У спектакля «Толстая тетрадь» режиссера Анны Зиновьевой сложная судьба: первый показ его состоялся еще в конце апреля, а второй, третий и четвертый были отменены из-за травм и болезней актеров. Во второй раз «Тетрадь» добралась до зрителей только в июне, почти через два месяца после премьеры.

Перед первым актом сценическое пространство представляет собой зашитый мятой белой бумагой короб. С течением действия персонажи срывают бумагу со стен, обнажая крайне узнаваемый колер – у меня в подъезде точно такие же сине-зеленые панели. И нарисованная черным баллончиком рожа там к месту, и обитая дерматином дверь. Действие, по книге Аготы Кристоф происходящее во Вторую мировую войну, режиссерским решением связывается с современностью. Хотя слово «действие» не совсем точно характеризует то, что происходит на сцене в «Толстой тетради»: это скорее нескончаемый поток жести.

Главные герои романа венгерской писательницы – два подростка-близнеца Клаус и Лукас. Режиссер снижает градус их значимости в истории, выводя на передний план не личности, а изувеченное войной общество. О самой войне, впрочем, ни в романе, ни в спектакле почти не говорится, зато подробно изображен отпечаток, который она накладывает на любого, кого, пусть даже косвенно, затрагивает.

Сложилось ощущение, что одной из целей Анны Зиновьевой как постановщика было равномерное распределение сил среди актерского состава: не зацикливаясь на исполнительницах ролей мальчиков Вероника Насальской и Виктории Мухамеджановой, она по очереди акцентируется на всех участниках труппы. Таким образом, на выходе зритель видит безумный микс разнообразных энергетик, к которым - актерским и режиссерской – своего добавляют еще и музыканты группы Hapanasasa, создавшие «отбивки» между эпизодами действия.

Вообще история с перемежением действия оригинальными треками ощущается как пытка утоплением: «Толстая тетрадь» с головой опускает вас под воду, и когда кажется, что вот-вот придет освобождение от муки, Hapanasasa очередной композицией поднимает со дна, готовя к скорому погружению. И так много-много раз.

Самое жесткое, что есть в «Толстой тетради» - это условность. Режиссер Анна Зиновьева и художник Сергей Мельцер максимально используют аллегории и метафоры, и тем страшнее оставаться с этими иносказательными образами наедине. Казалось бы – мальчишек играют женщины, их бабку – мужчина с бородой, а смерть выглядит так, как будто сошла со страниц лук-бука Александра МакКуина. А страшно, в первую очередь, оттого, что мозг воссоздает из всех этих игрушечных образов пугающе реальные, и кажется, будто чувствуешь вонь горящих трупов, видишь, как священник насилует ребенка, слышишь, как разлетаются по округе части тела подорвавшегося на мине солдата.

Вместе с тем, спектакль ARTиШОКа по степени концентрации жести ощутимо легче, чем роман-исходник. Зиновьева слегка изменила финал истории, снова сместив акцент с главных персонажей на общий ужас ситуации. Похоже, что режиссер оправдывает людей, в войну проходящих наоборот процесс эволюции, скатывающихся к животному началу, обнаруживающих в себе неведомые раньше грани, пугающие, отвратительные и вместе с тем чудовищно честные.

Можно соглашаться или не соглашаться с постановщиком в том смысле, сама ли личность делает выбор в пользу трансформации обратно в первобытное ради выживания или это происходит только под влиянием внешних факторов. Одно очевидно: и Кристоф, и Зиновьева, пусть и разными средствами, убедительно доказывают: худой мир лучше доброй войны. Сегодня для нас это очень важный месседж.