Все, что было — узковатые джинсы, которые становились мне малы с каждой неделей – мне тогда исполнилось 25 лет, и я стремительно набирал вес. Ходить в них было неудобно, а таскаться с утра до вечера в плавках было как не эстетично (я до сих пор уверен, что вне пляжа купальные костюмы неуместны – тут я довольно старомоден), так и непрактично. Выхода не находилось – все парни в нашей компании озаботились только одним набором костюмов, и лишних шорт не было ни у кого.
Но у подруги Оськи оказалась лишняя юбка. Синяя, ниже колена, просторная юбка на резинке, не стеснявшая талию и не обнажавшая бедер. В ней было удобно, прохладно и свободно. Я нацепил ее и не снимал следующие три дня.

Это был момент, когда я почувствовал, что стал взрослым. Мне было абсолютно все равно, что могут подумать окружающие, и какие косые взгляды вызывает молодой мужчина в юбке. Это было комфортно – а остальное не имело значения.

Четверть века потребовалось, что уяснить для себя эту простую вещь. То, что проще забить на мнение незнакомых тебе окружающих и быть в комфорте с самим собой, вместо того, чтобы страдать не пойми из-за чего. Надеть девичью юбку и получить три дня расслабленного отдыха, вместо того, чтобы упорно следовать социальным нормам, расхаживая на курорте в неудобных тесных штанах.

Переоценены эти штаны.

Те самые, о которых говорят: «Покажи ей, кто в доме носит штаны!».

Да все их носят. Женщины отбили себе право носить штаны в середине прошлого века. По той же причине, по которой я в те три солнечных дня напялил юбку: удобнее в них. А если ты работаешь на заводе, пока мужчины воюют на фронтах мировой войны, удобство важнее всяких условностей. Штаны производительность труда повышают. Какие уж тут условности?

«Мальчики не плачут», «мальчики не играют в куклы», «мальчики играют в войнушки и машинки», «мальчики любят футбол», «мальчики должны уметь драться», «мальчики должны не показывать свои чувства». Золотой набор бессмысленных, безумных, бесплодных установок. В них растят поколение за поколением, выдавая усредненного мужчину, который настолько же эмоционально закрыт, насколько несчастен. Неплачущий мальчик вырастает в мужчину, который проживет 60 с копейками лет от силы, пока его не унесет сердечный приступ, алкоголизм или рак. С рождения человека – не его вина, что он мужчина, - готовят на убой. Калечат и уродуют.

А потом он начинает калечить других – своих женщин, к которым с пеленок учится относится как ко второму сорту; своих детей (сыновья точно так же не должны плакать, дочери – точно так же второсортны); тех окружающих, кто не укладывается в его понимание нормы (сексуальной ориентации, социального поведения, манеры одеваться и т.д.). И это длится и длится, поколение за поколением. Никак мы не уясним простую вещь: мы не одинаковые, мы разные и в этом наша общечеловеческая красота.

У меня нет фетиша, связанного с женской одеждой. Я не покупаю тайком платья, не наряжаюсь в них в одиночестве своей квартиры, и не променяю удобные брюки на платья – но сейчас, когда мне почти 36, я отказываюсь слушать кого-либо, кто вздумает мне напоминать о «нормах приличий» или «стандартах мужского поведения». Захочу надеть юбку – надену.

Слишком много я положил на алтарь этого следования социальным нормам. Хватит!

Мне было 6 лет, когда мой дядя приехал из Германии, где он проходил военную службу (это был 1988 год, он служил в ГДР, до крушения Берлинской стены оставался год), - и он привез великолепный игрушечный танк и крутейшую игрушечную железную дорогу. Мои дворовые друзья чуть с ума не сошли от восторга – я лишь вежливо тыкал пальчиком в эту роскошь. Я ценил подарок, но мне было интересно другое, куколки, лично смастеренные из пластилина или кусочков марли больше будили мое воображение, чем танки, солдатики и машинки. Но я заметил тогда, что ДОЛЖНО нравится мальчикам.

Мне было десять, и я помню, как в школе и дворе пацаны-ровесники бесконечно играли в футбол и баскетбол. Мне больше нравилось расстилать плед на крыше нашей четырехэтажной панельки и читать книги. Надо мной смеялись. Я пытался научить себя любить спортивные игры. Не преуспел.

Мне было 14, когда одноклассники начали смеяться надо мной, вышучивая мою «женственную походку». Я не понимал, в чем дело, но потратил пару лет, переучивая себя ходить с широко расставленными ногами.

В 19 лет Исаак Дворкин, глава телеканала, на котором я подрабатывал, внезапно сообщил мне через главу нашей молодежной телепрограммы, о том, что «моя жестикуляция – немужественная». Он меня видел пару раз на монтаже, где я сидел с видеоинженером, и я почти не появлялся в кадре, и вообще я с ним за три года работы не перекинулся и парой слов – но его замечание меня поразило до глубины души, и я потратил еще пару лет, пытаясь понять, что не так с моими жестами и что я могу сделать, чтобы исправиться.

Думаю, я так и не исправился.

А еще я думаю, что это ничье собачье дело.

Сейчас я думаю, что это – безумие. Все подобные замечания и комментарии. Как бы экстравагантно я не махал руками, и как бы я не ходил по алматинским улицам, - это никого не касается, по большому счету. И мне безумно жаль тех сил, душевных и физических, которые я потратил на исправление того, что в никаком «исправлении» не нуждалось. Мне жаль потраченного времени.

Я работаю с 13 лет, с 21 года я долгие годы был единственным работающим членом семьи, я работал годами в трех-четырех конторах одновременно. Я поднимался на горные вершины с тяжелым рюкзаком на плечах, я не трусил перед лицом опасности, я говорил правду, даже когда последствия обещали быть плачевными, я дрался, бивал и был бит, я один раз едва не убил человека, - и теперь никто и никогда не убедит меня в том, что я меньший мужчина, чем некий общепринятый образец. И если я до сих не люблю футбол, не могу отличить одну марку автомобиля от другой или считаю, что феминизм куда важнее, чем защита мужских привилегий, - это не делает меня ни второсортным, ни бракованным.

Какую бы я юбку не надел.

P.S. Что означает быть мужчиной или женщиной? Пол – врождённое или приобретаемое? 12 и 13 февраля в рамках V Международного фестиваля исполнительских искусств «Откровение» британский физический театр Rhum and Clay при поддержке Британского Совета представит в Алматы революционный спектакль «ТЕСТОСТЕРОН»: результат захватывающего сотрудничества с трансгендером Китом Редстоуном – режиссёром и драматургом, работающим в жанре чёрной комедии. Кит, сменивший пол с женского на мужской в тридцать с небольшим, хорошо знаком с взрослой жизнью по обе стороны гендерной границы. Проживая свой уникальный опыт, он видит различия в том, каким его воспринимает общество — что он приобретает и что теряет, став мужчиной. Билеты на спектакль можно приобрести здесь. Начало в 19.00.