Айсулу Тойшибекова, Vласть
Фото Жанары Каримовой
Имя Вениамина Алаева тесно связано с центром «Кенес», однако помимо ведения проектов в центре, он вместе с единомышленниками создал центр поддержки студентов с особыми потребностями на базе Казахского национального педагогического института им. Абая, чтобы у большего количества инвалидов появились шансы получить высшее образование наравне со всеми остальными. О том, что это возможно, он знает на собственном опыте. О нем в том числе Вениамин рассказал интервью Vласти.
Вениамин встречает нас в приемной скрытого за алматинскими девятиэтажками центра «Кенес», он приветливо жмет руку и приглашает пройти в конференц-зал.
В возрасте 9 месяцев его родители узнали о том, что у их сына детский церебральный паралич. Однако это не стало для них трагедией. Вениамин окончил частную школу, получил казахстанское и зарубежное образование:
— Для многих это казалось ужасным, горем. Мои родители оказались очень смелыми прорывными и креативными людьми. Они не скрывали меня дома, как это делают некоторые родители. Получилось так, что я окончил в итоге обычную школу и получил степень магистра делового администрирования в Международной академии бизнеса – сейчас AlmaU. Учился в Соединенных Штатах Америки по программе подготовки правозащитников прав людей с ограниченными возможностями, – вспоминает он.
Сейчас Вениамин совмещает работу правозащитника с работой менеджера проектов в центре «Кенес»:
— Я искал детский сад для своей дочери и думал о том, как объяснить ребенку, что у меня инвалидность. Так я узнал о том, что есть центр «Кенес», где в программе дошкольной инклюзии обычные ребятишки бок о бок обучаются с особыми. Я подумал, что это как раз тот вариант, который позволит мне избежать этих вопросов и если они возникнут, то будут мягче, а я буду готов на них ответить. Мой ребенок вышел в детсад, а я вышел на работу сюда. В итоге, дочь не задавала никаких вопросов. Она понимает, что у нее особый папа. Но я не парирую на каждом шагу, что у меня есть инвалидность и не требую каких-то специальных условий для себя, то есть дома я обычный папа – мужчина, который пылесосит, ходит на базар, выносит мусор (смеется). Мне кажется, это главное, потому что мы должны делить все тяготы и радости совместной жизни поровну. Это мой главный принцип, и он делает меня счастливым, потому что мои родители с самого начала считали меня равным с ними. Я никогда не чувствовал себя инвалидом, ограниченным в чем-то. У меня всегда спрашивали мое мнение, особенно в тех вещах, которые касались моей судьбы. Например, я решил для себя уйти из специальной школы-интерната, хотя там было замечательное образование, но я понимал, что мне нужна широта полета – я хотел быть как все, хотел быть частью этого мира.
Во сколько лет вы приняли это решение?
Окончив 6 класс, я попросил своего классного руководителя помочь мне перепрыгнуть через класс. Я получил одобрение педсовета школы – за летние каникулы я прошел программу 7-го класса и перешел в 8-ой класс. Тогда я сказал папе, что по окончании 8-го класса хочу перейти в обычную школу. Меня в обычные школы не брали, потому что одни говорили, что дети не готовы с такими детьми учиться; другие говорили, что учителя не готовы; третьи говорили, что я не справлюсь. Короче, было много барьеров, которые привели к тому, что я пошел в частную школу. Это была частная школа имени Жании Аубакировой.
Очень важно, как педагоги позиционируют человека, когда он приходит в новый класс. «Это Вениамин, он – двоечник» — так тебя и будут воспринимать одноклассники. Меня представили без всяких слов, вроде «особый», учительница сказала: «Это – Вениамин, наш новый ученик». Может было какое-то закрытое собрание без меня, но я думаю, что его не было. За все время учебы там, мне так никто ничего и не сказал и не спросил о моей инвалидности.
То есть вас приняли.
Да, меня приняли. Да, это неизбежность: я никак не смогу быть выше, чем я есть или стать натуральным блондином. Есть вещи, которые я в себе не изменю, и когда ты принимаешь себя таким, какой ты есть со всеми плюсами и минусами, тебе жить легче. Правильное позиционирование меня педагогами помогло мне спокойно учиться в обычной школе. Я был вовлечен во все проекты школьной жизни, например, в школьный театр. Я не отставал и в том, чтобы покурить за забором – это нормальная школьная практика. Я в полной мере вел обычную жизнь без особенностей.
Вы учились в обычной школе; в обычном университете, в обычной группе; более того, вы учились за рубежом. Сейчас вы защищаете права людей с особыми потребностями. Какие права нарушаются чаще всего?
Людей с ограниченными возможностями чаще всего ущемляют те, кто не знает, как правильно общаться с ними; те, кто не знает, на что способны люди с ограниченными возможностями.
Если говорить простыми словами, то ребята, с которыми я учился в школе, и сейчас спокойно взаимодействуют с инвалидами, которые встречаются на их жизненном пути. В их жизни был Вениамин, и он проявил себя так, как проявил; у них есть эта модель поведения. Отпечаток, который откладывается в детстве, он ведет его всю жизнь. Если общество позволит людям с ограниченными возможностями быть на всех этапах человеческой жизни – начиная с детского сада и заканчивая трудоустройством и свадьбой, то все будет хорошо. Те люди, которые не видели в детстве людей с ограниченными возможностями, они теряются. Вот для таких нужно вести какую-то разъяснительную работу в виде встреч, роликов или тренингов. Если обратить внимание на другие страны, то на улицах мы видим много людей с ограниченными возможностями, потому что для них создана инфраструктура: пандусы, тактильные дорожки, звуковые маяки. Работающая инклюзивная программа дает людям понять, что все имеют право на место под солнцем. Когда общество осознает, что мы – люди с ограниченными возможностями, являемся частью общего мира, то все будет в порядке.
И все же, за чем к вам чаще всего обращаются люди?
Последние годы я работаю над улучшением положения по трудоустройству. Ко мне обращаются работодатели, которые не знают, на какую позицию можно пригласить человека на коляске или незрячего; какие должны быть преференции у человека с ограниченными возможностями. У незрячих, например, должен быть перерыв на промывку глаз. Очень часто люди думают, что если человек ограничен физически, то значит, у него на всех этапах его жизни стоят ограничения. Нет, все зависит от личных качеств. Если ты смелый, то ты сможешь подойти к самой красивой девушке и, по крайней мере, попробовать познакомиться. Это не из категории инвалидности. Здесь мы скорее сами, вне зависимости от наличия или отсутствия пресловутой инвалидности, создаем ограничения в духе: «Я никогда не смогу поступить в университет». Когда мы смотрим на человека с точки зрения личности, профессионализма – все эти вопросы уходят. Когда потенциальный работодатель будет знать, на какую специальность можно без проблем взять человека с ограниченными возможностями, то положение инвалидов изменится. Кстати, государство поддерживает компании, которые принимают на работу инвалидов – с 2018 года планируется за счет государства обеспечивать рабочее место человеку с инвалидностью в соответствии со стандартом. Это уже хорошо, потому что работодатель не будет думать о том, что ему нужно будет покупать специальный стол, оборудование. Ведь это все делается за счет работодателя, а если этот вопрос будет снят, то у людей с ограниченными возможностями будет больше шансов найти работу. Это если говорить по вопросу трудоустройства. В основном, вся проблема в отсутствии информации. Мы не знаем как подойти к человеку с инвалидностью, как с ним поздороваться, не знаем, что можно ему предложить. Например, ты видишь девочку, она едет на коляске. Если мы возьмем Казахстан, то у нас сразу: «Ой, блин. Нужно помочь, нужно поддержать!» А может ей сейчас помощь не нужна? Может она понадобится ей позже? За рубежом пока человек с инвалидностью сам не попросит о помощи, к нему с этой помощью не навязываются.
Там в принципе другое отношение к людям с особыми потребностями.
И моя задача основная, как правозащитника, рассказать об этом – что люди с ограниченными возможностями такие же как и все; они могут выполнять такую же работу, как и все с учетом личных особенностей. Мы же все идем по жизненному пути, отталкиваясь от личных предпочтений и возможностей. Хромой, я никогда не буду бегать, зачем я буду тратить на это время, если я не смогу показать высокий результат?
У нас ведь все начинается с того, что люди с особыми потребностями не всегда могут получить полноценное конкурентоспособное образование, начиная со школы. Образование на дому для колясочников – это набор базовых предметов без рисования, черчения и других разноплановых предметов…
Если говорить конкретно об образовании, то в этой части у нас действительно есть некоторые сложности. Сейчас закон позволяет и детям, и взрослым учиться вместе в инклюзивных классах. Возрастной сегрегации нет. У нас не готовы дети учиться с особыми детьми; у нас не готовы родители, чтобы их дети учились с особыми детьми; у нас не готовы педагоги – они есть, но их мало и они, как правило, работают в специальных учреждениях образования.
Со следующего года ввести в школах должность педагога-ассистента, который будет работать в качестве дефектолога…
Здорово, может мы с этого и начнем.
С вами министерство образования не связывалось за консультацией по этому вопросу?
Есть много специалистов в нашей области (защита прав людей с особыми потребностями – V), у которых есть выбранный сегмент. Есть специалисты по образованию. Сейчас сфера моих интересов лежит в трудоустройстве. Я готов быть вовлечен в вопросы образования, но пока ко мне не обращались. Сейчас мы с моими коллегами-правозащитниками занимаемся большим проектом: мы создали центр поддержки студентов с ограниченными возможностями на базе КазНПУ. Это центр, в который лица с ограниченными возможностями могут прийти, получить качественную консультацию. Мы оказываем студентам информационную поддержку: рассказываем об их правах. Также мы работаем с преподавателями о том, как взаимодействовать с особыми студентами. И еще у нас есть клуб по интересам. Например, я в качестве волонтера преподаю английский язык. Центр провел две большие конференции, на которых были представители крупнейших вузов Казахстана. На встречах мы рассказывали о нашем центре, докладывали о положении дел студентов-инвалидов в их регионах. Участники конференций из других городов воочию увидели, какие есть возможности и пытались примерить это на себя. Наша задача как раз-таки состоит в том, чтобы тиражировать этот опыт.
Сколько из вузов, чьи представители участвовали в организованных конференциях, были готовы принять людей с ограниченными возможностями?
Все зависит от финансирования. В настоящее время наш проект реализуется за счет Фонда Сорос Казахстан. Руководство КазНПУ пошло нам на встречу, они выделили помещение, определили работников вуза, которые поддерживают и курируют проект, продвигают его в других университетах. Тем более, в КазНПУ готовят педагогов и дефектологов, в этой части это уникальный опыт для университета. Думаю, специалисты КазНПУ в будущем смогут делиться полученным опытом. Этот проект позволит многократно увеличить количество студентов с инвалидностью в вузах.
На ваш взгляд, сколько времени понадобится, чтобы увидеть результаты работы центра во весь рост, когда студентов с инвалидностью казахстанских университетах станет больше?
Цель центра поддержки студентов не в том, чтобы заниматься привлечением студентов с инвалидностью. Для привлечения студентом есть другие службы, например, приемные комиссии.
Вы думаете, что приемные комиссии в университетах заинтересованы в том, чтобы привлекать абитуриентов с особыми потребностями?
Смотрите, приемные комиссии смогут использовать наличие таких центров в их вузе в качестве дополнительного приоритета. Например, пришел студент – отлично, в вузе есть центр поддержки особых студентов и это для вуза дополнительный бонус, чтобы привлечь абитуриентов.
Сколько еще университетов готовы создать или уже создали такой центр на своей базе?
Не могу сказать точное количество, но однозначно никто не отказывается – все за внедрение, но это упирается в финансы. В нашем центре работают 3 менеджера, 2 координатора и руководитель центра, по-хорошему эта работа должна оплачиваться. Как только у вуза появятся средства, они смогут создать центр. Наша задача – информировать о такой возможности. Во всех странах в больших вузах есть подобные центры поддержки студентов. И одно то, что люди приехали и получили информацию, позволит внести их создание в планы развития. Это уже хорошо.
Если говорить о правовой поддержке людей с особыми потребностями, изменилась ли как-то ситуация со знанием своих прав? Часто инвалиды живут в своем сообществе, насколько они готовы отстаивать свои права?
Проблема осведомленности – это проблема не только людей с ограниченными возможностями, а проблема общества в целом. В этой части есть положительные изменения, потому что появляются все больше НПО, представляющих интересы инвалидов. Эти НПО, работая на свою целевую аудиторию, их информирует о правах и изменениях законодательства. 20 февраля 2015 года в Казахстане ратифицирована конвенция о правах инвалидов ООН. Сейчас государство готовится представить первый отчет о положении лиц с ограниченными возможностями в Организацию объединенных наций. Одним из пунктов этой конвенции является доступ к информации. Государство и прежде делало определенные положительные шаги в этой области. У нас не все так плохо, как некоторым хотелось бы. Наша задача, как правозащитников – помочь государству форсировать процесс, чтобы как можно больше людей с ограниченными возможностями были вовлечены в жизнь общества. В этой части нам бы очень помог бесплатный доступ к интернету в домах инвалидов. Тогда люди смогут дополнительно обучаться, устраиваться на удаленную работу. Интернет для всех нас – это окно в информационный шум вокруг. Пусть лучше будет шум, чем вакуум. Я убежден, что в дома, где живут люди с ограниченными возможностями, государство должно способствовать проведению им бесплатного интернета.
В какой-то степени государство проводит свою программу поддержки, но вместе с тем, люди с особыми потребностями, например, сидят по домам из-за отсутствия инфраструктуры.
В этой части и нужен голос правозащитника, который рассказывает о существующих проблемах. В частности, очень хотелось бы, чтобы избирательные участки организовывали в доступных для всех людей не местах. Мы напоминаем государству об упущенных моментах – человек приходит в НПО со своей проблемой, затем НПО обращается в государственные органы, а они уже решают эту проблему. Это нормальная цепочка, которая позволяет менять жизнь людей с ограниченными возможностями к лучшему. Наша задача, я повторюсь, форсировать это.
Были ли случаи, когда люди с особыми потребностями предъявляли иски государственным органам, например, акимату из-за отсутствия доступа к зданиям?
Постоянно в этой части ведутся споры. Организации и сами люди с ограниченными возможностями судятся с частными организациями, которые просто не обеспечили доступ. Сейчас, когда принимают здания, предусмотрено создание доступа для лиц с ограниченными возможностями, а если говорить о построенных зданиях, например, в Советское время, то они требуют модернизации. И это все прописано в существующих правилах строительства. Владельцы объектов, не имеющих доступ, информируются, чтобы в дальнейшем они создали подходящую инфраструктуру. Другой вопрос в том, что есть предприниматели, которые не имеют возможности, и есть предприниматели, которые имеют возможность создать инфраструктуру, но не хотят. С ними мы и работает через суды.
Ведь все это взаимосвязано. Например, нет необходимой работающей законодательной базы, которая обязывала школы создавать условия для учебы в ней особых детей.
Смотрите, у нас есть конвенция, у нас есть закон о социальной защите.
Да, есть. А в какой мере это все работает на деле?
Это уже другой аспект. Законодательство есть, дальше нужно работать над тем, чтобы оно заработало в нужном для нас ключе.
Как можно поспособствовать тому, чтобы законодательство заработало и у нас на улицах появились люди с особыми потребностями, чтобы они были приняты?
У нас есть госпрограммы, направленные на изменение отношения к инвалидам. Это хорошо. Другой вопрос: мы видим мало социальной рекламы. Нужно создавать качественный контент. Не нужно изобретать велосипед – можно позаимствовать идеи, посмотреть на опыт других стран. Например, есть ролик компании «Гиннес», в которой мужики играют в баскетбол. Никто не объявлял, что в баскетбол играет группа инвалидов на колясках, не было ни слова об инвалидах. Это видео о дружбе. Нам нужна креативная мысль.
Очень часто социальный контент содержит какой-то жалостливый посыл, вам не кажется, что это лишнее?
Это не всегда правильно, есть ролики, которые унижают.
Может к созданию такой рекламы привлекать самих людей с особыми потребностями?
Сколько в вашей редакции работает людей с ограниченными возможностями? Для этого нужны специалисты. Человек должен быть в первую очередь специалистом, например, пиарщиком, а уже после, человеком с ограниченными возможностями. И таких мало. Нужно объединяться: мы скажем, как должна выглядеть информация, а вы обернете ее в красивую обертку.
Есть ли подобные проекты?
Мы бы знали, если бы были «бомбы». Сейчас мы не вспомним ни одного отечественного ролика, вот почему мы говорили о работе «Гиннеса». Если и есть, то его не транслируют широко. Есть такой ролик, автор Сергей Махашев – руководитель Казахской республиканской организации инвалидов войны в Афганистане. Хороший сюжет, он не унижает. Жалость всегда унижает, нужно объективно оценивать каждого. Если мы будем видеть в человеке личность, прежде всего, и только потом его особенности и то, если человек захочет говорить об инвалидности.