Какие изменения гуманитарного и культурного ландшафта в России вы сейчас наблюдаете?

О чём речь, если накануне этой беседы (она прошла в конце апреля - V) по просьбе министерства культуры был продлён срок домашнего ареста Кирилла Серебренникова, Алексея Малобродского и Софии Апфельбаум. Это совершенно людоедский процесс, и что самое фантастическое – министерство культуры играет здесь главную роль. Это точный знак времени, который показывает, что давление на культурно-гуманитарную сферу очень большое. Причём оно и очень многослойное. Не то, чтобы существовал какой-то большой государственный заказ, как Ждановщина (период гонений на деятелей культуры и искусства СССР в 1940-х годах - V) или как арест Всеволода Мейерхольда. Но тем не менее, с одной стороны, культура и гуманитарная сфера всё больше становится объектом интереса силовиков – здесь можно говорить и о продолжающейся блокировке Telegram, это ведь тоже свидетельство сокращения свободы слова и свободы мнений. С другой стороны, само общество за последние годы стало консервативным, и мы видим, как разные общественные инициативы, когда-то с подачи власти, когда-то сами по себе, начинают блокировать выставки искусства, требовать запрета постановок. Церковь тоже играет очень большую роль – в Ростове, к примеру, запретили рок-оперу «Иисус Христос - суперзвезда». В Новосибирске знаменитая постановка Тимофня Кулябина «Тангейзер» тоже возмутила православную общественность. Это давление постоянно настигает и конечно человек, находящийся в культурной сфере, постоянно чувствует его. Высказывания теперь он старается делать с оглядкой на то, какой это вызовет резонанс. Но, с другой стороны, я бы не стал рисовать чёрно-белую картину, потому что невзирая ни на что свобода слова и свобода творчества всё ещё сохраняются, по крайней мере в Москве и Петербурге. В регионах, думаю, с этим гораздо сложнее. В этих крупных городах всё ещё можно делать абсолютное смелые высказывания. Просто есть очень большой фактор среды – в одной Москве только более 300 театров, есть различные публичные площадки, какие-то коворкинги, лекции, выступления, вечера. Россия именно этим шизофренична и интересна, что одновременно идёт суд над Серебренниковым и в то же время в Большом театре ставится его «Нуреев», а в августе пройдёт премьера новых спектаклей. И ещё он получил Золотую маску. Всё это становится таким невероятным постмодернистским замесом.

А из-за чего крепнет интерес силовиков к культуре – сокращения бюджетных ресурсов или идейного неприятия?

Скорее, первое. Вы правы, что сокращается кормовая база. У нас есть огромное паразитическое сословие силовиков, которые так реагируют на снижение кормовой базы в виде бизнеса. В результате, они начинают перемалывать учреждения культуры. Поэтому мы видим, как в петербургском Малом драматическом театре происходит следствие, сейчас начинает развиваться дело и Седьмой студии. Эта машина начинает искать всё новые жертвы, и новые способы взять тех, кто так или иначе имел отношение к государственным ресурсам. Проблема государственных денег очень большая: в итоге оказывается, что они всегда токсичны. Любой человек, который брал государственные деньги – а в сфере культуры это практически неизбежно, если ты хочешь делать большие проекты – ты должен иметь дело с государством. Если ты малый проект вроде Театра.doc, то ты можешь обойтись без него. Но это какой-то совершенно удивительный случай. Конечно, с одной стороны, здесь ресурсный интерес и чисто административный – силовикам нужны новые дела, им нужны громкие расследования и новые звёздочки на погонах. Но нельзя отрицать и идеологического прессинга, формирующего симфонию чекистов и православных, которые хотели бы видеть культурный пейзаж гораздо более благообразным.