Агрис Прейманис был назначен директором казахстанского офиса ЕБРР в марте 2017 года. Его карьера в банке началась в 2010 году, а в 2014 он занял должность главного экономиста по Центральной Азии. В середине прошлого года, после вступления Прейманиса в должность, ЕБРР опубликовал доклад о диагностике казахстанской экономики, который обозначил основные проблемы рыночной системы в стране и утвердил стратегические приоритеты института.
Цифры на вашем сайте показывают почти двукратное сокращение инвестиций и профинансированных проектов в 2017 году. Но перед интервью вы заметили, что дела обстоят ощутимо лучше. Не могли бы вы рассказать о своей работе в прошлом году?
Казахстан остаётся одним из приоритетных рынков, где мы видим очень важную и, думаю, эффективную роль ЕБРР. В прошлом году инвестиций действительно было немного меньше, чем годом ранее. Мы закончили его с общей суммой новых вложений в $700 млн. и 25 проектами. Среди них было много значимых проектов, поэтому мы остались довольны. В частности, я говорю о проектах по зеленой экономике. Мы знаем, что прошло EXPO и та работа, которую мы много лет ведём с правительством и министерством энергетики по развитию этого сектора, она всё больше и больше приносит свои плоды. Во время EXPO мы подписали один проект по солнечной энергетике на $50 млн. – это «Бурное Солар 2». И если посмотреть на всю сумму прошлогодних инвестиций, то почти половина по нашей классификации считается «зелёными». Это как инвестиции в возобновляемую энергетику, так и в улучшение энергоэффективности компаний. Ещё хотел бы обратить внимание на инклюзивность, например, на улучшение карьерных возможностей для женщин в качестве предпринимателей и работников сектора недропользования. У ЕБРР есть эффективная модель для этого – там совмещаются инвестиции через БВУ, которые дают деньги женщинам-предпринимателям. И также с женщинами работает наше консультативное отделение для малого бизнеса. Кроме того, мы утвердили рамочное соглашение по инвестициям в сектор недропользования и энергетики, которые расширяют возможности для женщин. До сих пор существуют законы, которые не разрешают женщинам работать в нём. И вместе с правительством мы движемся к тому, чтобы изменить эту практику. В конце концов, это решение каждой женщины, где она хочет работать. Но мы хотим дать возможность и навыки для развития, поскольку большинство проектов этого сектора действует в регионах.
Не могли бы вы рассказать об изменениях в стратегии? Это произошло по какому-то естественному стечению обстоятельств или продиктовано состоянием экономики и регуляторной среды?
В своей основе стратегия банка не изменилась. В июле прошлого года мы действительно приняли новую версию, которая определяет наши приоритеты. Многие из них остались прежними, но учитывая развитие страны, которое мы наблюдаем, и ту работу, которую мы проводили сами, в документ добавилось ещё несколько акцентов. Ключевой для нас останется работа с государственным сектором. Работа эта важна не столько в части финансирования, сколько тем, что сотрудничая с нами, муниципальные компании начинают лучше понимать, как взаимодействовать с финансовыми институтами и как улучшать внутренние процессы для повышения собственной эффективности. Конечно, всегда легче взять бюджетные деньги, но чтобы всё-таки расти в своей финансовой компетентности и управлении, работа с финансовыми институтами – очень важное начинание. Мы сотрудничаем с муниципальными компаниями почти во всех регионах страны. Когда я говорю о госсекторе, я подразумеваю компании «Самрук-Казыны» и, потенциально, других национальных холдингов. Все эти проекты остаются для нас приоритетными. Также мы хотим работать над улучшением интеграции регионов. Казахстан – первая страна Шёлкового пути, которую мы встречаем на пути из Китая в Европу. Раньше удалённое расположение Казахстана было для него проблемой, но сейчас это становится большим преимуществом. Страна находится на ключевом и стратегическом месте в новых глобальных транзитных путях. И как часть нашей стратегии мы будем продолжать работать над улучшением локальной, региональной и глобальной интеграции страны. Это подразумевает работу над инфраструктурными, логистическими и другими проектами. Ещё один приоритет – развитие финансовой системы и рынков капитала, что является ключевым для развития частного сектора. Мы работаем с казахстанскими банками по проектам кредитования малого и среднего бизнеса. Мы работаем и с Национальным банком и с Международным финансовым центром «Астана». Идут проекты и технической помощи по развитию этих рынков. А четвёртый акцент стратегии – это зелёная энергетика. Как я уже упоминал, почти половина наших проектов квалифицируется как «зелёные». Мы будем продолжать инвестировать в эту сферу. И первый проект, который мы подписали в начале этого года – инвестиции в солнечную энергетику, в совместный с французской компанией Urbasolar SAS проект «Задария», где вложения ЕБРР составят $8,8 млн. в местной валюте. Это очень интересный проект, который приводит в страну сильных международных инвесторов.
Продолжая тему сотрудничества с государственным сектором, хотел бы спросить про те реформы, которые несколько лет назад вас сильно воодушевили – ГЧП и стратегия «100 шагов». Насколько оправдались эти ожидания?
Законодательная база для ГЧП существует, но что очень важно для развития этого направления – большие показательные проекты. Они должны быть сделаны в соответствие с международными стандартами и привлечь хороших концессионеров вместе с потенциальными финансовыми инвесторами. Таким проектом является Большая кольцевая автодорога (БАКАД), над которым уже довольно долго трудится правительство. Но в последние шесть месяцев он продвинулся очень сильно. Какое-то время назад был выбран концессионер проекта, то есть компания, которая будет строить и управлять им. Сейчас проводятся уже окончательные переговоры по каким-то параметрам сделки. И мы видим, что в сентябре при участии глав государств Турции и Казахстана был подписан меморандум о взаимопонимании между концессионером, которым является турецкая компания с южно-корейским участием, правительством Казахстана и ЕБРР. Это означает, что мы почти закончили подготовку к работе, и скоро концессионное соглашение будет готово для подписания. Мы ожидаем его в течение следующих 4 недель. И после этого уже начнётся финальная стадия работы над финансовой частью проекта, привлечение инвесторов. Мы надеемся полностью закрыть проект до конца года. Его тендерная процедура была транспарентной и соответствовала всем стандартам. В ней участвовали очень сильные концессионеры. Это показало доверие к процессу и Казахстану. Я вас уверяю, что всё инвестиционное сообщество, интересующееся Казахстаном, очень пристально следит за этим проектом. Каждый раз, когда я выступаю на международных конференциях или встречаюсь с группами инвесторов, это один из первых вопросов, о котором спрашивают люди. Это проект, отображающий ход всех реформ в стране. Его завершение откроет новые возможности для повторных и больших проектов ГЧП, которые будет гораздо легче продвигать правительству.
Есть ли у него потенциальные риски и как они прорабатываются? Многих инвесторов наверняка встревожили разбирательства страны с молдавским бизнесменом Анатолием Стати.
Я думаю, рано говорить о каких-то изменениях в восприятии Казахстана инвесторами из-за этого случая. Если смотреть на оценки рейтинговых агентств и больших инвесторов, это пока никак не влияет на их доверие к стране.
А если говорить о вашем собственном инвестиционном опыте за последние несколько лет, насколько безопаснее стало работать?
Есть много направлений, в которых мы всегда видели большой потенциал у страны. В том числе это и зелёная экономика, поскольку Казахстан остаётся одной из наименее энергоэффективных стран региона. Она станет одной из важных инвестиционных тем в следующие 5-10 лет. То же касается и инфраструктуры – Шёлковый путь даёт очень большие возможности. И это касается не только дорог и железных дорог, но и телекоммуникаций, энергетики и финансов. Весь регион между Китаем и Европой станет более интегрированным. Почему я начал с этого? Какой бы хорошей не была институциональная среда, чтобы привлечь инвесторов нужен потенциал и заинтересованность финансировать перспективные направления. И если смотреть на сферу возобновляемой энергетики, там довольно долго прорабатывалось законодательство, регуляторная база, которая необходима для создания привлекательных условий. Помимо Казахстана инвесторы могут вкладывать свои деньги в Абу-Даби, в Индию и даже в Европу. Поэтому соотношение рисков и выгод должно быть адекватным. И вся работа, проделанная министерством энергетики и участниками рынка, привела к возможности совершать инвестиционные сделки. Последние полгода мы сделали уже две инвестиции и в течение года сделаем ещё. Это как один пример тех направлений, где административные изменения приводят к большим инвестициям.
Но энергетика достаточно монополизированный сектор, и в своём докладе по диагностике казахстанской экономики вы тоже упоминаете об этой проблеме. Мы знаем, какой объём электроэнергии производится за счёт угля, и понимаем плотность социальных связей в этой отрасли, которая может тормозить развитие возобновляемой энергетики. Насколько Казахстан пытается устранить эти барьеры?
Почему мы считаем, что работа с госсектором по инвестициям и реформам – ключевая? Это важно для развития возможностей и конкурентоспособности частных компаний. Работа, которую мы проводим по инфраструктуре и тарифной политике вместе с министерством национальной экономики, нужна чтобы привлечь инвестиции, чтобы удовлетворить потребности инвесторов в инфраструктуре. Что касается правительства, все действия по повышению эффективности компаний «Самрук-Казыны» откроют множество возможностей для частного сектора. Тоже касается и банковского сектора – довольно долго это был болезненный сектор для экономики из-за высокого уровня неработающих кредитов. Та работа Нацбанка, которую мы видим в последние полтора-два года, связанная с идентификацией реальной ситуации, и те подходы, которые предлагаются регулятором по увеличению капитала – всё это нами приветствуется. Нам важно понимать, что процесс оздоровления сектора – среднесрочный, и его невозможно завершить за год или два. В каких-то случаях нужно работать над увеличением капитала, в других – улучшать условия корпоративного управления. Это кропотливая и, как минимум, среднесрочная работа.
Вы очень поддерживали инициативу по приватизации, но к этому моменту её результаты остаются довольно скромными – основные активы не были отделены от «Самрук-Казыны». В своём докладе вы выразили надежду на следующие 4 года. Но может ли за это время что-то действительно получиться?
Приватизация для Казахстана – одна из самых ключевых реформ, особенно для группы международных инвесторов и наблюдателей. Для тех кто, следит за страной менее пристально, очень важен процесс приватизации больших компаний. Успешная продажа нескольких активов в течение 2-3 лет должна стать очень значимым шагом для привлечения инвестиций не только в приватизации, но и в целом. Нужно понимать, что сам процесс продаж зависит как от самих компаний, так и от инвесторов – их желания вкладывать деньги, учитывая особенности нынешнего времени. По большинству активов выбраны советники, которые работают над привлечением инвесторов. Мы в конкретных дискуссиях сейчас не участвуем. Как инвестор, мы больше сосредоточены на кредитовании. Хотя если посмотреть на портфель банка в целом, то инвестиции в общий капитал компаний являются очень важной частью нашего бизнеса. И в Казахстане мне бы хотелось, и я вижу необходимость в том, чтобы инвестировать в капитал компаний. Инвестировать и в этом году, и если посмотреть на годы вперёд. В том числе мы рассматриваем возможность участвовать в некоторых приватизациях. Пока это не конкретные разговоры, но интерес есть.
А активы какого профиля могли бы быть вам интересны?
«Самрук-Казына» является нашим крупнейшим клиентом. И если посмотреть на компании холдинга, с которыми мы работаем, это даст представление об интересных нам направлениях. Конечно, инвестиции в капитал – это не кредиты. Нужно брать в расчёт много дополнительных факторов, включая рост компании и то, как она будет добавлять стоимость к своим активам. Если мы говорим об инвестициях в капитал, то это не только участие в приватизации. Это может быть средний бизнес, но мы не ставим какие-либо ограничения. Возможно, будут и какие-то компании покрупнее.
Если говорить о крупных компаниях, ваши доли будут небольшими?
Да, мы не инвестируем больше 25%, мы остаёмся миноритариями вне зависимости от размеров и профиля компании. Но, несмотря на размер доли, мы участвуем в её развитии. Даже если мы даём кредит, мы всё равно, наверное, участвуем намного больше в её развитии, чем если бы кредит предоставил банк второго уровня.
У вас уже было несколько активов в капитале которых вы участвовали. Понятно, что выход из них предопределило состояние экономики, но были ли какие-то другие основания? Возможно, та же самая инфраструктура, или тарифная политика.
Нет, даже не комментируя конкретные инвестиции, изменения в нашей политике или общие изменения никак не повлияли. В каждом конкретном случае наш выход определяла договорённость между нами и мажоритарными акционерами. Наша политика какой была, такой и остаётся. И мы заинтересованы в инвестициях в капитал. А стабилизация экономики и развитие некоторых секторов, думаю, откроет новые возможности для них. Одно дело, что у нас есть интерес, а другое, что должны быть общие рыночные обстоятельства. Нужны возможности для роста. Также роль играет стратегия нынешних инвесторов. Когда экономика восстанавливается, у них появляется интерес к расширению компаний. И это и есть один из тех сценариев, когда ЕБРР может сыграть важную роль – мы вместе можем войти в капитал и работать над развитием актива, помогать с финансовым и стратегическим направлением или создавать связи с другими странами.
Выходит, что помимо улучшений в экономике вы наблюдаете и улучшения в операционной среде, чтобы вернуться на рынок?
Я бы не сказал, что только у нас стало больше доверия, это касается рынка в целом. Ситуация стала более предсказуемой как в части экономического роста, так и в части монетарной политики. Валютная политика стабилизируется, инфляция в среднем снижается, крепнет доверие к тенге и это создаёт условия, которые дают уверенность самим компаниям и предпринимателям. Помимо этого мы смотрим на регион, и те изменения, которые происходят в Узбекистане, тоже этому способствуют. Очень тесное сотрудничество между главами государств, и та открытость обеих сторон к развитию экономических связей – это ещё один фактор, который может дать компаниям толчок. Что касается Узбекистана, люди часто задаются вопросом о его конкурентоспособности с Казахстаном. Моё мнение однозначно – это очень положительный фактор для экономики Казахстана, даже если какие-то инвестиции могут достаться Узбекистану. Но проблемой пока остаётся слабая интегрированность экономик, а также барьеры для торговли. Хотя мы уже видим динамику в её устранении.
Но если посмотреть на качество экономического роста, он всё ещё остаётся очень концентрированным. Учитывая, что диверсификации не произошло и объём государственных инвестиций в экономику продолжает расти, что вызывает у вас оптимизм?
Думаю, правительство Казахстана хорошо понимает эти нюансы. Но я бы не воспринимал государственные инвестиции как какой-то негативный фактор, хотя вы так и не говорили. Что очень важно для развития частного сектора и привлечения инвестиций в Казахстан? Это улучшение инфраструктуры и улучшение работы госкомпаний. Поэтому одно другому не мешает. Инвестиции в сухой порт «Хоргос» на границе с Китаем и инвестиции в строительство дорог важны не столько своей поддержкой ВВП, сколько созданием необходимой инфраструктуры. И мне бы хотелось, чтобы с инвесторами из других стран – Европы, Китая, США – эта работа по развитию инфраструктуры продолжилась. Она создаст возможности для частного бизнеса. Что касается последнего, мы всё больше и больше концентрируемся на работе с ним, привлекаем новых экспертов. И как раз благодаря происходящим изменениям возможности для этой работы будут. Мы не ожидаем взрыва новых инвестиций, что за одну ночь Казахстан станет супер богатой страной. Но со своей стороны могу сказать, что мы всё больше и больше ставим в приоритет развитие секторов производства, сервиса и агробизнеса. В прошлом году, например, мы инвестировали в сеть Ramstore, а в декабре вложили средства в сеть «Технодом». Это пример частных компаний среднего размера, в которые мы хотели бы инвестировать всё больше.
Всегда существует риски, которые могут подтолкнуть вас к сокращению портфеля активов. Что это может быть в вашем случае?
Я не вижу такого риска для Казахстана. Страна остаётся ключевым рынком для ЕБРР. Это подтверждает и тот рост, который мы видим в количестве персонала компании, и та поддержка, которую выражает стране руководство нашего банка. Мы видим, что Казахстан – та страна, которой идеально подходит модель нашей работы. В декабре мы с министром экономики Тимуром Сулейменовым подписали продление рамочного соглашения между Казахстаном и ЕБРР ещё на три года. Когда соглашение подписывалось в 2014 году, это был очень свежий подход, который впускал международный финансовый институт в развитие нескольких отраслей, где его действия могли оказаться эффективнее работы государственных институтов. Причём для этого создаётся платформа, которая курируется премьер-министром, что даёт возможность раз в несколько недель обсуждать и решать важные вопросы. Я думаю, продление соглашения и договорённость о том, что мы будем думать о его эволюции с фокусом на приватизацию и модернизацию экономики, даёт все основания полагать, что эта работа обоюдно важна и что нет ни малейшего уменьшения интереса к ней.
В вашем докладе приводилась цифра в $97 млрд, которые Казахстан инвестировал в индустриализацию с 1997 года. Мне она кажется показательной, поскольку с того времени разгосударствления экономики так и не произошло. И, как мне показалось, доклад выражал некоторое сожаление о темпах этих реформ.
Если говорить об анализе индустриальных программ, то исследование наших специалистов и их заключение говорило о больших суммах, которые на это уходят. Немаловажно, что они сыграли значительную роль в поддержании экономики после кризиса. После анализа, конечно, были разработаны рекомендации по тому, как можно улучшить структурные элементы программ индустриализации. И мы увидели, что они нашли отражение в Стратегии 2025. Тема индустриализации никуда не ушла, а, наоборот, становится всё важнее.
С другой стороны, создаётся очень много однообразных документов, и вы наверняка не раз сталкивались с этим за время работы в Казахстане. Не вызывает ли это у вас определённое разочарование?
Если смотреть на стратегию правительства и послание главы государства, там очень чётко прорисовывается то, что необходимо улучшать эффективность местной исполнительной власти. Но это работа, которая, наверное, одна из самых трудных, потому что нужно менять как навыки людей, так и понимание. Как пример, мы видим это в наших проектах городской инфраструктуры. Подходы, которые являются стандартами для многих секторов, для муниципальных компаний остаются новыми. И у нас идёт очень кропотливая работа над этим. Откровенно скажу, что проект стоимостью в $5 млн. в муниципальном секторе занимает столько же времени нашей команды, сколько проект на $150 млн. с большой компанией. Но мы видим, что это чрезвычайно важная работа, которая связана с корпоративизацией муниципальных компаний, а также с расширением компетенций их руководства и сотрудников. И я очень рад, что местные власти и правительство понимают её ценность.
А эти несовершенства никак не сказались на вашем портфеле, учитывая, что его основную долю формируют кредиты?
Качество портфеля в последнее время никак не изменилось, и кредитоспособность Казахстана тоже.
Заморозка активов Нацфонда и спор с Анатолием Стати тоже никак на них не повлияли?
Нет, никак.
Хотел бы ещё спросить про банковский сектор. Ранее вы участвовали в капитале нескольких банков, но отказались от этого в начале кризиса. Как вы оцениваете нынешние попытки его решения?
Думаю, что регулятор принимает очень позитивные решения по оздоровлению сектора. Приведение сектора в абсолютно стабильное состояние займёт время. Мы работаем с ним через наши кредитные программы для МСБ и для женщин в бизнесе, и собираемся продолжать эту практику. Что касается прямых инвестиций в капитал, мы будем смотреть на возможности компаний. И мы всегда готовы обсуждать какие-то сделки, если у компаний и банков будет такая инициатива.
Но сами вы пока ни к кому не присматриваетесь? Просто в последний месяц уже не один банк заявил, что полностью избавился от плохих активов и готов к развитию бизнеса.
Если смотреть на наш портфель, в этом году в нём тоже будут доминировать кредиты. Потому что они приносят не только деньги, но и большие улучшения в компаниях. Мы будем готовы обсуждать проекты, в которых потенциально будет возможность инвестировать в капитал и чьи акционеры выразят к этому свой интерес. Стабилизация экономики создаёт предпосылки для того, что в ближайшие несколько лет мы совершим инвестиции в капитал. Но я бы сейчас не выделял какой-либо конкретный сектор.
Вы говорили, что в этом году значительным проектом для вас станет БАКАД. Какой объём средств вы можете вложить в него, и какого количества проектов вы ожидаете для себя в этом году?
Бизнес ЕБРР – это проектное финансирование, поэтому у нас нет плана по инвестициям. Я с оптимизмом смотрю на 2018 год, глядя на набор будущих проектов, которые нужны и критичны для развития некоторых направлений в Казахстане. Объёмы инвестиций мы прогнозировать не можем, но конъюнктура проектов останется похожей.