Недавно возвращённый в мейнстрим фильмом Серебренникова фронтмен группы «Кино» Виктор Цой лет тридцать назад написал песню «Последний герой». В песне поется, впрочем, о довольно пассивной жертве системы, которая могла бы стать героем – да как-то не стала. Сам Цой героем стал. Парадоксальным образом потому, что писал и исполнял песни, которые задевали нерв эпохи, – и умер в 28 лет.

Нам, воспитанным в традициях великой русской литературы XIX века, а также находящимся под очарованием мифа о «клубе 27», в котором пребывают навечно кумиры от Хендрикса и Кобейна до Эми Вайнхаус, кажется, что главным индикатором «героизма» является ранняя кончина.

Но многие уже перешагнули возраст ухода героев – мне 36, и я уже старше всех, ушедших в 27 лет, и Цоя, и Шокана, и Лермонтова, и скоро переживу Пушкина. А герой мне все еще нужен. Все еще нужен некий авторитет, кому хочется верить, чьему слову можно довериться.

И в этом есть некоторая инфантильность, безусловно. Но если отбросить всякий психоанализ, понимаешь, что каждая эпоха нуждается в голосе общенародной совести, в персонаже, который сочетает в себе коллективную добродетель и разум текущего периода – и в этом нет попытки ухватиться за штанину или юбку некоей «родительской фигуры», тут есть потребность в нормальной ролевой модели. Не только дети в них нуждаются.