Более того, хотя разрыв в уровне доходов в США увеличивается, уровень поддержки американцами идеи их перераспределения остаётся, по данным «Всеобщего социального опроса» (GSS), неизменным уже несколько десятилетий. Похоже, что Джон Стейнбек правильно уловил суть этой проблемы; как говорят, он называл причиной, по которой социализм не укоренился в США, то, что американские «бедняки считают себя не эксплуатируемыми пролетариями, а переживающими временные трудности миллионерами».
В глазах тех, кто уверен, что общество должно предлагать своим членам равные возможности, и что любой, кто упорно работает, способен взобраться выше по социально-экономической лестнице, перераспределение доходов выглядит ненужным и несправедливым. По мнению сторонников теории равных возможностей, поскольку каждый начинает с одной и той же стартовой точки, плохие результаты объясняются исключительно собственными ошибками людей.
Эти взгляды разделяет большинство американцев. По данным «Всемирного опроса о ценностях и убеждениях» (WVS), 70% американцев уверены, что бедные способны самостоятельно выбраться из состояния бедности. В Европе ситуация разительно отличается: здесь лишь 35% верят в подобную возможность. Иначе говоря, большинство европейцев считают бедняков несчастными людьми, а большинство американцев – лентяями. Возможно, именно в этом причина, по которой в европейских странах действуют более щедрые – и затратные – программы социальной поддержки, чем в США.
Глубоко укоренившиеся, оптимистические взгляды американцев на социальную мобильность основаны на истории США и рассказах об иммигрантах, выбившихся «из грязи в князи». Однако сегодня представления американцев о социальной мобильности в большей степени опираются на мифы, чем на факты.
По данным социологического исследования, которое недавно провели мои коллеги и я, американцы считают, что 12% детей из группы населения с самыми низкими доходами сумеют к моменту выхода на пенсию попасть в группу населения с самыми высокими доходами. Американцы также уверены, что только 22% детей, живущих сегодня в бедности, останутся в ней и во взрослом возрасте; остальные сумеют выкарабкаться, благодаря упорному труду.
На самом же деле эти цифры равны 8% и 33%, соответственно. Иными словами, американцы переоценивают потенциал социальных лифтов и недооценивают вероятность пребывания в безысходной бедности целых поколений. Они также уверены, что, если бы все начали прилежно работать, тогда «Американская мечта» об успехе, достигнутом своими руками, стала бы ближе к реальности.
Европейские респонденты более пессимистично настроены в отношении мобильности. В отличие от американцев, они переоценивают шансы остаться бедняком навсегда. Например, респонденты во Франции, Италии и Британии заявили, что, соответственно, 35%, 34% и 38% детей из семей с низкими доходами так и останутся бедными, хотя в реальности эти цифры равны 29%, 27% и 31%.
Взгляды на социальную мобильность различаются в зависимости от политических взглядов и географических регионов. Например, и в США, и в Европе люди, которые называют себя «консерваторами» в вопросах экономической политики, уверены, что в их стране для всех детей возможности равны, а рыночная экономика является справедливой.
Противоположных взглядов придерживаются люди, называющие себя экономическими «либералами». Они выступают за более активную роль государства, потому что верят, что без присмотра рынки не гарантируют справедливости и могут даже способствовать росту неравенства.
Есть и другое поразительное наблюдение: американцы излишне оптимистично оценивают уровень социальной мобильности в тех регионах страны, где реальный уровень мобильности низок, например, в юго-восточных штатах – Джорджия, Алабама, Вирджиния, Северная Каролина и Южная Каролина. Респонденты в этих штатах оценивают уровень мобильности в два раза выше, чем он есть на самом деле. Напротив, в северных штатах, таких как Вермонт, Монтана, Северная Дакота, Южная Дакота и Вашингтон, респонденты недооценивают уровень социальной мобильности, хотя он там выше.
В рамках нашего исследования мы знакомили участников опроса с реальными данными о социальной стратификации в Европе и Америке. Выяснилось, что в зависимости от того, называют ли они себя либералами или консерваторами, люди по-разному интерпретируют эту информацию. Например, когда либералам показывали пессимистическую информацию о мобильности, они начинали ещё активней выступать за политику перераспределения доходов, в том числе государственное образование и всеобщее здравоохранение.
Консерваторы, напротив, оставались непоколебимы. Они признавали, что низкая социальная мобильность экономически вредна, однако сохраняли такое же негативное отношение к активной роли государства и к политике перераспределения, как и до знакомства с реальной статистикой.
Отчасти причиной подобной реакции консерваторов является, как мне кажется, недоверие. Многим консерваторам свойственно крайне негативное отношение к государственной власти; лишь 17% консервативных избирателей в США и Европе сказали, что доверяют политическим лидерам своей страны. Среди консерваторов о негативном отношении к правительству заявили 80%; а среди либералов – около 50%. Кроме того, значительная доля консерваторов считает, что лучшим способом снижения уровня неравенства является снижение налогов на бизнес и население.
Подозрительное отношение к государственной власти может объясняться представлениями, будто все политические системы испорчены, а политики не способны или не хотят исправить ситуацию, потому что они «захвачены» частными, лоббистскими интересами, увлечены тупиковым противостоянием в парламентах, а также слабы перед бюрократией. Иными словами, когда консерваторы узнают, что социальная мобильность в реальности ниже, чем они думали, они воспринимают государство как проблему, а не как решение. Как заметил Джей Ди Вэнс в опубликованных в 2016 году мемуарах «Деревенская элегия», многие люди правых взглядов в Америке уверены сейчас в том, что «ваши неудачи – это не ваша вина, это вина государства».
Уровень поляризации в США и Европе настолько высок, что, даже узнав одну и ту же информацию, мы реагируем на неё совершенно противоположным образом. Левые будут хотеть расширения роли государства, а правые – сокращения. Понятно, что реальность не столь однозначна. Но ясно, что мнение людей о социальной мобильности в такой же степени связано с идеологией и географией, как и с их личным жизненным опытом.