Ирина Севостьянова, шеф бюро Vласти в Астане

На днях на пресс-конференции руководство одного из государственных финансовых институтов рекламировало свои кредитные программы для инвалидов, желающих заняться бизнесом. При этом было подчеркнуто, что термин «инвалиды» в этом фининституте не используется, его решили заменить на более тактичный «лица с ограниченными возможностями». Может, это и правильно, и более корректно. Только в чем разница?

Вот что интересно – много лет кряду я слышу то от одних, то от других чиновников, что, мол, мы будем создавать условия для интеграции тех самых людей «с ограниченными возможностями» в общество. И вроде как даже что-то делается – то автобусы со специальными платформами прикупят, то специальное такси запустят… Помнится, даже поручение президента было – обязать бизнес брать на работу инвалидов. Вот только инвалидов на улицах больше не становится. Не видно, чтобы водители автобусов пользовались этими платформами – колясок нет на остановках. Нечасто встретишь инвалида даже в магазине… Кстати, не стало больше обещанных для инвалидов условий – хотя бы в виде тех же пандусов. И это, несмотря на то, что и чиновники вроде как инспектировали, и в требования к строительству новых объектов пандусы включили, и даже представители партии власти, помнится, инспекции устраивали, выясняя, насколько главный город страны приспособлен для инвалидов. А результат, увы, все тот же. Но мы упорно продолжаем заявлять о «создании условий для интеграции»…

Когда-то я тоже проводила подобное «исследование». На заре своей журналисткой карьеры делала репортаж «Один день в инвалидной коляске». Честно признаюсь, день я не продержалась. Но и нескольких часов хватило, чтобы ощутить весь ужас такой, с позволения сказать, жизни. И дело не только в отсутствии пандусов, хотя и эти «прелести» я прочувствовала «от и до». Условий нет, заехать на коляске куда-либо практически невозможно. Но неприспособленность всех «точек массового обслуживания» была ожидаемой. Страшным оказалось другое: почти все люди, едва завидев коляску с «инвалидом», старательно отводили глаза в сторону. Делали вид, что не замечают, кто-то смущенно краснел. И лишь единицы подходили и предлагали помощь.

Вот что странно – мы вроде бы всячески хотим, чтобы инвалиды жили максимально нормальной жизнью. Но при этом всякий раз подчеркиваем: они – люди с ограниченными возможностями. То есть – не такие, как все. И как можно говорить об интеграции в общество, если общество знает – это другие люди.

Наверное, вызову немало гневных возмущений, напомнив про «плохой Запад». Но именно там те самые «не такие» люди совершенно спокойно живут. Особенно меня поразила в этом отношении Франция. К нашей маленькой делегации был прикреплен замечательный специалист Шарль-Филлип. Очень общительный, галантный, истинный джентльмен – и при этом инвалид. Признаюсь, я заметила это лишь за обедом. Оказалось, у Шарля-Филлипа неразвита одна рука. Не знаю, как это называется по-медицински, если по-простому – вместо нормальной кисти у него культя и два маленьких отростка вместо пальцев. Но это совершенно не мешает ему вести активный образ жизни. Именно – активный! Он работает полный рабочий день, занимается спортом (если не ошибаюсь - плаванием) и верховой ездой. У него жена и двое детишек. И он явно не чувствует себя обделенным.

А в Центре воды нас встретила обаятельнейшая женщина. Назвать ее инвалидом не повернется язык, но тем не менее это так. Карлик, с небольшим горбом, она танцующей походкой, цокая изящными каблучками, летела впереди нас, показывая, как устроен Центр; потряхивая великолепно уложенными волосами, смеялась и жестикулировала трехпалыми ручками со стильным маникюром. И это – человек с ограниченными возможностями?! Да бросьте! 

Надо сказать, именно в Париже я обратила внимание на то, как город обустроен для инвалидов. Тех же «колясочников» я встречала и в ресторанчиках, и в музеях, и в магазинах, и в Нотр-Даме во время службы. И никто на них не косился, никто не отводил глаза. Они – такие же люди, как и все остальные. И они сами не видят этой разницы. Общаются, гуляют, работают, развлекаются.

Кстати, с Шарлем-Филлипом у нас состоялся интересный диалог «на социальную тему». Разговор коснулся онкозаболеваний, потом перешел на вопросы обеспеченности больных… И Шарль-Филлип искренне не мог понять, почему наши инвалиды должны каждый год подтверждать свою группу инвалидности. Он переспрашивал: лечение дало результаты? Им сделали операцию и удалили опухоль? И на мое «нет» недоуменно пожимал плечами. А услышав, что на такую же перекомиссию ходят и люди с ампутированными конечностями, француз и вовсе опешил. И спрашивал: «Зачем?». Увы, на этот вопрос я ему ответить не смогла.

Я не знаю, как французы пришли к такому отношению к инвалидам в обществе. Но я не могу не задаваться вопросом, почему мы не можем стать такими же, как они. Почему буквально вчера я наблюдала жуткую картину – мужчина на инвалидной коляске переезжал по пешеходному переходу. И старался сделать это как можно быстрее, и даже глаз на дорогу не поднимал – потому что вся толпа машин, стоявших с двух сторон, истошно сигналила, мол, проваливай быстрее… Так, может, у французов такое отношение к другим просто потому, что они в первую очередь – люди, живущие в обществе? А мы – общество, в котором каждый живет только для себя?