Жизнь в городах притупляет органы чувств, а порой и здравый смысл. Город – категория искусственная. Здесь мы вряд ли распознаем циклы и законы природы, разве что сориентируемся по началу сезонных скидок или открытию летних площадок. Можно прожить всю жизнь, не покидая городов и пребывая в полной уверенности, что все у нас под контролем. Степень комфорта растет. Безопасность гораздо выше прежнего. Эстетика вообще ушла в отрыв. По тому, как мы живем в городах, сложно делать выводы о том, что с нами происходит, если не во вселенском, то хотя бы глобальном масштабе. Город закрывает нам обзор.

И в то же время жизнь в городах отрезвляет, особенно в больших. Возьмем предрождественский Лондон: метро трещит по швам от обилия людей, нагруженных пакетами, гаджетами, рулонами оберточной бумаги, стаканами с кофе навынос. Потребительский рай. Предпринимательский рай. Рынок, о котором мечтает каждый. В час-пик город выглядит как ускоренное видео: перед носом проносятся десятки автобусов, живые очереди за сэндвичами сменяют одна другую, горы мусора растут на глазах, исчезают и снова растут. Цифры из отчетов экологов по следу, ежедневно оставляемому городами и индустриями, сложно осмыслить – они полностью лишены понятного человеческого масштаба и, как и деньги в миллиардном исчислении, кажутся слишком абстрактными, чтобы вызвать хоть какую-то личную обеспокоенность.

Раньше я любила путешествовать по городам, теперь выбираю природные маршруты. После Монголии, Алтая и Камчатки брежу ледяными покровами Гренландии. Уговариваю себя поторопиться – нужно успеть полюбоваться ледниками, пока они окончательно не растаяли. Наши алматинские ледники тоже изрядно уменьшились в размерах, но из-за смога этого уже не разглядеть из окна. Нужно успеть в Гренландию, пока ледники окончательно не растаяли. Хотя, рассуждая о природе, мы редко допускаем возможность некой законченности, однозначного конца, ведь все естественные силы цикличны и возобновляемы.

Я бреду в темноте по набережной Темзы, поражаясь собственной практичности, и… упираюсь в огромную глыбу льда. Плотный, сухой, непрозрачный, обжигает ладони. Настоящий. За этим куском – еще, и еще, и еще один. Маленькие айсберги, выбросившиеся на берег, как киты. Эти глыбы пролежат у музея Tate Modern две недели, пока окончательно не растают, оставив после себя лишь мокрое место.

Тающий лед – отличный аттракцион, один из множества других в предпраздничной городской суете. Кто-то из прохожих увидит лед впервые в жизни. Кто-то увидит, как лед тает – с треском и звоном, журчанием ручейков в микро-гротах – тоже впервые. Кто-то впервые узнает про айсберги Гренландии. Кто-то впервые о них задумается. Кто-то подумает о своем и нашем общем будущем – тоже впервые. Но большинство, даже если подумает, быстро забудет, потому что нужно успеть купить индейку, билеты на поезд, обсудить Brexit и рождественское меню. Жизнь в городах притупляет – здесь никогда ничего не заканчивается.

Кто же должен подумать о нашей общей судьбе? И можно ли отложить этот вопрос до нового года или весны? Ну кто-то же занимается глобальными вопросами? Возможно, визионеры, дизайнеры, лидеры мнений? Им точно можно идти против течения, брать на себя финансовые риски и не оправдываться тем, что рынок, то есть мы все, «что-то там диктует».

В отличие от художника Олафура Элиассона, автора инсталляции Ice Watch в Tate Modern, я приехала в Лондон не из-за таяния ледников, а чтобы узнать, в какой среде созревают молодые визионеры.

Сегодня каждая бизнес-книга в модной ламинированной обложке рассказывает о трансформации предпринимательских вызовов, где новая этика и экологическая осознанность становятся такими же жизненно важными показателями устойчивости, как и экономическая выгода. Мотивирующие книги изобилуют примерами, как предприниматели новой волны спасают планету (и нашу совесть?), предлагая заменить пластиковые трубочки для напитков на многоразовые из органического стекла, приобрести шнурки из переработанного пластика или носить с собой пластиковый стакан позитивной расцветки для кофе.

Интересно, только меня мучает этот вопрос – как так вышло, что эти благородные люди используют свой главный ресурс – мозги и креативность – чтобы бесконечно изобретать костыли, то есть бороться с последствиями проблемы (и, как правило, результатами наших дурных, конечно же кем-то навязанных привычек), вместо того, чтобы размотать всю причинно-следственную цепочку в обратном порядке и элегантно устранить главное зло – источник проблемы?

Когда я прошу студентов описать, какой будет смерть разрабатываемого ими продукта, они впадают в ступор. Это нормально (на самом деле нет), их такому не учили. В этом особенность линейной экономики и такого же консервативного образования, заложниками которых мы все являемся. Есть чистые ресурсы (многие не возобновляемы, но кого это волнует), мы превратим их в продукты (бессчетное количество ненужных продуктов) и заработаем деньги, а когда потребитель захочет избавиться от этих продуктов, их многослойных упаковок, бантов и запчастей, все это окажется в лучшем случае на свалке, как и отходы производства. В худшем – в степи, в океане, на орбите планеты Земля.

Жизнь выглядит так, как будто человеческое мышление до недавнего времени не умело работать с моделированием последствий. Для тех, кто сегодня подхватил знамя экономики замкнутого цикла или циркулярной экономики (circular economy) вопросы о смерти продукта для разработчика усложняются: как и когда закончится первый цикл жизни вашего продукта? Сколько раз и в какой форме будет возобновляться его жизнь? Понадобятся ли для этого новые ресурсы? Когда он исчерпает свой ресурс, каким будет его смерть?».

Звучит логично, но на деле все не так просто. Визионеры циркулярной экономики понимают, что недостаточно просто изменить мышление, хотя только это кажется неподъемной задачей. Привычная инфраструктура сырьевой экономики будет автоматически выдавливать идеи, которые невозможно реализовать старыми методами, как «не жизнеспособные». Инновации не могут распространяться на новые продукты автономно, без трансформации отдельных элементов производственной цепочки, ее стандартов и протоколов. Порой инновации заканчиваются из-за чьих-то привычек. Кто противится революционным идеям? Представители сырьевой экономики и их политические лобби, заложники «экономики желаний», люди, не понимающие простых и сложных взаимосвязей, не умеющие думать о последствиях. Вроде Трампа, который отрицает глобальное потепление, но верит в абсолютную силу стен.

Вы заметили, что новый тренд на минимализм и умеренное потребление противоречит концепции традиционного (неумеренного) экономического роста? Как однажды сказал Роберт Самуэльсон, “у каждого времени свои иллюзии. Наша – это пламенная вера в силу процветания”. В мире, где существует слишком много материальных объектов, мечтать о производстве миллиардного стула звучит, скорее… преступно. Творчество не преступно, желание вести свой бизнес не преступно, преступно старое мышление и его следствие – профессиональная близорукость, потакающая пирующим во время чумы.

Парадоксальным образом, новая экономика робко развивается вопреки системе образования. Образование хронически тормозит не только в Казахстане – во всем мире. Основы мышления, которые закладываются студентам сегодня – когда они принесут свои плоды? Через 5, 10, 20 лет? Есть ли у нас так много времени? Новые идеи стартапов, дизайн-проектов – всегда про будущее. Бизнес-прорывы, о которых мы мечтаем сегодня, случатся не завтра. 95% стартапов умирает в первый год жизни, многим светлым мыслям не суждено воплотиться. К тому же новый бизнес – это новые поведенческие привычки. И это вопрос не быстрый.

Как говорил мне один нью-йоркский профессор, единственная вещь, которой можно и нужно учить – это энтузиазм. Но мы, как правило, во время учебы получаем контент о прошлом и инструменты, которые устаревают раньше, чем о них успели договорить.

Этика – это и есть моделирование последствий, размышление о том, чем обернутся наши дела завтра. Точку невозврата природных ресурсов мы благополучно проскочили в 2017. 2047 год – точка невозврата климата, как утверждает журнал Nature. Прогнозы для ледников Гренландии неутешительные.

Но вопреки мечтам и пророчествам, будущего никто не знает. А вот принцип «самоаннулирующегося пророчества» известен давно, библейский Иона был знаком с этим вопросом – если мы в состоянии предвидеть проблему, то она может вообще не возникнуть. В этом смысле прогнозы или пророчества являются предупреждениями и стратегическими вариантами развития событий, которые, будучи произнесены и услышаны, как правило, вызывают у людей определенную реакцию. Но важным исключением, как утверждает автор блестящей книги «Экономика добра и зла» Томаш Седлачек, является ситуация, когда мы, хотя и знаем о возникающих проблемах, не имеем мужества их решить.

Это очень удобно: ледники – отдельно, мы сами – отдельно.

* – Одноименный рассказ Мюррея Лейнстера.