Эрик Ливни, ведущий региональный экономист ЕБРР: «Центральная Азия может занять место России на рынках Евросоюза»

Оглядываясь назад и учитывая все потрясения, перенесенные Казахстаном в связи с январскими событиями, началом войны в Украине и мировыми экономическими потрясениями, как бы вы охарактеризовали нынешний момент для страны? Можно ли называть его кризисным?

В слово кризис можно вкладывать разные смыслы. Иногда кризис − это хорошо. И мне кажется то, что произошло с Казахстаном начиная с января вывело страну на своеобразную развилку, где можно наконец-то двигаться в каких-то новых направлениях, которые до сих пор были заблокированы. Но это начинается с политики, в которую мы сейчас вдаваться не будем. Безусловно, происходят какие-то политические процессы, некоторое очищение. Они проявляют себя и в других сферах, в том числе в сферах бизнеса и экономики. Это то, на что мы надеемся. И в банковской сфере, и в крупном бизнесе мы знаем какая ситуация сохраняется до сих пор. Это просто блокирует развитие рынка, нормальной рыночной динамики, роста малого и среднего бизнеса до какого-то нормального размера, чтобы он мог конкурировать. Надеюсь, что процесс пошел.

Январские события во многом были обусловлены не только противостоянием элит, но и социальными запросами. Как вам кажется, удалось ли за прошедшие 9 месяцев переформулировать если не социальную политику, то хотя бы общее понимание того, как Казахстану развиваться дальше?

Примерно год назад мы закончили работу по так называемой страновой диагностике Казахстана. В этом анализе я уже тогда охарактеризовал его как страну с «недостающей серединой». Это очень хорошо видно на карте Казахстана. Когда ты смотришь на демографию, плотность населения, когда смотришь на экономическую деятельность, ты видишь, что по всей окружности страны что-то происходит, а посередине − большой пробел. Это не только метафора. Когда в стране большой пробел, ее Север и Юг, а также Восток и Запад, очень сильно отличаются. У нее нет плавных переходов, есть только резкие. Во всех частях страны разные демографии, люди, рынки труда и возможности для экономического развития. Отсюда возникают противоречия, напряжение в обществе. Возникают совершенно разные модели поведения. Это чревато многим. Январские события − это всплеск накопленной негативной энергии, в том числе после коронавируса.

Удалось ли за прошедшее время решить все проблемы? Конечно, нет. Я сейчас вижу, что у правительства трясутся руки в плане закручивания гаек и сокращения всевозможных социальных выплат наряду с социальными программами. Хотя они приводят к очень серьезной инфляционной проблеме − Казахстан по ее уровню сейчас выходит в лидеры Центральной Азии. Нужно остановить программы по жилью, «Дорожную карту бизнеса» и другие подобные инициативы. Они носят достаточно популистский характер. Но пока мы не можем это сделать, в том числе из-за опасения властей, что это приведет к новым всплескам недовольства.

Ваш вопрос фундаментальный. Все упирается в людей, даже не в инфраструктуру. Их нужно образовывать, чтобы у них были нормальные профессиональные навыки. Тогда и инвестиции придут. Сейчас в основном у нас развивается сфера услуг. Но она очень неконкурентна, если мы говорим о водителях такси, мелких торговцах и простом сельском хозяйстве, особенно на юге. Это не даст Казахстану той динамики развития, которая ему необходима. Нужно что-то другое.

В ходе работы над диагностикой, еще два года назад я проводил интервью с человеком, который является видным представителем среднего бизнеса Алматинской области, причем обрабатывающей промышленности. Он рассказал, что на его заводе средний возраст трудящихся выходит за 60 лет, ну или близко к тому. У него нет возможности постоянно нанимать специалистов, которые ему нужны. Он постоянно испытывает дефицит кадров. Его стратегия развития заключалась в том, чтобы открыть завод с похожими целями в России. Он был уже построен в одном из промышленных центров, и там у него не было проблем с наймом людей. Думаю, что эта проблема будет в Казахстане еще долго.

Сейчас есть серьезные возможности по привлечению инвестиций, особенно когда уходит какая-то промышленность из России. Что-то из этого может приземлиться в Казахстане. Но чтобы это произошло, нам необходимо решить проблему кадров.

Когда вы говорите о необходимости урезать социальные расходы, вы не видите здесь никакой проблемы? В нашей экспертной среде существует мнение, что расширение государственных расходов ведет к тому, что у населения оказывается больше денег. Они тратят их на импортную продукцию, якобы подстегивая инфляцию, ослабление курса тенге и т.д. В то же время мы прекрасно видим, что у людей не растут зарплаты. Что доходы если не падают, то долгое время стагнируют. И что деньги, которые, как вы сказали, печатает государство через свои программы, в конечном итоге достаются людям с высокими доходами. И именно эти зажиточные группы покупают дорогую недвижимость, товары и услуги, и, вполне вероятно, разгоняют инфляцию. И это обостряет то самое неравенство, которое подстегнуло январские протесты.

У Казахстана и других стран Центральной Азии есть своя специфика рынка труда. У нас очень большая часть работающих людей занята неформально. У Казахстана чуть лучше эта ситуация, чем у соседей. Но доля неформальной занятости по-прежнему очень высокая. Не знаю, есть ли точная цифра, но я вас уверяю, что она на очень высоком уровне. Когда мы говорим о зарплатах, мы говорим о формальном секторе. То есть мы говорим о формальной занятости. Исходя из наших данных, Казахстан в числе лидеров по повышению зарплат. Кыргызстан вообще ушел в космос − там кому-то повысили зарплаты в два раза. У Казахстана второй показатель среди 38.

Понятно, как это достигается: повышение в первую очередь касается бюджетников. Но разрыв в доходах происходит за счет того, что зарплаты в формальном секторе растут, и я вас уверяю, что они растут постоянно, причем даже в реальном выражении. А в неформальной занятости у нас огромное отставание. Там происходит стагнация, потому что идет огромное предложение неквалифицированной рабочей силы. По сути, это демпинг. И за счет демпинга неформальные зарплаты стагнируют. И социальный разрыв у нас получается за счет этого. «Зарплатники» уходят вперед, потому что их мало, это люди с квалификацией. А остальные остаются позади.

Одной из главных проблем, прозвучавшей во время и после январских событий, стала высокая концентрация экономических ресурсов. Было явно указано на ее виновника − семью первого президента. Выйти из этой ситуации предложили с помощью демонополизации экономики и возвращения капитала из-за рубежа. Какое на ваш взгляд влияние это окажет на экономику?

Во-первых, нужно посмотреть как эти решения реализуют. Мы все надеемся, что они будут реализованы эффективно и быстро. Безусловно, в банковской и телекоммуникационной сферах, ритейле и строительном бизнесе конкуренция может возрасти. Если мы увидим расширение конкуренции в этих секторах, то увидим и более низкие цены, повышение качества продукции, появление новых товаров и сервисов. Все это будет на пользу.

Например, сейчас у ЕБРР только один банк-партнер − это Банк ЦентрКредит. Потому что все остальные банки так или иначе связаны с олигархами, с семьей. Мы ограничены в своих возможностях, и это значит, что мы не можем развернуть свои программы в той мере, в которой могли бы и хотели. Банки, если говорить о сегменте МСБ, не конкурируют за эти предприятия. Нет стремления выдать кредиты, финансировать новые проекты. Банки сидят на очень большой ликвидности, вкладывают деньги в государственной бумаги и на этом зарабатывают. Затем накручивают субсидированные дешевые государственные деньги, и им хватает. Нет конкуренции.

Как ее можно укрепить? Один из аспектов − это заход новых игроков, в том числе иностранных, насколько это возможно. В этом плане у нас есть очень хороший диалог с казахстанским регулятором, он сам хочет этого добиться. Вторая тема − это, возможно, укрупнение микрофинансовых организаций, их рост до банка с получением соответствующих лицензий, в том числе на привлечение депозитов. Необходимо увеличить возможности кредитования для всех, в том числе тех малых игроков, которым сейчас очень трудно получить доступ к деньгам.

Совершенно недавно мы завершили небольшой аналитический проект по дешевым государственным кредитам − программе «Дорожная карта бизнеса». Смотрели на их эффективность. Мы начали с того, что проанализировали все происходящее в банковской среде, и увидели, что она не конкурентна. Мы увидели это банально на уровне коммерческих ставок, которые сохраняются очень высокими. Такой уровень явно не оправдан ни рисками, ни стоимостью фондирования. То есть очевидно, что ставки могут сохраняться на этом уровне только в условиях ограниченной конкуренции.

Государственная политика субсидирования кредитов, возможно, даже имеет место в такой неконкурентной среде. Это может быть не оптимально, но мы понимаем, что нужно как-то удешевить кредит. Однако делается это крайне неэффективно, не приводя к тем результатам, которые государство хотело бы иметь по развитию экспорта. И, конечно, нужны другие механизмы, в том числе по развитию рынка капитала, как это в свое время произошло в Германии и Израиле, когда государство сначала очень активно занималось посредничеством на рынке капитала, а потом вышло из этой сферы. И сам средний бизнес получил доступ к рынкам капитала, и проблема решилась сама собой.

Осенью я обращался к вам за комментарием и вы говорили, что Казахстан выигрывает от ситуации войны в Украине. Это происходит из-за увеличения цен на углеводороды, спроса конкретно на казахстанскую нефть, из-за реэкспорта казахстанских товаров в Россию и реализации различных услуг беженцам. И все же, это выигрыш для всех? И действительно ли он улучшает положение всей страны, а не определенной прослойки?

Мне сложно ответить на этот вопрос, но давайте вместе подумаем, кто может проиграть в этой ситуации. Мы видим, что произошла реструктуризация внешней торговли в Казахстане. Если мы говорим о ненефтяной части, то какие-то категории упали. Но в то же время где-то есть рост. Упали, например, производители стали и изделий из нее. Российский рынок сейчас переполнен своей продукцией. Понятно, что из-за этого цены на российском рынке сейчас очень низкие, и казахстанская продукция проигрывает. Эта отрасль оказывается в сложной ситуации, ей нужно будет искать новые рынки.

У меня было интервью с одним из крупнейших иностранных производителей, работающих в Казахстане. Мне достаточно долго рассказывали о том, как они используют свои международные возможности для нахождения новых клиентов на совершенно новых рынках. В основном речь идет об Азии − ее юге и юго-востоке. Они эти проблемы для себя решат в силу своих сильных международных позиций, поскольку являются частью глобального бизнеса. Для каких-то других производителей это может оказаться сложнее.

Кто выиграл в этой ситуации? Я думаю, тут достаточно игроков, причем необязательно крупных. В Казахстане, может быть, это не столь очевидно, но посмотрите на Кыргызстан. Судя по цифрам их торговли, там происходит что-то феноменальное. Импорт из Китая за первые 7 месяцев 2022 года вырос в два раза. О чем это говорит? Что они используют свои возможности в рамках Евразийского экономического союза. Соответственно, они могут завозить продукцию из Китая и без лишних сложностей вывозить ее дальше. А может быть где-то прибавлять добавочную стоимость. Но в основном это чистый реэкспорт. В этом участвуют челноки и много малых и средних компаний.

Насколько в этом участвует Казахстан еще не понятно. Цифры импорта из Китая пока не выросли в таких масштабах. Но очевидно, что что-то происходит. У Казахстана длинная граница с Россией, и Казахстан, безусловно, будет играть большую роль в реэкспорте, хотя бы даже транзитную. Все товары из Кыргызстана не могут попасть в Россию, минуя Казахстан. Кто-то на этом будет зарабатывать. Кроме того, люди и бизнес, которые сейчас перетекают с севера на юг, заметны везде. Мы видим огромный наплыв, в основном специалистов IT профиля. Какая от этого будет польза в долгосрочной перспективе − трудно сказать. Если государство сумеет создать необходимые условия, чтобы эти люди остались, то тут могут быть очень интересные перспективы.

Между центрально-азиатскими странами, Кавказом и Дубаи возникла своеобразная конкуренция. Это несколько центров, которые привлекают российских специалистов. Они соперничают по всевозможным льготам, в том числе налоговым послаблениям. Во всех этих регионах действует единое окно. Страны копируют друг у друга механизмы привлечения компаний. Посмотрим на будущий результат, но негативного здесь точно ничего не произойдет.

Еще одно интересное следствие − вырос спрос на местных IT-специалистов. Их зарплаты могут вырасти серьезным образом. А это создаст дополнительный стимул для молодежи обучаться профильным навыкам.

Но при этом есть низовая прослойка экономики. Работающие в ней люди сталкиваются с порой искусственным завышением цен на различные товары и услуги. Особенно это касается рынка недвижимости и ее аренды − люди оказываются неспособны платить за жилье, их зарплат не хватает на это. То есть сфера воспроизводства рабочей силы сталкивается с огромными трудностями.

Есть такая проблема, безусловно. Те, у кого есть недвижимость, оказались в огромном выигрыше, потому что цена на нее и ее аренду выросла в некоторых случаях в два раза. Те, у кого нет недвижимости, кому нужно ее арендовать, особенно в крупных городах, переживают катастрофу. Я слышал о случаях, когда людей выселяют или требуют повышенной платы за аренду. У людей нет таких возможностей.

Как ее решать? В краткосрочной перспективе я не вижу никакого выхода кроме того, что кому-то придется уехать подальше от центра, чтобы уложиться в свой бюджет. У каждой медали есть две стороны, и даже у этой есть вторая сторона. Это плохая сторона.

Но есть другая − прибывающее из России население очень платежеспособное. Называются разные цифры прибывших в Центральную Азию − я слышал о 400 тысячах человек. Но, возможно, гораздо больше. Где-то не очень хорошо ведется учет, потому что нет необходимости в регистрации. Но я что хочу сказать? Если мы берем страну типа Казахстана, что есть для него 200 или 300 тысяч беженцев? Это гораздо больше, чем мы думаем с точки зрения влияния на спрос на всевозможные товары и услуги.

Эти 200-300 тысяч гораздо больше прослойки платежеспособного населения самого Казахстана, если сопоставлять её с совокупным населением в 20 миллионов человек. Мы говорим о считанных миллионах − одном или двум − людей с достатком, которые ходят по ресторанам, торговым центрам, салонам красоты. В итоге прибывшие 200-300 тысяч человек могут повысить спрос на 10-20% по всему спектру товаров и услуг. Это огромное воздействие на экономику. Эти деньги должны привести к спросу на сопутствующие услуги, после чего они дойдут до самого низа. Не нужно вешать на теорию просачивания все ожидания. Но что-то из тех денег доходит до других людей. Где-то появляется дополнительный спрос на сельхоз товары, продукты питания, услуги уборщиков и уборщиц.

А насколько долгосрочными могут быть эти изменения? Допустим, основная масса беженцев уедет, сколько после этого еще будет держаться высокий спрос и цены? Или произошли фундаментальные изменения, после которых жизнь уже не станет дешевле?

Если мы говорим о недвижимости, этот рынок всегда и во все времена характеризуется резкими перепадами вверх и вниз. Потому что предложение на этом рынке жестко фиксировано, оно очень неэластичное. В силу этого большие изменения спроса −, то есть если приехало 200 тысяч человек, а потом уехало − это вызовет большие колебания цен на рынке.

В других сферах и рост цен, и их дальнейшее понижение не будут таким резкими. Потому что всегда можно нарастить предложение или, наоборот, отрегулировать его в нижнюю сторону. Но это непостоянная тенденция. Если схлынет волна, мы увидим падение спроса и цены чуть-чуть понизятся.

Давайте перейдем на уровень двухсторонних отношений Казахстана и России. Россия долгое время была крупнейшим импортером своей продукции в Казахстан, и сейчас, вроде бы, российских товаров сильно меньше не стало. Но российские эксперты говорят, что с осени стоит ожидать деградации российской промышленности из-за недостатка компонентов, кадров, влияния санкций и других причин. Стоит ли ожидать структурной перестройки экономических связей между странами?

Насколько я понимаю, Казахстан, как и вся Центральная Азия, во многом снабжалась продуктами через Москву, через российские дистрибьюторские центры. И сейчас из-за санкций, из-за добровольного ухода многих западных компаний с российского рынка эта картинка меняется. То, что уже произошло − компании, которые занимались этой самой дистрибуцией из России, переехали в Центральную Азию. Они открывают здесь свои офисы и продолжают поставлять продукцию в страны региона. Пути доставки товаров сейчас будут меняться, причем достаточно кардинально. Трудно сказать, какой будет окончательная конфигурация, но я вижу, что Турция начнет играть очень большую роль. Дубаи будет иметь не меньшее значение и может быть кто-то еще. Это поменяет структуру торговых отношений, поменяется соотношение цен.

Сейчас для России блокируется торговля не только сталью, но и большого перечня продукции. Россия не может в одночасье вывезти или переориентировать потоки на восток и на юг. Соответственно, происходит снижение цен на внутреннем рынке, что окажется триггером для изменений по всему ЕАЭС, а затем Азии. Это, безусловно, повлияет на центрально-азиатских производителей, и может быть не очень хорошо. Здесь мы проиграем. А что касается перехода каких-то компаний, какой-то деятельности в Центральную Азию, здесь регион оказывается в выигрыше. Но сейчас все равно трудно зафиксировать какой-то баланс. Это интересная тема, за ней нужно будет следить.

Это невозможно прогнозировать, но если в ближайшее время война в Украине закончится, будет наблюдаться какая-то разрядка в отношениях между Россией и Западом, какова вероятность, что все новые логистические маршруты в Центральной Азии будут свернуты?

Мы сейчас очень активно работаем в направлении развития альтернативных каналов поставок и торговли. В первую очередь через Каспий, который называется Центральный коридор. Это, наверное, наиболее перспективное направление сейчас. Но чтобы он заработал, нужны серьезные инвестиции − 3,5 млрд евро. А чтобы они произошли, каждая страна должна быть уверена, что вложив туда собственные деньги, она не потратит их зря. Это касается таких стран как Азербайджан и Грузия.

Но такой уверенности у них нет, они задаются ровно тем же вопросом, который вы мне задали. Что произойдет, если санкционное давление на Россию пойдет на спад, потому что стороны постепенно придут к какому-то соглашению? Может оказаться, что все эти инвестиции были сделаны зря, потому что торгово-транспортный коридор через Россию очень удобен − по нему нужно переходить гораздо меньше границ. Там нет такой мультимодальности, которая есть при перевозке грузов через Каспий. Есть единая компания Беларуско-Казахстанско-Российская, которая решает проблемы на всем маршруте − от и до. В то время как аналогичные компании, предоставляющие весь спектр услуг на Транскаспийском маршруте, еще не появились.

Короче говоря, естественное преимущество российского маршрута сохранится. И если санкции будут сняты в какой-то обозримой перспективе, это снизит аппетит стран Транскаспийского маршрута к таким инвестициям. Мы как ЕБРР пытаемся подтянуть и подтолкнуть страны к решению этой проблемы. В принципе, наличие другого коридора пойдет всем только в пользу. Потому что даже при условии снятия всех санкций наличие альтернативных путей создает стимулы для конкуренции, улучшения качества услуг и снижения цен. Но опять же, только при условии, что инвестиции в альтернативные коридоры будут осуществлены.

Вы начали говорить о том, что какие-то компании уже перебазировались из России в Казахстан − это 56 предприятий. Они открывают не только офисы, но и производственные цепочки. Насколько имеющейся у Казахстана инфраструктуры достаточно, чтобы быстро перебазировать эти производства и адаптировать их на длительный период работы?

Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я лично не участвую в переговорах по релокации компаний. Нужно все тщательно смотреть и оценивать по потребностям каждого конкретного производства. Но я думаю, что эти инфраструктурные узкие места, если они вообще присутствуют, могут быть расширены достаточно скоро. Это потребует вложения средств. Но я не думаю, что это будет ограничением, которое не позволит этим 56 компаниям зайти на рынок.

В таком случае стоит задать вопрос о вторичных санкций. Мы находимся в интересной ситуации, когда буквально все знают о том, что Казахстан, Кыргызстан и ряд других стран реэкспортируют продукцию и компоненты в Россию. Тем не менее вторичные санкции не накладываются на них так жестко, как об этом заявлялось в начале. Понятно, что ситуация может резко измениться из-за военных событий. Но насколько рискованно разворачивать такие производства если учесть, что они смогут поставлять свою продукцию и на российский рынок?

Я не думаю, что риск вторичных санкций применим к теме перехода компаний из России. Многие из них изначально Западные. Не вижу здесь серьезного риска. Если речь пойдет о санкционных товарах, товарах двойного назначения, каких-то других критических элементов производства, тут, наверное, последует определенная реакция. Но я не думаю, что речь идет именно об этом. Я думаю, что реэкспортируется много обычной потребительской продукции, которая просто-напросто выпала с рынка из-за добровольного ухода Западных, Восточных, китайских и корейских производителей.

Возможно, что в этой общей массе скрываются какие-то электронные компоненты, которые необходимы сейчас для России, в том числе для ее военной промышленности. Если это будет так, тогда последуют санкции. Но Запад не хочет создавать лишний антагонизм, и ведет себя очень осторожно даже в своих заявлениях. Не так давно я участвовал в одном мероприятии, где выступал представитель Евросоюза. И там он открытым текстом сказал, что Евросоюз не распространяет санкционное давление на третьи страны, потому что это нанесет по ним сильный удар. А у Запада есть интерес сохранять хорошие отношения с третьими странами, где бы они не находились.

В последнем региональном экономическом обзоре ЕБРР вы писали, что остановка ряда производств в Евросоюзе приведет к крайне негативным последствиям для глобальной экономике, что повлияет и на Центральную Азию. Упадет спрос на сырье, производство конечной продукции, будет меньше импорта, что скажется на валютных потоках и торговых связях. Насколько долгосрочным будет этот процесс? И как сильно он может преобразовать региональную экономику?

Я думаю, что эффект будет среднесрочным. Все зависит от того, как будут развиваться события в Украине. Если стороны не смогут договориться, если война продолжится, а ситуация пойдет на следующий виток эскалации, то все это может привести к деглобализации. По сути Запад и Восток останутся на гораздо большей дистанции друг от друга по всем направлениям. Это приведет к разрыву всевозможных цепочек, падению спроса, замедлению экономической деятельности. Мы откатимся на много лет назад. Конечно, это очень серьезным образом повлияет на стоимость энергоносителей и все базовые продукты, которые экспортируются сегодня из Центральной Азии − то же зерно, металлы. Рынок станет более региональным. Эта ситуация будет рассасываться очень долго. Я не знаю как долго все будет продолжаться, но по крайней мере среднесрочная перспектива не будет хорошей.

Давайте чуть подробнее коснемся спроса на нефть. Мы видим прогнозы по снижению темпов потребления сырья на Западе. В то же время Евросоюз все больше интересуется его поставками из Казахстана, чтобы компенсировать недоступную российскую продукцию. Как вам кажется, эти тенденции сбалансируют друг друга? Можно ли Казахстану ожидать сохранения спроса в прежних объемах?

Кстати, в этом контексте очень интересна тема угля. Насколько я понимаю, Казахстан достаточно давно выполнил и перевыполнил план по его экспорту в Евросоюз. В основном он поставлялся в Польшу и, кажется, Швейцарию. И эта тенденция, наверное, продолжится. Насколько эти тренды сбалансируют друг друга − неизвестно. Вполне возможно, что Центральная Азия окажется даже в выигрыше, если пути поставок будут достаточно эффективными, потребность в энергии никуда не уйдет, а замещать российский газ и уголь по-прежнему будет нужно. Но и в целом, если пути поставок будут эффективными, то даже при доступности российских ресурсов вопрос конкуренции со странами Центральной Азии выйдет на первый план. Центральная Азия может занять место России, ну или взять у нее какую-то долю на европейском рынке.

Россия прежде была региональным гегемоном: основным поставщиком товаров в страны Центральной Азии и основным импортером рабочей силы из нее. Вполне возможно, что такой динамики уже не будет, хотя в последнем экономическом обзоре вы говорили, что денежные поступления из Таджикистана не сократились. И все же, насколько могут измениться отношения между странами Центральной Азии, если российской экономики в прежних масштабах уже не будет?

Я не вижу здесь скорого решения проблемы, поскольку центрально-азиатские государства очень похожи друг на друга. Торговля между ними достаточно ограничена и находится на низком уровне именно в силу схожести экономик. Да, где-то производится больше нефти, металлов, газа или сельхоз продукции, но кардинальных отличий нет. Они конкурируют между собой в тех же товарных категориях, не дополняя друг друга.

Тут от всех немного особняком стоит Узбекистан, который может играть существенную роль в том, что касается производства. У него есть рабочая сила, есть трудовая традиция и навыки. Есть история, связанная именно с промышленным производством. И он способен какую-то часть потребностей центрально-азиатского региона заполнять. Например, если мы берем бытовую технику, в Узбекистане есть большой производитель Artel. Насколько я слышал, у них сейчас в разы увеличивается бизнес: они заполняют все пустоты, которые оставляют после себя западные поставщики в России. Они также начинают активнее работать на казахстанском рынке.

Подобного потенциала я не вижу у производителей других стран Центральной Азии. Если Россия вдруг выпадает из этого созвездия, должно произойти что-то другое. Но это произойдет не изнутри Центральной Азии, а за счет Китая, Индии, Ирана или Дубаи. Возможно, движение пойдет в ту сторону. Но большое значение будут иметь языковые барьеры, в том числе для рабочей силы. Буквально на днях я общался с представителем компании из Дубаи, которая приехала в Узбекистан, чтобы искать здесь дешевую рабочую силу для сервисной индустрии. Они бы с удовольствием наняли людей, в очень большом количестве. Но им нужны люди с английским языком, только где их взять? В этом смысле Россия была гораздо более удобной площадкой для трудовых мигрантов. Если Россия вдруг исчезнет, за этим последуют сложные процессы. Но Центральная Азия может оказаться даже в выигрыше.