«Главная ловушка патриархата – неуверенность и страх»

Кстати, многие мужчины искренне не считают себя привилегированными. Люди в доминирующих группах часто не могут увидеть свои преимущества потому, что они так и работают: незаработанные привилегии невидимы для тех, кому они приносят пользу. Зрячие не знают опыт слепых, а люди без инвалидности не поймут людей с особыми потребностями.

Если ты мужчина и идешь ночью по улице, а навстречу тебе идёт женщина – что ты испытываешь? Всё, что угодно, только не страх. Спросите девушку – она наверняка будет бояться. Это можно сравнить с пауками и змеями, которые вызывают тревогу и страх у большинства людей. Вероятно, этот страх передался нам от предков, которые в процессе эволюции научились бояться этих животных. Но на самом деле опасных пауков и змей не так много: ядовитых змей всего 10-15%, а доля пауков, способных нанести вред людям, и того меньше. То есть не каждый встреченный паук или змея будет ядовитым, но зачем те-бе рисковать? У мужчин похожая дурная репутация. Каждый мужчина – часть группы, которая исторически представляла угрозу для женщин. И это налагает на каждого мужчину, хочет он того или нет, моральную ответственность. Можно обижаться и говорить: не все мужчины угнетатели и насильники. Да, не все. Но практически все женщины подвергались гендерной дискриминации и насилию в том или ином виде. И если мы не хотим в это верить, мы предаем женщин.

Социальная реклама об уличных домогательствах. Скрытая камера засняла как жительница Нью-Йорка подверглась кэтколлингу более 100 раз за 10 часов.

Однажды в 90-е моего дальнего родственника посадили в тюрьму. Я не знаю правды, но в моей семье считалось, что его осудили несправедливо, только потому, что он был на вечеринке, где другие парни изнасиловали девушку. Когда я был подростком, мне сказали, что как мужчина я воспринимаюсь как угроза и по умолчанию могу быть подозреваемым в насилии в отношении женщины. По этой причине мне нужно было быть особенно осторожным в своих словах и действиях и не следовать слепо за сверстниками-мужчинами. Я считаю, что этот разговор не раз спасал меня в жизни. Однако хотелось бы, чтобы мальчиков воспитывали не только пассивно сопротивляться давлению токсичных мужчин, но и активно поддерживать женщин и использовать свои мужские привилегии для защиты женщин от таких мужчин.

Считается, что мужчины делятся на две категории – молчаливое большинство «хороших» и громкое меньшинство «плохих» – абьюзеры, насильники, убийцы. Многие скажут: «Я не сексист, я не насильник», как будто речь идет о личных качествах, а не о системах и структурах. Да, может быть, лично вы – не такой, однако зачастую «хорошие» мужчины становятся фундаментом, на котором стоят «плохие». Я и сам не раз бывал в ситуациях, когда позволял прозвучать каким-то сексистским словам, фразам и шуткам. Бывало, мужчины намного старше меня высмеивали своих супруг, иногда при них же, а я думал, что перечить им – не моё дело и, неловко улыбаясь, молчал. Но подобное молчание – это не нейтралитет, это тоже позиция. Молчание в ответ на дискриминацию – знак согласия с этой дискриминацией. На Западе есть лозунг «silence is violence» («молчание – это насилие») в том смысле, что бездействие или безразличие к насилию (а насилие может быть и словесным), направленному против угнетенных групп, равносильно прямому насилию против этих групп. Немецкий психиатр и философ Карл Ясперс считал, что немцы, которые совершили военные преступления во Второй мировой войне, виновны морально, а те, кто их терпел и не сопротивлялся им, виновны политически, тем самым возлагая коллективную вину на всех. Почему столько “хороших” мужчин молчат, когда обижают женщин – хоть физически, хоть словесно? Кем мы останемся в истории – молчаливыми соучастниками угнетения женщин или их активными союзниками? Мужчин воспитывают быть храбрыми и защищать слабых, но я считаю, что настоящая мужская смелость – это не молча плыть по течению патриархата и сексизма, а идти против этого течения.

Главная ловушка патриархата – это неуверенность в себе и страх. Страх того, что на тебя нападут, побьют, ограбят, унизят, изнасилуют и/или убьют (у мужчин, кстати, тоже есть страх сексуализированного насилия – в тюрьмах, полицейских участках и казармах). И патриархат эксплуатирует эти комплексы и страхи, предлагая людям простую модель: слабых бьют, поэтому нужно быть сильным и бить первым.

Среди силовиков в США распространена идеология овец, волков и овчарок. Овцы – простой мирный народ, волки – преступники и террористы, которые хотят навредить гражданскому населению, а овчарки – это полицейские и военные, которые должны защищать людей от злодеев. Волки не любят собак, потому что те мешают им питаться овцами, но овцы тоже недолюбливают собак, потому что те слишком похожи на волков. Они считают, что добро должно быть с кулаками: мы защитники, нас не всегда любят, но без нас не могут. Учитывая, сколько полицейских злоупотребляют своей властью и применяют насилие против мирных граждан, не говоря уже о военных, которые могут в центре города расстрелять сотни безоружных сограждан, подобные различия между добрыми «защитниками» и жестокими «злодеями» весьма размыты и примитивны. Многие традиционно маскулинные мужчины также рассматривают женщин как беспомощных овец, которых нужно защищать от «плохих» мужчин. Однако в большинстве случаев насилие в отношении женщин исходит от их интимных партнеров, которые вроде как должны их защищать. Многие женщины хотят быть в отношениях как за каменной стеной, но нужна ли стена, которая в любой момент может рухнуть и придавить тебя?

Люди хотят быстрых и простых решений, а не рефлексии и кардинальной переоценки ценностей. Когда речь заходит о предотвращении насилия против женщин, то требуют ужесточить законы, криминализировать бытовое насилие и более строго наказывать абьюзеров. Но мало кто готов пересмотреть собственные взгляды на воспитание мальчиков и на отношения с мужчинами в целом. Например, не учить детей, что проблемы надо решать агрессией и насилием. Не стыдить мужчину, когда он проявляет обиду, разочарование, печаль, страх, уязвимость и делится своими переживаниями. Кажется, обществу легче терпеть сексистов и искать способы угодить им, нежели научить всех мужчин уважать права женщин.

Насилие мужчин против мужчин вообще нормализовано: мальчики дерутся – ничего, они же мужики! В результате основными жертвами мужского насилия – в драках, конфликтах и войнах – становятся другие мужчины. Считается, что мужчина – это воин всего племени, народа, страны. Поздравляя с Днем защитника отечества маленьких мальчиков, мы поздравляем их с тем, что в будущем они могут – и обязаны – погибнуть за родину. Мужчин с рождения воспитывают применять насилие, захватывать и, если нужно, убивать. Если мы с рождения воспитываем мальчика как потенциального угнетателя и насильника, как мы можем жаловаться на то, что он, став мужчиной, кого-то избивает, насилует и убивает?

Чем заканчивается сюжетный конфликт любого популярного фильма? Главный герой дерётся со злодеем и побеждает его физическим актом насилия. То есть, популярная культура говорит ребенку: чтобы победить кого-то, нужно взять над ним верх физически, быть сильнее или хитрее, но это всегда физическое насилие. Победой в устном споре и моральным перерождением могут заканчиваться разве что судебные или биографические фильмы. Мы наказываем насильников и убийц, которые являются симптомами токсичной мужественности и культа насилия, но сами эти идеи продолжают господствовать в головах обычных людей.

Пример таких стран, как Украина, показывает, что, к сожалению, иногда насилие неизбежно и к нему вынуждены прибегать даже те, кто обычно ему противостоит. В прошлом году украинские феминистки опубликовали манифест «Право на сопротивление», в котором призвали различать насилие как средство подчинения и самозащиту угнетенных – правомерную крайнюю меру. Они отметили, что абстрактный пацифизм, одинаково осуждающий все воюющие стороны, игнорирует исторический, социальный и политический контекст оборонительной борьбы украинского народа за выживание. Вопрос международных отношений и мира во всем мире напрямую зависит от того, какие общества мы строим, и как в них относятся к уязвимым группам. Неслучайно, что домашнее насилие в Украине уголовно наказуемо, а в РФ, наоборот, декриминализовано. Действия РФ по отношению к Украине можно сравнить с мужчиной, который безнаказанно преследует, избивает и теперь уже готов убить бывшую жену. Государство, которое не уважает права своих граждан, также не будет уважать суверенитет и территориальную целостность своих соседей.

На самом же деле насилие – это вовсе не сила, а слабость. По словам психолога Леона Ф. Зельцера, демонстрация силы через гнев означает нехватку силы, стойкости, уверенности в себе или принятия себя, неспособность сохранять психическое и эмоциональное равновесие перед лицом предполагаемых трудностей. Гнев – это наивысший блеф. За рычащим внешним львом может скрываться испуганно дрожащий внутренний котенок. По мнению Зельцера настоящая сила состоит в таких качествах, как терпение, терпимость, снисходительность, сила духа, принятие и прощение. А ведь это во многом качества, которые связаны с женской гендерной социализацией. Также традиционно женскими качествами считаются эмоциональный интеллект и вербальные навыки обсуждения и переговоров.

Если в каждом обществе будут культивироваться именно такие качества, то уровень насилия неизбежно сократится. Без насилия не будет прежнего патриархата, потому что уже не будет необходимости в «защитниках», а закостенелые гендерные роли потеряют смысл. В идеальном феминистском мире не было бы войн – традиционно мужской борьбы за территорию, ресурсы и власть. Вместо производства оружия ресурсы бы тратились на борьбу с голодом, бедностью, неравенством, невежеством и климатическим кризисом. Феминизм — это своего рода прививка от насилия, и коллективный иммунитет выработается тогда, когда будет привита значительная часть человечества.

Мужчинам пора научиться тому, что конфликт можно решать и без насилия. Можно разговаривать, договариваться и идти на компромисс. Если не получается решить конфликт самостоятельно, можно воззвать к некоему авторитету: позвонить в полицию, если ты взрослый; если ты ребенок – позвать учителя, родителей… В нашем обществе все еще действуют гулаговские законы, доставшиеся нам в наследство от сталинизма. Если мужчина не решает конфликт при помощи силы или насилия, а ищет стороннего арбитра, это считается слабостью. Используются слова «лох», «стукач», «терпила» – прямое наследие лагерей. Мы как общество должны прийти к тому, что нет ничего плохого, если кто-то разрешает спор посредством конструктивного диалога. Тюремная поговорка гласит: «не верь, не бойся, не проси». Просить другого о чем-либо в тюремном обществе считается унизительным признаком слабости и зависимости. Мужчин с детства воспитывают не обращаться за советом, не просить о помощи, и из-за этого мы становимся очень замкнутыми. В книге «Из любви к мужчинам: от токсичности к более осознанной мужественности» есть рассказ о том, что 51% бездомных, опрошенных исследователями, были одинокими мужчинами (четверть опрошенных были женщины с детьми, остальные – семьи). Исследователи попросили этих мужчин дать контакты их родственников и друзей и связались с ними. 82% близких заявили, что готовы помочь бездомному даже сейчас, много лет спустя. Но почему тогда эти мужчины оказались на улице? Им было стыдно попросить о помощи, гордость не позволяла. По их мнению, лучше было оказаться на улице, чем попросить о помощи.

Из-за пандемии я лишился работы. И хотя у меня довольно много дружеских и профессиональных связей, я решил искать работу самостоятельно через интернет. Мне было стыдно попросить моих знакомых о помощи. Я не хотел оказаться в уязвимом положении просящего, говорить не с позиции силы и привилегии, а с позиции, где у тебя силы и привилегии нет. И вот я, весь такой просветленный, прочитал эту историю про бездомных и понял, что я сам – точно такой же мужчина. У меня та же мужественность, которая убеждает меня, что стыдно быть уязвимым. Но в уязвимости тоже есть сила. И иногда, например, муж должен говорить жене: «Извини, я заблудился и не знаю, где мы» или «Прости, я ошибся» или «Ты права, дорогая». Мужчинам пора признать, что они могут позволить себе быть несовершенными и находиться в уязвимом положении. В этом нет ничего постыдного.

В Казахстане многие в своих телах несут болезненный опыт многовековой оккупации и колонизации, не говоря уже о страшных годах сталинизма. Кроме того, многие казахи испытывают глубокую боль и тревогу по поводу демографии. Я думаю, это болезненная реакция на трагические исторические события, когда этнос существенно сократился в результате искусственно созданного массового голода начала XX века.

Из-за этих исторических травм в казахском обществе происходит ретрадиционализация и идеализация доколониальной истории. А это, между прочим, эпоха, когда ценность казахской женщины была буквально вдвое ниже ценности мужчины (в обычном праве за убийство мужчины полагался откуп в размере 1000 баранов, а за женщину – 500). Сегодняшние попытки традиционалистов контролировать женщин и их сопротивление глобализации и новизне во многом являются симптомами колониально-тоталитарных страхов вновь потерять свободу и независимость, вновь утратить свою идентичность, вновь стать беспомощными жертвами насилия и террора. Да, в большинстве своем эти страхи нерациональные, но от этого они не менее настоящие для тех, кто их испытывает. Нельзя продолжать отрицать, игнорировать или недооценивать коллективные страдания, комплексы и страхи, надо принять и преодолеть их с чувством любви и сострадания. Без этой сложной общей работы мы навсегда останемся заложниками нашего прошлого и поколенческих травм.

Казахи и феминизм – это не взаимоисключающие понятия. Можно в своей идентичности объединять полезные традиции и современные знания. Казашка может быть главой компании и кормилицей семьи, а казах – домохозяином и «богом на кухне», и от этого казахский язык и культура никуда не исчезнут. Более того, если казахи не будут бояться внешнего мира и закрываться от него, а с уверенностью в себе и своих силах раскроют свои паруса ветрам глобализации, то у казахского языка и культуры есть все шансы выжить, развиваться и конкурировать с другими.

То, что женщины, например, меньше интересуются политикой, а мужчины хуже готовят, не является признаком того, что они с разных планет. Или тот факт, что во многих обществах у женщин волосы длиннее, чем у мужчин (у казахов по этому поводу есть сексистская пословица «Әйелдің шашы ұзын, ақылы қысқа», а у русских аналогичная «У женщин волос долог, да ум короток»). На самом деле все это – социальный конструкт, искусственные следствия разных сценариев, которые нам выдали при рождении только по той причине, что у нас разные половые органы. Говорить, что мальчики более агрессивные, а девочки более эмоциональные, – это самосбывающееся пророчество. Дети растут в обществе, где их с пеленок все подряд учат гендерным ролям, по которым они должны жить. Настало время начать смотреть на гендер не как на что-то врожденное, несгибаемое и неизбежное, а как на что-то приобретенное, переменное и предотвратимое.

Многие с осуждением относятся к дискриминации по признаку расы, национальности или религии, но в то же время закрывают глаза на откровенный сексизм с самого раннего возраста. На детских площадках можно услышать такие фразы, как «это игра только для мальчиков» или «мальчиков не пускаем, вход только девочкам». Представьте, если бы то же самое говорили детям с другим цветом кожи или разрезом глаз! У детей постарше гендерная сегрегация поддерживается такими фразами, как «среди девчонок один поросенок» и «среди пацанов одна без трусов». Нас с детства учат относиться к противоположному полу чуть ли не как к противнику, с которым нельзя сближаться (если только это не любовные отношения). А в романтических отношениях женщины и мужчины часто относятся друг к другу чуть ли не как к неразумному ребёнку, скрывают информацию, манипулируют.

Одним из наиболее токсичных последствий этих гендерных рамок является идея о том, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. По оценкам моей жены 80% моих друзей — женщины, и это часто сбивает людей с толку и даже осуждается. Почему я не могу с кем-то дружить, если у нас совпадают интересы и ценности, но не гениталии? Если мы выбираем отношения, друзей, хобби и карьеру, основываясь исключительно на гендере, а не на том, кто и что нам нравятся, мы еще больше ограничиваем себя в гендерных рамках и увеличиваем этот гендерный разрыв. Отрезая от себя половину человечества и связанное с ним культурное наследие, мы становимся вдвое беднее и несчастнее. Отсутствие социализации и взаимодействий между женщинами и мужчинами приводит к усилению гендерных предубеждений и отчужденности друг к другу.

У феминизма второй волны был известный лозунг «Личное – это политическое». Считается, что личный опыт женщин коренится в их политическом неравенстве и поэтому требует политического вмешательства. К примеру, семейно-бытовое насилие, которое подавляет членов одной семьи, является фундаментом, на котором строится насилие политическое, которое подавляет граждан целой страны. Человек, который позволяет шлепнуть сотрудницу по заду, но осуждает избиение демонстрантов на площади, не понимает, что эти действия – звенья одной цепи. Насилие и унижение в быту делает его нормальным, и оно разрастается до национального и даже международного уровня. Пока мы, как общество, не поменяем своего отношения к насилию, не перестанем винить жертв и оправдывать насильников, какие бы фамилии нами ни управляли, насилие останется легитимным способом подавления воли граждан. Поэтому любой прогресс в сфере прав женщин – это вклад в демократизацию общества.

Во многих современных обществах мужчины (а иногда и женщины), придерживающиеся традиционных гендерных ролей, дезориентированы и сбиты с толку социальным и политическим прогрессом, которого за последние десятилетия добились женщины, представители ЛГБТ, этнические и расовые меньшинства. Их незнаниями, тревогами и комплексами манипулируют политики и активисты правого толка и превращают эти чувства в оружие против все еще бесправных и маргинализированных групп. Похожее происходит и в авторитарных странах, где, ко всему прочему, мужчины, воспитанные как патриархальные главы семейств, лишены голоса и рычагов воздействия на администрацию, отстранены от участия в управлении государством и, по сути, ни на что не могут влиять. И что остается делать этим мужчинам, которые боятся дубинок и стволов режима? К сожалению, многие из них направляют свои разочарование, гнев и чувство неполноценности на женщин – как на своих родственниц и партнерок, так и на тех, кто выходит на улицы и требует своих прав. Такие мужчины озабочены тем, как контролировать женщин, потому что больше ничего в своем государстве они контролировать не могут.

Такими озлобленными, дезориентированными и дезинформированными мужчинами легко манипулировать. В авторитарных странах женщины и другие незащищенные группы являются удобными козлами отпущения, на которых обездоленные и бесправные мужчины могут безопасно выплеснуть свой гнев. Женщины и прочие уязвимые группы являются своеобразными «канарейками в угольной шахте», которые предупреждают о приближении большей опасности, которая может быть незаметна для большинства.

Когда в Казахстане вспыхнул погром против дунган, многие граждане обвиняли не преступников, а пострадавших дунган. Защищавший дунган адвокат Болат Омаров считает, что погром в Кордае в 2020 году был репетицией еще более масштабных беспорядков в Алматы в 2022 году. Если это правда, то многие из тех, кто оправдывал и поддерживал боевиков в Кордае, спустя два года сами стали жертвами. По мнению Омарова, если бы дунганский погром был должным образом расследован, а все участники и зачинщики выявлены, то алматинского террора не произошло бы. Если мужчины хотят жить в обществе, где они будут чувствовать себя в безопасности и будут уверены в благополучии своих близких, они должны поддерживать права и безопасность женщин и прочих уязвимых групп. Если будет свободно и безопасно женщинам и меньшинствам – будет свободно в безопасно всем.

Чем сильнее в обществе гендерная сегрегация и рознь, чем больше женщины и мужчины считают друг друга противниками, а не союзниками, тем легче ими всеми управлять и манипулировать. Вместо того, чтобы пытаться господствовать над женщинами, мужчинам следует попытаться проявить солидарность, союзничество и братство с ними. Красивое тюркское слово қарындас («единоутробный») в казахском языке почему-то приобрело возрастно-половой окрас и используется мужчинами по отношению к младшим сестрам и родственницам. К сожалению, в наше время оно даже частично стало ассоциироваться с уличными домогательствами. Я бы хотел восстановить и переосмыслить это слово как невозрастной термин, символизирующий мужскую солидарность, союзничество и братство с женщинами. Казахи так гордятся своими родственными связями, но столько наших қарындастар живут в страхе и не ощущают себя в безопасности ни дома, ни на работе, ни на улице. И источник этого страха – такие же мужчины, как мы, которых мы можем воспитать, переубедить и остановить.

Как бороться с харассментом. Социальная реклама ПРООН

Я недавно прочитал в книге «Руки моей бабушки: расовая травма и путь к исцелению наших сердец и тел», что есть два вида боли – чистая и грязная. Чистая боль – когда ты сталкиваешься с дискомфортными вещами, размышляешь о них, прорабатываешь их в себе и пытаешься измениться. Тебе больно от того, что низвергаются твои герои, развенчиваются мифы и рушатся идеалы, в которые ты верил, ты меняешься, но благодаря этим переменам ты очищаешься, становишься более здоровым человеком как ментально, так и физически. А грязная боль – это когда ты сталкиваешься с чем-то непонятным, что выводит тебя из равновесия, но ты не пытаешься понять и разобраться, а тут же сопротивляешься, ищешь контраргументы, споришь, и это вызывает гнев и ненависть. И это боль, от которой ты не меняешься, а становишься ещё более замкнутым, ожесточенным, нетерпимым, закомплексованным, полным разочарования, неудовлетворенности и страдания. Многие мужчины испытывают грязную боль и в ответ причиняют боль другим.

Чтобы понять суть патриархата, нашу роль и соучастие в нем и нашу моральную ответственность изменить его, нам, мужчинам, нужно пройти через чистую боль. Это боль понимания того, что многое из того, что ты говорил и делал, было плохо. Но это не значит, что ты – плохой человек. Как и боль, стыд делится на два вида: токсичный стыд говорит: «Я – плохой», а здоровый говорит: «Я поступил плохо». Здоровый стыд разделяет твою личность и твои поступки и учит проявлять к себе сочувствие. Если ты совершал неправильные поступки, это означает, что ты всего лишь пенде. В казахском языке пенде – это нормальный несовершенный человек со своими недостатками и ошибками, ограниченный своим кругозором, воспитанием, обществом. И если ты был во власти каких-то установок и делал неправильные вещи, но не знал и не понимал, что они неправильные, будь к себе сострадательнее. И помни: ты не обязан навсегда оставаться таким, каким тебя воспитали. Ты есть те действия, которые ты совершаешь каждый день. Начиная с сегодняшнего дня.

Если мужчины начнут понимать свои привилегии и использовать их для поддержки незащищенных групп, найдут настоящую силу в своей уязвимости и сострадании к себе, позволят себе испытать и выражать всю палитру человеческих чувств, откажутся быть заложниками надуманных страхов и политических манипуляций, будут слушать женщин, верить им и учиться у них, то они безусловно улучшат отношения с окружающими, укрепят ментальное и физическое здоровье, продлят свою жизнь, встанут на гуманную и справедливую сторону истории и обретут настоящую свободу.

Да, будет больно, сложно и запутанно, но этот путь того стоит.