Мы решили показать отрывки из фильма «Турксиб» ровесникам картины.
Самый старый житель поселка Каракемер Раис Рысдаулетов вместе с отцом композитора Куата Шильдебаева поднял поселок и наладил работу колхоза. Во время просмотра отрывков, где показана жизнь казахского аула, 90-летний Раис-ата много улыбается.
«Мы в то время стригли овец руками, вручную. Самодельными ножницами, которые изготавливали в кузне. Машинок (для стрижки овец-V) тогда не было? – комментирует фильм Раис-ата. - Техники не было, ничего не было. Ездили на лошадях, так и работали. Я вот точно также носил уголь во время войны. Даже чуть позже.
Я и мои братья, сестры - все родились в юрте, на берегу Кольсая. На южной стороне. В юрте наша семья жила до 1934-го года. Юрты делали из войлока. Печка, очаг стоял прямо в центре юрты. Спали на земле. Кровати не было. На землю стелили траву, камыш. Сверху клали шкуры, войлок. Юрты привязывали арканом, иначе из-за сильного ветра юрта могла улететь.
Это – полуторка, - говорит Раис-ата, указывая на кадр, в котором грузовой автомобиль приезжает в аул, - У нас на весь аул одна всего такая машина была. Осталась со времен войны, в 40-х годах. Когда я был маленький, машин не было. Машины появились потом, в 50-х годах. Сначала появилась «Победа», потом все остальные. Полуторка появилась во время войны, в 1941-м году. На ней можно было перевозить груз весом до 1,5 тонн. И все. Других машин не было в Алматы. Были троллейбусы и еще трамваи ходили.
Вот такую посуду делали сами, руками, - говорит Раис-ата, просматривая кадры, в которых аульчане поят приезжих водой, - Брали кусок древесины или коры, например, из березы, кипятили в казане, затем сушили. Ложки также делали из боярышника. Все делали своими руками. Сами. Ничего же не было, - продолжает комментировать Раис Рысдаулетов. - Одежду тоже изготовляли вручную. Валяли шерсть. Ниток не было. Из шерсти нить вили. Арканом подпоясывались. Брали лошадиный волос и делали из него чембур. Очень крепкая веревка получалась.
Вон кереге тоже делали руками. Вот это кебеже, это как нынешний сундук. В него клали всю посуду. Вот бесик, колыбелька. Такую я сам делал, из дерева, в 50-х годах. До сих пор стоит дома. Все дети в ней побывали.
У кого были лошади, те считались зажиточными. У кого лошадей не было, значит, ничего у них не было. Так считалось. У кого не было лошадей, работали с волами. Я слышал о строительстве Турксиба. В детстве. Но сам не участвовал в его строительстве. Но мои родители, и мать, и отец, и братья, дяди участвовали в строительстве дороги на Сары-Озек».
В конце 1920-х в Казахстане было много пустых аулов, семья Раиса жила в таком. Тогда они перебрались в Кыргызстан, прожили там 2-3 года. «Потом нас позвали на Родину, мы вернулись. Тогда мне было уже 6 лет. Из Кыргызстана мы привезли с собой скот. Люди грабили нас, воровали скот и мы видели много трудностей. Нам говорили, что есть дом. Но когда мы приехали сюда, дома не было. Были 4 стены из саманных кирпичей. В одном углу того дома жила одна семья, в другом – мы. Очаг был посередине, - вспоминает Раис. - В 34-м году мы уехали, ночью сбежали. По горам. Тот дом бросили, там все осталось, посуда, вещи. С собой взяли маленький казан, готовили в нем пищу. Через 7 дней добрались до Тау-Тургеня. Жили у подножья гор. Землю возделывали вручную, комбайнов не было. Траву собирали руками, собирали в скирды. Потом в зимние дни эту землю вспахиваем на лошадях, камнями ее разминали».
В 1950 году Раис-ата переехал в Каракемер, в тоже время Талды-Булак, Каракемер, Тау-Тургень объединили и создали колхоз. Раис отучился 3 месяца на курсах и стал бригадиром по строительству. Хотя тогда не было ни стройматериалов, ни инструментов. Позже его заметило руководство, и в 1954 году его пригласили возглавить полеводство и животноводство. Раиса назначили заместителем председателя совхоза. Все основные улицы в ауле были созданы под его руководством.
«Было намного тяжелей, чем сейчас. Сейчас хорошо, жить легче. Тогда еды не было, был голод. Очень сложно было. В горах еще можно было пойти поймать кое-какую птицу. Ставили на птиц ловушки. Ловили воробьев, куропаток, потом ели их. Голощекин, уничтожил всех богатых и зажиточных людей в Казахстане, считая, что от них все зло. Люди бежали за границу, куда глаза глядят, уходили туда, где было хорошо, - говорит Раис Рысдаулетов. - Я и сам не знаю, как уцелел в то время. Но ничего, остался жив после войны. Работал много. Только в 50-х годах мы смогли наесться, хотя нет, и в 50-е голодали. В 57-м году после того, как все сдали государству, мы должны были платить такой налог: 2 шкуры, 90 яиц. Никогда не забуду. Каждый дом должен был так делать. Потом 90 литров молока. Это был годовой налог. Комбайнов не было, работали камнями. Но здесь (в фильме -V) такого нет. Пшеницу топтали ногами. Землю возделывали ногами и сеяли в нее пшеницу. Это было в 30-34 годы. Техники же не было. Сохи нет, использовали деревья».
В доме ветеранов в микрорайоне Мамыр жизнь замерла на последних ступенях пути. Тут тихо, иногда выходят старики, смотрят доску объявлений, где висит расписание психологических тренингов в клубе общения. Среди тем занятий есть тренинги «понятие дружба и ее значение», «что такое жизнь». Кажется странным - уже в их-то возрасте они познали и жизнь, и дружбу.
Как оказалось среди постояльцев дома ветеранов и ровесников фильма «Турксиб» - большинство городские или приезжие - из России они перебрались в Алма-Ату в 30-40 годах. Жизни аула они почти не видели, но все рады новым лицам и возможности поведать свои истории.
Длинные пустые коридоры ведут к одиноким душам. «Молодость» - слово, любимое стариками, в нем для них - все лучшее, что было в те годы. Ветераны забывают о бедах, голоде, страхе, войне, и только с улыбкой вспоминают прошлое.
Холл, коридор, поворот направо и вот мы у дверей комнаты Зои Ермаганбетовой. Слух ее подводит, нужно говорить громко в правое ухо. Кажется, она плохо поняла цель моего визита, но это было не важно. Она сразу же рассказала, что родилась в 1922 году в городе Сарканд, где училась в средней школе, а после поступила в педучилище в Талдыкоргане.
Показываю бабушке отрывки из фильма.
«Ай, маленький», - умилительно говорит 94-летняя Зоя.
Все это время Зоя Асхадуллаевна одобрительно улыбается и кивает. Спрашиваю: «Как вам?» Бабушка поднимает на меня глаза: «Хорошо. Я все это видела в Саркандском районе село Антоновка, бывала там. Ой, как хорошо. Я тоже так две косички заплетала».
В селе у Зои жили родственники, они также жили в юрте, спали все вместе. Иногда она у них гостила, помогала собирать юрту.
«Я маленькая тогда была, плохо помню. Училась в средней школе в Сарканде, хорошая школа была. Сарканд большой город, 3 школы было в одном городе. Потом в педучилище училась на преподавателя русского языка. Работала в школе, долго, очень долго», - вспоминает Зоя Ермаганбетова.
«Войну помню, - кашляя, говорит Зоя, задумывается и какое-то время молчит. - Работала тогда, трудно было, но работали. Сами готовили дрова, сами топили. После войны хорошо было, хлеба много было. Во время войны хлебы почти не было, все посылали на фронт. Тяжело было, но дружно. Делились всем».
После трехлетнего образования в педучилище Зоя Ермаганбетова переехала в Алма-Ату, где работала учителем русского языка в 18 школе более 40 лет. Бабушка трет лицо, морщится, пытаясь вспомнить те времена.
«Были и тяжелые годы, но все равно было хорошо. Молодые, дружные. Работали, весело было. Молодость, - вздыхает.
– Всякое приходилось пережить. Муж? – переспрашивает Зоя. – Муж был, хороший муж был. Где я жила, приехал в госбанк парень работать, мы познакомились. Он в кино пригласил, так и начали дружить. Хороший человек попался, очень даже…до-о-обрый, - растягивает бабушка. – Тогда не курили, не пили, даже не знали таких вещей. Когда открылись кинотеатры, смотрели немое кино, позже и со звуком стали показывать. В театр ходили, Кыз-Жибек смотрели. Туда наряжались в туфлях, шляпках».
У Зои Ермаганбетовой две дочки, обе живут в Алматы, два внука и один правнук. Они навещают ее в доме ветеранов. На просьбу вспомнить приятные моменты жизни бабушка отвечает: «У нас в то время никто не пил, не курил. Мы пели, плясали, так время проводили. Каждую пятницу собирались в доме друзей, до полуночи сидели. Одна женщина на гармони играла, на полу сидит, играет. Люди были очень простые».
Казалось, что сейчас она видит наяву яркие картинки из юности и вдруг, по-девичьи, начинает стесняться, когда я спрашиваю, можно ли ее сфотографировать...