«Проба» - первая премьера XV театрального сезона, пластический моноспектакль Чингиза Капина по биографии Рудольфа Нуреева. Спектакль-проверка, спектакль-мечта. Чингиз, выпускник хореографического училища, не танцевал 11 лет. И вдруг захотел – ни много ни мало вариацию Али из «Корсара». Год попыток, два месяца подготовки, две недели интенсивных репетиций, минус восемь килограммов веса. Спектакль долго не собирался, менялся по содержанию и форме и наконец получился.

За считанные часы до премьерного показа создатели «Пробы» решили, что в первой сцене спектакля нужен еще один персонаж: журналист. И зачем кому-то из труппы изображать журналиста, когда можно взять и усадить рядом с актером настоящего.

«Репетировать» свою роль я приехала за два часа до спектакля. В ARTиШОКе первой встретила Веронику Насальскую: «О, ты у нас сегодня играешь!». Потом подошел Чингиз: «Знаешь, Оль, надо станцевать за меня, я тут ногу потянул на вращении». Шутит, конечно. Нет уж, Чина, говорю, твои травмы больше за отмазку не прокатят (в прошлом сезоне он на репетиции спектакля «Толстая тетрадь» упал со стремянки на спину и почти месяц не мог играть).

Вероника Насальская и режиссер «Пробы» Катя Дзвоник ставят мне задачу: я, язвительная журналистка, пришла провоцировать актера ради кричащего заголовка. Расспрашивать буду про Нуреева: про эмиграцию, про роман с Эриком Бруном. Про самого Капина: ты что, считаешь себя гением?

После шести в фойе собираются зрители – первый показ для прессы и друзей театра. Совсем не страшно. Моя сцена начинается, когда зрители еще рассаживаются. Вероника и Катя смеются: «Выпускайте Олю!». Вместе с Чингизом мы не репетировали, поэтому кое-что для нас оказывается внезапным. Мне некуда сесть. Он не ожидал грубости в вопросах. Я не соображаю, как красиво уйти обратно вглубь артистической.

«Отыграв» свой пятиминутный эпизод, возвращаюсь в зал смотреть спектакль. Чингиз пообещал импровизировать максимально, поэтому планирую видеть его еще и еще. Через полтора часа действия наблюдаю, как зрители в зале плачут.

Журналисты на пресс-конференции после спектакля спрашивают, как я попала в «Пробу». Честно отвечаю: вчера вечером Чингиз поставил перед фактом, что я буду играть. «Ты тоже импровизировала, я не ожидал слова «облажаться» в вопросе», - говорит Чингиз. «Это была такая режиссерская задача», - объясняет Вероника.

Перед вторым показом Катя просит: говори громче. Еще громче. Стараюсь, отыгрываю, ухожу в зал. С особым удовольствием в середине спектакля наблюдаю еще за одной сценой на двоих – посреди действия Чингиз зовет Настю Тарасову, директора театра, и объявляет, что не будет играть. Они «ругаются». «Сука!» - кричит Чингиз. «Пошел в жопу!» - отвечает Настя. Вот это импровизация, думаю. Не то что мое «ты не боишься облажаться?».

После второй «Пробы» подошел Дима Дягилев, худрук «Своего» театра. Протянул руку: «Спасибо за спектакль». Я почему-то нервно рассмеялась.

К третьему спектаклю пришло осознание: я сейчас выйду на сцену ARTиШОКа. Два года назад, когда театр объявил кастинг в труппу, заявки подавали самые что ни на есть селебритиз. Никто в итоге в ARTиШОК не попал. А тут я играю в новом спектакле. Не кинозвезды. От таких мыслей сводит мышцы. И, кажется, слегка дрожит голос. Катя перед спектаклем повторяет: "Говори громче".

Мне еще никогда не приходилось смотреть один и тот же спектакль три дня подряд. Именно такой опыт помогает понять мысль об одушевленности театральной постановки: даже в мелочах видны расхождения. А финальный танец в последней октябрьской «Пробе», в отличие от первых двух, Чингиз вообще сделал так, что даже у меня покраснели уши.

Воскресенье, почти девять вечера. Третья «Проба» окончена. «Интересно, этот спектакль хоть раз получится позитивным?» - вслух размышляет Настя.

В ноябре будет видно.