Аскар Аукенов, журналист, специально для Vласти

Казахи не любят хитрых людей. У нас даже существует такой, своего рода, национальный миф – дескать, мы, казахи, такие добрые, простодушные, любому готовы последнюю рубаху, вернее, кусок мяса отдать. И все этим беззастенчиво пользуются – русские, уйгуры, корейцы... В результате они сидят в шоколаде, а мы сами знаете где. Присутствует у нас эта внутренняя обида и одновременно как бы крест, который мы гордо несем по жизни.

В детстве хитрость у нас в семье считалась очень нехорошей характеристикой человека. «Да, она такая, хитрая – себе на уме», - слышал я в разговоре матери с теткой о какой-нибудь неприятной родственнице, которая скидывается по пять рублей, когда все вносят по десять, объясняя это временными материальными трудностями («да вот, буквально вчера пришлось взнос в кооператив отдать»).

Хитрость по шкале человеческих отрицательных качеств находилась где-то между подлостью и вороватостью. Когда я приводил поиграть домой нового приятеля со двора, и он выигрывал у меня в солдатики (надо признать, весьма коварно применив атомную бомбу), выменивал две марки про животных на свою одну, плотно обедал мамиными мантами и уходил ровно за пятнадцать минут до прихода моего отца, не сказав «спасибо», я чувствовал себя совершенно нормально, даже был доволен. Родители же тревожно смотрели на меня и говорили: “Нет, мальчик он конечно неплохой, только, кажется, какой-то хитрый…”.

В приключенческих фильмах и картинах про гражданскую войну все положительные герои были до безрассудства храбрыми, готовыми при любом удобном случае пожертвовать своей жизнью и несколько наивными. Этим пользовались герои отрицательные – которые, напротив, всегда были трусливыми (непонятно, правда, почему они вообще тогда до сих пор оказывали сопротивление), но страшно хитрыми. Они устраивали засады, подсылали провокаторов и просто откровенно врали. Смотреть на них было тошно, а когда они позорно погибали, жалко не было.

С таким отношением несколько диссонировала та часть трехтомника казахских народных сказок, которая была посвящена похождениям безбородого обманщика Алдара Косе. Как я понял, он трактовался в качестве героя, то есть некоей ролевой модели, что никак не укладывалось в систему наших жизненных ценностей. Однако потом я для себя решил, что Алдар Косе был единственным в казахском народе уникумом, кому дозволялось хитрить и обманывать – во имя благородной цели помощи сирым и бедным. У него как бы была «лицензия на убийство», как у Джеймса Бонда. Чтобы спасти человечество, конечно.

В школе у меня было два друга – Арман и Бахыт. Первый имел всегда хитро прищуренный взгляд и ухмылку, умел подмазаться к учителям и найти общий язык со «старшаками». Выпросить у него что-либо было чрезвычайно сложно. В драках, при отсутствии особых физических данных, всегда неожиданно бил первым и часто оказывался победителем. Второй смотрел на мир широко открытыми (насколько это может получиться у казаха) глазами, учился неважно, хотя был совсем не дурак, с готовностью делился всем, что имел. Несмотря на крепкое сложение, драться не умел и часто бывал бит.

Армашку в моей семье недолюбливали. «Оой, хип-хитрый, - говорила про него с осуждением бабушка. - Ты с ним осторожно, он сам всегда выкрутится, а ты отвечать будешь». Зато к Бахе относилась ласково, сразу предлагая что-нибудь покушать. «Хороший, добрый парень», - говорила она.

Впрочем, к счастью, дети далеко не всегда слушают то, что говорят им взрослые. Потому я продолжал дружить с ними обоими. Прошли годы. С Арманом мы общаемся до сих пор. Он был у меня дружкой на свадьбе, выучился на инженера-строителя, занимался бизнесом, а сейчас имеет какой-то пост в таможенных органах. У него отличная семья, двое сыновей, когда я езжу в Астану, то всегда гощу в его доме.

Бахыта я с некоторых пор потерял. Знаю, что он с горем пополам закончил фармацевтический факультет, жена его бросила и уехала с детьми в соседнюю страну. Он пробовал работать в разных местах, но отовсюду был уволен за удивительную неприспособленность и умение находить проблемы. В последний раз я случайно поймал его старую «мазду», когда куда-то торопился.

Не хочу сказать, что их судьба напрямую была связана с присутствием или неимением толики хитрости в характере, но полагаю, что кое-какой вывод здесь напрашивается.

На мой взгляд, хитрость у нас зачастую трактуется однобоко, узко. «Хитрее надо быть»,- говорила мне бабушка (впрочем, с безнадежными интонациями), когда Арман, которому я помог на контрольной, получал «пятерку», а я – «четыре», или когда ему доставался новенький учебник, а мне – чей-то исчерканный, или когда я писал симпатичной новенькой пространные записки, а он провожал ее после школы.

«Эти узбеки – такие хитрые, торгаши», - приходилось слышать от соплеменников неприязненное после похода на базар (хотя здесь, очевидно, просматривается явное следствие исторического соперничества двух родственных народов). «Турки – такие хитрые, с ними невозможно работать», - жаловались в первые годы развития внешних торговых отношений отечественные предприниматели.

Да что там говорить – у нас даже нынешнего премьера в народе не любят не конкретно за какие-то проколы в работе, а за хитрое выражение лица. Не зря в интернете бродит столько его фотографий с ехидными комментариями.

Мы результаты выборов не можем грамотно сфальсифицировать, чтобы не давать явного повода для критики со стороны международных организаций.

Между тем, если разобраться, хитрость ведь – это не столько стремление «кинуть», как сейчас говорят. Хотя бы потому, что действительно хитрый человек никогда не станет тебя тупо обманывать, делать врагом. Ведь в следующий раз ты с ним дел уже иметь не станешь.

Хитрость, как мне видится – это, прежде всего, предприимчивость. Способность извлечь для себя и своего дела выгоду, отстоять свой интерес, но при этом, сделав так, чтобы и твои партнеры были довольны. Чтобы дело это не пришлось закрывать после одной, пусть и крупной сделки, ввиду твоей непомерной жадности или недотепистости. «Ну ты, брат, хитрец», - посмеиваясь, говорили древние купцы, довольно хлопая друг друга по рукам.

Хитрость – это изобретательность. Умение найти новые пути развития, неожиданные решения, имеющие потенциал стать прорывом в какой-то сфере деятельности. «Эк, ты как по-хитрому придумал», - уважительно удивлялись когда-то фабриканты, осматривая предприятие особо успешного коллеги.

Наконец, хитрость – это наука отыскивать компромисс в самых разных ситуациях. Нет ничего хуже отсутствия хитрости у политиков. На государственном уровне это приводит к ненужным международным скандалам, деланием из мухи слона, высасыванием конфликта из пальца. К обострению социальной атмосферы, падению авторитета власти, противостоянию с собственным народом. На уровне отдельных личностей и партий – к превращению в «вещь в себе», отсутствию реального веса и обретению имиджа вечно обиженных.

Потому, давайте уже все же быть немного хитрее во всем. Тогда, глядишь, по нашему поводу будут не только смеяться и недоуменно качать головами. Конечно, забавно быть симпатичными недотепами, делающими все по-своему, неуклюже мечущимися из одной крайности в другую. Но, думается, гораздо полезнее для нас же самих быть тонкими восточными хитрецами, умеющими и рыбку съесть, и, когда надо, характер проявить.