Зарина Ахматова, Vласть
Ротация кадров в любой структуре – залог поддержания ее жизнеспособности, в Казахстане пертурбации в высоких эшелонах каждый раз становятся пищей для экспертных трактовок. Данияр Ашимбаев, главный редактор биографической энциклопедии «Кто есть Кто в Казахстане», главный политический комментатор элитных перегруппировок рассуждает о том, чем нынешняя перетасовка отличается от всех предыдущих. Агонизирует ли старая управленческая модель или только переживает трудности (очередного) переходного периода? Кто виноват в повальной «ура!-тизации» идеологического сектора? Как изменился баланс групп влияния, и почему именно сейчас дала сбой изначально обреченная модель коллективной безответственности? Специально для Vласти Данияр Ашимбаев - с аналитическим раскладом отечественных политических колебаний.
Данияр, последние кадровые ротации хотелось бы рассмотреть с точки зрения того, как изменилась ситуация среди групп влияния?
Попытки синтезировать любые кадровые изменения по сферам влияния элитных групп начались еще в 90-е, но тогда это было легче сделать: всё и все были на виду. Четко было видно, где какие позиции: где Субханбердин, где Каппаров, Машкевич, Кулибаев, Утемуратов, Ким, Байсеитов, Аблязов и так далее. На сегодняшний день ситуация выглядит иначе. Квази-частная экономика 90-х эволюционировала в огромный квази-государственный сектор. И если в начале нулевых считалось, что те или иные государственные компании относятся к элитным группам, например, Казкоммерцбанк фактически осуществляет управление такими компаниями, как KEGOC, Казахтелеком и Air Kazakhstan, то сейчас нацкомпании стали не то, чтобы самостоятельными структурами, но, скажем, автономными игроками. Фактически ФНБ «Самрук-Казына» и НХ «КазАгро» – это два огромных холдинга, которые аккумулируют большую часть нацкомпаний, но их нельзя отнести к «группам» даже собственного менеджмента. Государственный сектор превратился в некое саморегулируемое образование (сказать «самоуправляющееся» сложно, ибо управление подразумевает помимо прочего принятие решений и ответственность, хотя бы условную, чего мы не наблюдаем, ни в аппарате, ни в государственной экономике). К тому же, прежняя «вассальная» система также развалилась. Фигуры второго-третьего плана в большинстве лояльны не только формальному лидеру, но стараются ориентироваться на несколько центров. Поэтому конструкции выстраиваются сложные, ситуация неопределённая по всем параметрам.
Сформировалась ли новая модель управления после отхода от олигархической системы?
Проблема последних лет – резко сократилось количество людей, которые принимают решения, которые могут взять на себя ответственность. Возникла сложная система – совокупность вертикалей власти при общей некомпетентности привели к дефициту управленческих решений. Людей, которые моги бы принять решение, продавить его до конца, найти компромисс, стало меньше. Возвращение Каппарова, Досаева, Кушербаева, Кожамжарова – все это говорит о том, что президент склоняется к необходимости обновить управленческий состав следующим образом: усложнить систему, повысив тем самым ее внутреннюю конкуренцию. Если вы заметили, президент, назначив людей, не оговорил их реальные полномочия, а формальные и реальные – это разный уровень. Вроде бы формально понятно, чем должен каждый заниматься, но взять того же премьера или главу Администрации президента, вопрос их влиятельности не в том, что им положено делать, а в том, сколько власти они могут взять и переварить. Старых людей вывели на орбиту в новом качестве. Понятно, что премьер, который не отстаивает интересы своего кабинета, обречен на забвение. У нас в стране есть вице-премьеры, о существовании которых просто так и не вспомнить. Прежней системы олигархического управления уже нет, государство выдвинулось на первые роли в сферах внутренней и внешней политики, а также экономики. Многие институты квазигосударственного сектора находятся в определенном вакууме – они вроде бы и есть, но решение по их дальнейшему развитию не принято. Система коллективной безответственности, которая возникла за последние годы, дает сбой. То, что мы видим – попытка перекроить поле, и вернуть системе мобильность, попытка придать стране хоть какое-то движение.
И все-таки какие-то концептуальные изменения мы видим – людей Аслана Мусина выбросило из обоймы.
Аслан Еспулаевич – прежде всего сильный аким, работавший в сильных регионах, человек, который привык брать на себя столько полномочий и ответственности, которые считал нужным. Такие люди привыкли руководитель вертикалью, ориентируюсь только на главу государства. Горизонтальное взаимодействие получается намного хуже. Мусин мог быть хорошим вице-премьером, министром, руководителем нацкомпании, премьером, но у руководителя АП несколько другая специфика, особенно в современной ситуации. Он, скорее, координатор президентской вертикали, в которой есть немало фигур, которые ему не подчиняются даже формально. Тут решения продавливают не силовым способом, а консенсусным. Так мягко проводить решения умеет Адильбек Джасыбеков, Карим Масимов, есть несколько таких фигур. Мусин оказался приверженцем другой модели управления. Он, который привык к кадровой автономии, на посту шефа АП пытался выстроить вертикаль, которая не приветствовалась всеми остальными. А принимать решение, не оглядываясь на других, в Астане может себе позволить только президент. Мусин оказался в центре конфликта, к тому же тот триумвират, в который он входил, фактически развалился. К тому же, его креатура - Бергей Рыскали со всей своей командой оказался в эпицентре огромного уголовного дела. Но непосредственное доверие президента Мусин не утратил. Его не отправили куда-нибудь послом, а поставили на пост главы Счетного комитета. Это ведомство, при должном использовании, может быть хорошим механизмом поддержки баланса в столице. Президент все-таки хотел бы сохранить количество людей, которые могут сдерживать ситуацию. Мусин теперь хоть и не глава администрации, но у него достаточно ресурсов, чтобы испортить жизнь всем своим возможным недругам.
Кстати, это не первый пример, когда президент дает проштрафившимся «второй шанс».
О «втором шансе» хотелось бы сказать отдельно. Если брать конкретно Крымбека Кушербаева, то тут дело не в гуманизме. В ситуации с событиями в Жанаозене, когда были отправлены в отставку и аким области Кушербаев, и Тимур Кулибаев – решение было чисто политическим – снять остроту конфликта. Хотя тот же президент не мог не понимать, что ни полномочий акима области, ни полномочий главы «Самрука» не хватало для того, чтобы урегулировать ситуацию. При этом по многим показателям экономического развития Мангистауская область при Кушербаеве вышла на первое место в республике. Кулибаев смог превратить ФНБ в эффективный механизм – заставить работать эти структуры как единое целое мог только очень сильный менеджер. И акимат, и «Самрук» работали как часы. Сбой в регионе был системный. Там была виновата и миграционная политика, и общие проблемы кризиса 90-х, и дальнейшая автоматизация производства, которая сократила количество рабочих мест. К тому же, «Озенмунайгаз» не был приватизирован, в отличие от других компаний, которые после приватизации до сих пор работают стабильно. Проблема в регионе, повторюсь, зрела давно – огромный рост населения при ограниченном рынке труда – предприятие выработало свой ресурс. Ни АП, ни правительство в 2011 году не приняли должного участия в разрешении проблем. Я уже молчу про профильные министерства или «Нур Отан». Даже по контрпропаганде не отработали ситуацию с забастовкой: думается, что сделано это было по прямому запрету АП, чтобы в год 20-летия независимости не портить никому праздник. Поэтому снятие Кушербаева и Кулибаева – это больше политическое решение. Дальнейшие разборки привели бы к тому, что надо было искать чиновников, которые ситуацию спровоцировали своим бездействием. Но сделало бы вопрос не просто политическим, а очень политическим.
Теперь то, что касается Крымбека Кушербаева. Он относится к такому типу людей, которых можно назвать эффективными управленцами. Он ездил по регионам, встречался с людьми, решал проблемы. И когда его перевели в Астану, он все эти качества проявил в полную силу. Ситуацию с ураганами в южном Казахстане поручили тоже ему. Скажем, этот человек, даже будучи на посту вице-премьера, не брезговал заниматься ситуацией, за которую не возьмутся другие. Насколько мне известно, своим замом его пригласил сам Серик Ахметов. Здесь проявилась другая проблема – он в Астане нарушил баланс сил, который перед его переводом стал формироваться. Кушербаев как аким привык брать на себя необходимые полномочия, и на его фоне многие стали блекнуть. Кушербаева стали воспринимать на предмет его дальнейших перспектив – а вдруг он потенциальный глава администрации или будущий премьер, или, что еще хуже – преемник? Эта его позитивная активность грозила дисбалансом всей системе. В итоге было принято, я так понимаю, коллегиальное решение, что потенциал Кушербаева лучше использовать на посту акима. И его направили в родную Кызылординскую область. Тем более, что она находится в достаточном унылом состоянии. Таким образом, его перевод решает две проблемы – «устаканит» ситуацию в правительстве и поднимет регион. У нас не так много пассионарных чиновников в стране, и их переизбыток в столице несет в себе изрядную долю риска.
И все же за последнее время это самая странная и вместе с тем масштабная перетасовка колоды. Взять хотя бы назначение молодого чиновника Бауыржана Байбека на пост первого зампреда «Нур Отана».
Что касается перестановок вообще, то перераспределение полномочий между министерствами – это стандартная процедура, которую проводят раз в несколько лет. Что касается Байбека, то здесь, да, можно согласиться – он не обладает пока особым авторитетом. Не первое его назначение выглядит странным, но говорить априори о том, что он как управленец никакой, я бы не стал. Президент неоднократно шел на риск, привлекая во власть молодежь и мы знаем, что многие его выдвиженцы, несмотря на всю критику, неплохо себя зарекомендовали. Те сбои, которые были в региональной политике в период его работы замруководителя АП, глупо связывать только с его именем. С другой стороны, были сделаны некоторые позитивные вещи. В любом случае, ему предстоит немало поработать, чтобы его стали воспринимать как серьезного игрока. Могу только заметить, что как аппаратчик он себя проявил неплохо, хуже, чем мог, но лучше, чем ждали, когда он только пришел.
Еще одно назначение, о котором нельзя не сказать: перевод министра культуры и информации Дархана Мынбая на должность директора Национального музея, и почти юбилейное (третье) возвращение на это место – Мухтара Кул-Мухаммеда.
Мынбай был хорошим замом акима, неплохим замминистра, но на посту заведующего отделом внутренней политики и на посту министра культуры и информации он немного потерялся. Причин я вижу две: либо это выходило за рамки его компетенции, либо ситуация, когда по идеологической части у нас много начальников, оказалась для него сложной. В этом секторе много «смотрящих»: есть госсекретарь, замруководителя по идеологии, премьер, пресс-секретарь президента, советник президента по политическим вопросам, вице-премьер по социальной политике. Есть еще общественность и пресса, которые каждый шаг воспринимают критично. В такой ситуации лучше иногда действительно уйти в тень. Сейчас кого-то понизили, а кого-то повысили. Нельзя говорить, что все, дескать, это окончательно. Они всегда возвращаются. Если, конечно, не сбежали за границу и не оклеветали родину, партию и общественный строй.
Тем не менее, новое назначение господина Мынбая вызывает горькую усмешку. Слишком оно изощренное.
Слишком изощренным было 20 лет назад понижение министра здравоохранения – его отправили на пост директора детского сада. По поводу же возвращения на пост министра Кул-Мухаммеда – смеяться смысла уже нет. Каирбек Сулейменов у нас неоднократно возглавлял МВД. Касым-Жомарт Токаев – несколько раз возвращался на пост главы МИДа – эта ситуация не носит характера прецедента. Отчасти такое связано с тем, что президент не раз выражал свое недовольство качеством идеологической работы, возникли к тому же, определенные вопросы по переводу казахского языка на латиницу. Сложилась следующая ситуация – министерство, которое должно заниматься вопросами идеологии, в последний раз эффективно делало это в бытность на посту министра информации упомянутого Кул-Мухаммеда. Непосредственным руководителям СМИ приходится иметь дело с кучей руководителей, которые дают массу взаимоисключающих приказов. Фактически идеологическая работа была парализована. И я говорю не о цензуре, она, точнее, самоцензура развита на всех уровнях. Но вместо красивой мелодии по внутренней политике, в последние годы мы слышим только барабанную дробь. Если раньше, когда президент выступал, то было четко понятно – этот пассаж адресован национальным меньшинствам, этот – национал-патриотам, этот – ученым, была стратификация идеологии, то сейчас все превратилось в сплошную «ура!-тизацию». И за это несут вину отдел внутренней политики и министерство информации, которые изначально не выработали ни тактики, ни стратегии взаимодействия секторов. Необходимо было усилить министерство и сменить идеологический вектор. Приход на пост госсекретаря Марата Тажина, который не только идеолог, но и стратег, призван поднять работу на прежний уровень. А назначение Кул-Мухаммеда на пост министра призвано активизировать эту работу в рамках профильного ведомства. Конечно, лично для него назначение – не самое приятное, но вместе с тем он знает, как там работать.
Если вернуться к силовому блоку, Кайрат Кожамжаров на посту секретаря Совбеза – это, мягко говоря, было не совсем ожидаемо.
Впрочем, как и тот подход, который постоянно демонстрирует президент. Такими назначениями глава государства лишний раз демонстрирует, кто в доме хозяин, и кто бы на какую должность не рассчитывал, он должности раздает в соответствии со своей личной стратегией. И если кого-то усиливает, или кто-то усиливается сам, то моментально включается система создания противовеса. Особенно это касается силового блока. Мы помним, что было в 2001-м году. Подобная же ситуация едва не возникла в 2009-м. Приход Кожамжарова в Совет безопасности надо воспринимать не как самостоятельный шаг, а как часть общей системы.
Посмотрите, как интересно складывается ситуация сейчас. Ахметова уравновешивает Сагинтаев, Марченко – Келимбетов, Тусупбекова и Касымова – Кожамжаров, Даулбаев и Шпекбаев, Нигматулина – Байбек. Абыкаев, Есимов, Шукеев, Тасмагамбетов и Мусин «при своих», но у них собственные проблемы, разноплановые, но в целом ограничивающие маневр. Кулибаев, Джаксыбеков и Утемуратов наблюдают за ситуацией со стороны. Мами и Саудабаев потихоньку усиливаются, но не имеют достаточной ресурсной базы. Кушербаев столичное поле временно покинул. Каппаров и Досаев сильно и быстро укрепились в аппаратном плане, но действуют не так агрессивно, как от них ожидали. Не хватает еще кое-кого – например, нового «верховного южанина». Все потенциальные конфликты вынесены на периферию АП, где Масимов спокойно, но уверенно усиливает влияние. Возникает интересная ситуация: президент выстроил достаточно интересную сбалансированную модель, но категорически не удовлетворен уровнем ее эффективности. И ведь это проблема возникла не сегодня.
Как ни странно, она возникла и не вчера. В связи с этим, хотелось бы понять, коэффициент запаса устойчивости и способность старой системы сопротивляться новым разрушительным факторам уже исчерпан или об этом пока рано говорить?
Я бы сказал, что имеет место сбой системы или даже кризис управления, но это не совсем так. Система работает, не всегда эффективно и не всегда со знаком плюс, но работает. При общем недовольстве можно отметить и наличие эффективных управленцев, и определенные политические, административные и экономические достижения. Любопытно то обстоятельство, что те усилия и средства, которые тратятся на возведение «потемкинских деревень», бессмысленную пропаганду и такое же реформаторство намного больше, чем нужно для нормального функционирования государства. Сектор публичной или общественной политики не играет абсолютно никакой роли – поскольку все идущие в нем «острые дискуссии» абсолютно бессодержательны. Законодательный блок – в нем еще веселее, поскольку у нас есть устойчивый стереотип, что любую проблему можно решить путем принятия соответствующего закона. Это вкупе с устойчивой традицией не обращать внимания на законы или любые другие формальности делает этот процесс полностью бессмысленным. Изучение социальных сетей показывает не поляризацию, а атомизацию и виртуализацию общества. Обратите внимание, что новостные ленты забиты не традиционно криминально-коррупционными сюжетами, а совершенно аномальными проявлениями жестокости и агрессии, сексуального насилия и педофилии. Это ли не симптомы серьезной болезни? Сейчас сложно сказать, агония ли это старого уклада или временные флуктуации. Об этом можно судить только по прошествии времени. В любом случае, запас прочности еще есть. Пока есть.