, остается несколько разрушенных домов, один из них – наполовину целый, и в нем продолжают проживать 10 семей.
«В этом доме живет наш мэр. Он жил в этом доме, на пятом этаже (показывает на соседний разбомбленный дом – В.). А сейчас здесь арендует квартиру», - говорит заместитель мэра Бородянки Сергей Ключев, подходя к нам.
Он признается, что многие до последнего не верили, что будет война. Понимание пришло только когда регулярные войска российской армии зашли в город.
«Авиация разрушила практически все многоэтажки, нанесла катастрофический урон нашей инфраструктуре. У нас административных помещений практически не осталось. Это не линия соприкосновения, где стреляли. Нас просто обстреливали. В Бородянке нет ни одного объекта военной инфраструктуры», - заверяет он, добавляя, что, по его данным, без вести пропавшими числятся не 28, а 34 человека.
За два с лишним года в городе восстановили все, что было возможно и по силам. Здесь, у разрушенных бомбами многоэтажек, восстановлено здание детского сада. Он еще не подключен к коммуникациям, но это дело времени. Многие дома демонтированы, и началась большая стройка. Этот микрорайон тоже будет снесен – чтобы не было никаких напоминаний. Для этого, подчеркивает заместитель мэра, существуют музеи.
«Передай привет моей Родине»
Во время эвакуации из Бородянки, как и из других городов, выехало много людей. По предварительным подсчетам, из 27 тысяч жителей осталось не более 16,5 тысяч. И это при том, что сюда приехали жители Херсона и Бахмута. Многие не могут вернуться просто потому, что некуда. Литва в рамках гуманитарной помощи построила здесь модульные общежития – самые большие в Украине. Это одноэтажное строение, похожее на контейнер, но с окнами и кондиционерами. Здесь сегодня проживают 282 человека, в том числе около 40 детей.
«Этот модуль был построен литовским правительством, другие – польским, так как не хватало места. У нас проживают люди из других регионов – это Донецкая, Луганская, Херсонская области. Сейчас ждем запросы от людей, чтобы заселить их. Ранее заселенных немного потесняем, потому что нужно оказать помощь жителям Херсона, Харькова», - рассказывает помощник коменданта, администратор модульного общежития Ирина Полищук о жилье для переселенцев.
Комнаты в общежитии рассчитаны на четырех человек, но их стараются заселять семьями. И, если в семье два человека, больше никого не подселяют. Людей здесь бесплатно обеспечивают едой, есть игровые комнаты, компьютерный класс, детская комната и даже теннисный стол.
«Сейчас людей заселили в пять модулей, а всего у нас шесть. Живем дружно, в принципе. Кто выезжает по каких-то причинам, там дочка выехала за границу, еще что-то, то ладно. Мы как семья, не без нюансов, но все бывает. Все хорошо», - улыбается Полищук.
Пока мы разговариваем в коридоре, из комнаты рядом выглядывает женщина.«Заходите ко мне, я как раз полы помыла», – смеется она. Это Вера Антоновна Пархоменко, ей 65 лет, из которых большую часть она отдала медицине. Работала в местном онкологическом центре. Она родом из Казахстана, из села Есенгельды Карагандинской области. В Украину переехала 52 года назад, живет в Бородянке. В феврале 2022 года в ее дом прилетела бомба. Старший сын с семьей уехали, а она с младшим (ему 35 лет) ютится в общежитии.
«Когда бомба упала, старший сын с семьей, внуку 16 лет, были дома, их с крыши снимали. Слава богу, живые остались. Правда, ноги и руки все поломаны были. Бомба же упала, прямое попадание в дом. Их госпитализировали в Черкасскую область, оказывали помощь. Живые все, даже собака. Теперь они в Киеве. Их там подлечили. Мы счастливы, что мы живы. Ведь здесь, в Бородянке, все горело», - вспоминает Вера Антоновна.
Больше всего женщина сегодня переживает, что может остаться без крыши над головой, потому что в день нашего приезда, по ее словам (а это 23 мая – В.), людям выдали перечень необходимым документов, которые нужно собрать для дальнейшего проживания в общежитии. Вера Антоновна не знает, как это сделать, потому что сын целыми днями на работе, а у нее катаракта и фактически отсутствует зрение.
«Зачем все эти справки, эти бумажки, зачем эта бюрократия? Мы и так столько вытерпели, настрадались. Но вот такие новые порядки. Для чего это? Зачем палки в колеса вставлять? Невозможно уже», - вздыхает пенсионерка.
Пенсия у Веры Антоновны – 2 890 гривен, это около 72 долларов, или 32 тысячи тенге. Говорит, даже задумывалась вернуться в Казахстан. Тем более туда уехала из Херсона ее 75-летняя сестра с семьей.
«Они уже год там. Сестра говорит, люди там хорошие. Когда люди узнали, что они из Херсона, стали спрашивать, чем помочь. Бешбармак несут, шашлык несут, рыбу жареную несут. Говорят: “Вы же из Херсона, вы натерпелись».
Плача, она говорит на прощание: «Я так за тебя рада, потому что ты дышишь тем воздухом. Ты ходишь по той земле, а я не могу. Передайте моей Родине привет. Я не забывала Казахстан никогда. Никогда…»
«Сложно вырезать из памяти то, что случилось в Буче»
Следующий пункт назначения – Буча. Город, о котором сегодня, кажется, знают во всем мире. Бои в нем продолжались с 27 февраля по 31 марта 2022 года. То, что происходило здесь, мировые СМИ назвали резней. Только по официальным данным после деоккупации в городе обнаружено 422 тела мирных жителей, а по всему Бучанскому району – 1 190.
«После того как Буча была оккупирована, здесь произошло множество ужасных вещей. Инфраструктура была разрушена; они (российские военнослужащие - В.) преследовали цель – угнетать гражданских. Эти так называемые освободители пришли и очень усложнили жизнь всем, кто остался. Буча была домом примерно для 55 тысяч человек, большинство смогли уехать, осталось по различным причинам 2,5 тысяч человек», - рассказывает житель Киевской области, работающий в Буче, Илья Верещагин.
Мы на территории церкви Андрея Первозванного. На стенах храма до сих пор видны сколы от пуль и снарядов. Именно здесь было найдено одно из самых больших захоронений. На месте братской могилы установлен памятник: сотни табличек с именами убитых, а в центре – крест и лампады со свечами.
«На территории этой церкви найдена одна из самых больших братских могил – 116 человек, мирные люди были захоронены в траншее за этим мемориалом. Сам мемориал построен для того, чтобы помнить о 509 гражданских, которые были здесь убиты. Большинство из них убиты специально. Еще около 70 человек до сих пор не идентифицированы. Поэтому мы будем обновлять этот мемориал. Здесь можно увидеть целые семьи. Например, почти все были убиты, когда пытались сбежать из Бучи, выжил только отец. Русские солдаты сожгли машину. Они были убиты просто так, как и многие здесь. Сложно вырезать из памяти то, что здесь случилось», - говорит Верещагин.
Дарина Слепенко тоже работает в Буче, сама родом из Бородянки, где в феврале 2022 года оказалась в оккупации. Дома, в которых жила Дарина, взорвали в первые же дни. Сначала женщине с мужем и двухлетним сыном удалось выехать в пригород к родителям, где неделю они провели в подвале, а затем, 5 марта, смогли сбежать по единственной дороге через поле, которое «обстреливали русские».
«Нам чудом удалось выехать. Такое чувство, как будто жизнь поделилась на до и после. То, что было до, как будто совсем другая реальность. То, что происходит сейчас, это… У нас сейчас каждый день гибнут люди. То, что пережили в оккупации, – это одно, но то, что этот ужас не закончился, – это другое. Обстреливают каждый день города. Киев, Харьков сейчас очень страдают. Поэтому... Спокойной жизни нет. Очень надеемся, что мы быстрее это все закончим», - говорит Слепенко.
Самому маленькому убитому было два года, самому старшему – 99 лет
Внутри самого храма, как напоминание о тех днях, – десятки фотографий, сделанных журналистами из разных стран во время эксгумации и опознания тел погибших после деоккупации.
«Видите стену храма? Она обстреляна. Это было 27 февраля [2022], буквально через несколько дней после начала большой агрессии российской армии. Это следы не случайного взрыва – это обстрел из русского танка», - говорит нам только что подъехавший к храму протоиерей Андрей Головин.
«Намеренно?»
«Я не знаю, как можно стрелять по храму не намеренно».
Головин – протоиерей церкви Андрея Первозванного. Он один из тех, кто пережил оккупацию в Буче. Он вспоминает, как в те дни вынужденно приходилось идти на улицу в поисках еды и воды. И все это – под прицелом автоматов.
«Они позиционируют для всех себя как освободители, но освободили нас от жилья, от воды, от газа, от электричества – от всего. У людей был выбор: или сидеть дома и умереть с голоду в холоде, или выходить и искать какую-то пищу, какую-то воду», - говорит он.
Головин рассказал, что когда он вышел из дома, то увидел в метрах 100 на перекрестке четыре танка, по два человека держали улицу под прицелом, а остальные забегали в дома и «проводили зачистки».
«Я посчитал, что если развернусь, меня убьют. Пришлось идти прямо на них. Очень неприятно, когда тебя разглядывают в прицел», - отмечает он.
По его словам, его и еще одного молодого человека стали проверять, парня раздели полностью: искали следы от приклада или татуировки военных.
«Мне посчастливилось остаться живым. Другим… Например, семья молодого человека, который пел у нас в хоре, Андрея Шапилова, вся погибла. Их пытали. Пытали до такой степени, что у некоторых тел нет рук. И чтобы скрыть преступление, они эти тела на одну кучу свалили, чем-то облили и подожгли. Шесть тел. Я могу показать фотографии, они не для телевидения, они очень страшные», - говорит Головин.
«Если посмотреть на мемориальные таблички, самый младший, кого я там увидел, – это мальчик двух лет, самая старшая – женщина 99 лет. Ни 99 лет, ни два года никакой угрозы для русской армии не несли, и навряд ли в таком возрасте можно говорить о каком-то национализме и так дальше. К сожалению, войска, которые отсюда вышли, не понесли ни осуждения, ни наказания», - констатирует Головин.
Он добавил, что и с самого начала, и сегодня все хотят мира: «Если бы это зависело от нас, эта война даже бы не начиналась. Мы ее не провоцируем. Мы не заинтересованы в том, чтобы наши дома бомбили. Знаете, с 2014 года, за 10 лет, на полях сражений погибло около сотни солдат, которые родом из Бучи. За месяц русского мира, за месяц русской оккупации погибло более 500 мирных жителей. Никто как бы не хочет воевать, но это более безопасно: меньше гибнет людей, чем тогда, когда приходит оккупация».
Ирпень. Мост жизни
Последняя точка в области, после которой начинается Киев, – Ирпень. Еще один город, находившийся под оккупацией российских войск до 28 марта 2022 года. Официально объявлено, что здесь убито 269 мирных жителей. До начала войны в Ирпене проживало около 100 тысяч человек, сегодня – около 80 тысяч, с учётом 23 тысяч, которые приехали сюда уже после деоккупации.
«Я не была в оккупации, так как 24 февраля, когда уже были слышны взрывы, а российские войска были у Гостомеля, мы уехали на Житомирщину. Когда люди уезжали из Ирпени 6-7 марта, на улицах были убитые местные жители. Те, кто не смог уехать, прятались в подвалах, жили без воды и без света. Других наших знакомых, которые остались помогать людям, расстреляли…» - говорит заместитель мэра Ирпенского городского совета Татьяна Ярошенко.
Как и в других городах – Буче, Гостомеле, Бородянке, – в Ирпене также уничтожили всю инфраструктуру. В городе не осталось ни одного целого детского сада и школы – все 23 объекта уничтожены. Без жилья осталось 15 тысяч местных жителей. Два года после освобождения здесь продолжается большая стройка – дома, которые возможно, восстанавливают, другие полностью сносят.
«Напротив этого дома находится частный сектор. Это больше 10 гектаров частного сектора, которые тоже были все повреждены, они были все снесены. Сейчас, благодаря кампании президента и всех международных фондов, идет реконструкция и полное восстановление», - показывает Ярошенко.
Действительно, видно, как строительные компании возводят новые многоэтажки. Где-то стройка идет полным ходом, где-то, где не хватает средств, стоят «коробки», некоторые из них частично разрушены бомбами. Всю дорогу в сторону Киева видны последствия оккупации: пули в заборах и частных домах, которые, кажется, оставили как напоминание о тех днях.
Мы же тем временем проезжаем «кладбище автомобилей» – десятки сожженных и взорванных транспортных средств, на которых мирные жители пытались выехать из оккупированного Ирпеня. Выжившие раскрасили их, а власти пока думают, что делать с этим «памятником» – разобрать его или оставить.
Последняя точка – Романовский мост. Его взорвали украинские военные 25 марта 2022 года. Ярошенко говорит, это было необходимо, чтобы российские войска не зашли в Киев. И эта тактика сработала. Сегодня Романовский мост в Украине называют дорогой жизни. Потому что именно через него, а после его взрыва – через реку Ирпень, смогли эвакуироваться более 40 тысяч местных жителей.
«Люди шли пешком, даже вплавь. Этот мост был полный. Сначала люди ехали на машинах, но они были расстреляны, взорваны. Все машины, которые вы видели на кладбище автомобилей, привезены с этого моста. Если бы не этот мост, мирные жители не смогли бы спасти свои жизни и жизни своих детей», - объясняет заместитель мэра Ирпеньского горсовета.
За последний год здесь построили новый мост, который, насколько это возможно, позволил жителям Киева и области вернуться к полноценной жизни и передвижениям. Потихоньку строится инфраструктура – у людей в домах постепенно появляется вода и свет, который, хоть и с перебоями из-за нехватки мощностей, но есть.
Каждый из тех, с кем мы говорим, тяжело вспоминает об оккупации и каждый надеется, пусть и утопично, что война закончится уже завтра.