Новые демократические эксперименты и их будущее

Гражданское участие и включенность в политическую систему падает по всему миру. Это большая тенденция, которая наблюдается в последние 10-30 лет. Можно привести множество таких примеров, один из них − участие в выборах в США. В последнее время [активность избирателей] идет вниз, и если не брать президентские выборы − самые главные для Америки − то уровень участия во всех остальных случаях падает до 40-50%. Это происходило до 2018 года, позднее был небольшой подъем, но вряд ли он кардинально изменил ситуацию.

Российский случай тоже дает мало оптимизма. Если мы посмотрим явку на выборы в парламент − которые состоятся в России уже в сентябре этого года − то увидим, что она ниже 50%.

Почему так происходит? Для этого необходимо разобраться с тем, что такое демократия. Вообще мы привыкли думать, что демократия − это выборы. И вроде бы так и нужно измерять демократическую активность и состояние демократии. Если вы подойдете к людям на улице, и спросите их о том, что такое демократия, вам тоже скажут, что демократия − это когда выбирают, когда голосуют.

Теперь поговорим о нехороших тенденциях в самых разных странах, включая и Россию. Представим себе среднего избирателя. Он приходит на участок и что он там видит, кто находится в бюллетенях? Там, как правило, находятся люди гораздо более богатые. В самом радикальном случае это просто представители элиты − миллионеры или миллиардеры. В случае менее радикальном − это какие-то руководители организаций, где человек хотел бы когда-нибудь построить свою карьеру. Для подавляющего числа людей те, кто находится в бюллетенях, расположены выше их по социальной лестнице. Это люди, как правило, образованные. И чаще всего это еще и юристы. Они говорят на таком специфическом, техническом языке, который оставляет у тебя ощущение непонимания происходящего. Это люди, которые по преимуществу живут в столице или стремятся жить там. Они хотят быть в центре, поскольку люди, живущие не в центре, считаются чуть ли не людьми с другой планеты.

Как выбрать кого-нибудь из такого списка? Во-первых, в последние десятилетия такого рода кандидаты предлагают плюс-минус одно и то же. Разница, конечно, существует, но она понятна только специалистам. Если ты всем этим интересуешься, то тебе она понятна. Но если ты ходишь на выборы раз в пять лет, то тебе сложно понять эти отличия. Они все хотят хорошего, говорят примерно одними и теми же словами, поэтому не очень ясно, что отличает их друг от друга. Конечно, есть люди, которые радикально отличаются от них. Которые предлагают изменить систему, провести серьезные реформы. Но они как раз обычно являются радикалами, из-за чего их не пускают на выборы и маргинализируют. Поэтому у них гораздо меньше возможностей быть избранными. Но когда они попадают в такие бюллетени, у них появляются дополнительные шансы [на победу]. Мы видим это в последние годы в целом ряде стран. Но обычно такие кандидаты не попадают в бюллетени, или попадают на таких условиях, что лучше бы совсем не попадали.

Наш [гипотетический] избиратель оказывается в замкнутом круге. Чем выше неравенство в обществе, в котором он живет − а мы знаем, что неравенство в последнее десятилетие стремительно растет − тем сильнее политическая система его расширяет. Люди, которые должны [политически] тебя представлять, в действительности занимаются только тем, что увеличивают неравенство. В результате у тебя остается еще меньше шансов [на достойную жизнь и участие в политике], чем у верхушки социальной иерархии. Потому что те, кто наверху, очень похожи на тех, кого человек выбирает. И чем ты беднее, тем меньше у тебя шансов на что-то повлиять. И люди по всему миру это хорошо усваивают.

Еще один урок, уже усвоенный политическими учеными, которые разбираются в системах [выборов и политического участия], состоит в том, что чем хуже избиратель понимает эту систему, тем сильнее у него ощущение, что она не для него. И что от избирателя в целом мало что зависит. Тогда как умение разбираться в системе зависит от включенности в нее, либо от уровня образования. Поэтому все больше людей чувствуют отчуждение и решают потратить время на что-то другое, [не на политику].

Общий диагноз этой системе таков: мы привыкли думать о демократической системе, как о создающей дополнительные возможности, но так она не работает. Это уже очевидно. Значит, эта система будет меняться, хотим мы этого или не хотим.

Как можно реагировать на все эти обстоятельства и каковы возможные направления изменений? Одно из решений довольно типичное. Если демократия вот так устроена, так может она и не нужна совсем? И люди в разных странах мира думают: так может нужно поставить кого-то главного, какого-нибудь начальника, который будет за все отвечать? Все равно разницы никакой особо нет, а головной боли будет гораздо меньше. Сторонников такого монархического подхода не так много. Чего гораздо больше, так это ощущения отчужденности, которое порождает безразличие и деполитизацию. Эта деполитизация − как раз то, что мы имеем сегодня [в России и нескольких других постсоветских странах]. Любые разговоры о политике вызывают у людей выраженное ощущение зубной боли. Если ты заводишь их, тебя начинают упрекать в том, что ты хочешь испортить людям время.

Есть, однако, те, кто продолжает предлагать больше демократии. Что для этого нужно сделать? Один из вариантов − голосовать еще чаще. Только теперь выбирать не каких-то представителей, а просто давать гражданам возможно высказываться по каждому вопросу напрямую, то есть устраивать плебисциты. Зачем нам нужны представители? Мы лучше сами будем голосовать по всем вопросам. Эта система очень популярна в нынешней России, нынешние правящие круги очень любят ее использовать. Почему? Потому что они хорошо выучили то, что известно политическим теоретикам: плебисциты выигрывает тот, кто [формулирует] для них вопросы и проводит их. Почти никогда плебисциты не заканчиваются какими-то неожиданными результатами. Кто спросил, тот и получил желаемый результат. Интенция хорошая, желание понятное, но реально править продолжают элиты. Причем за счет проведения плебисцитов их власть только расширяется.

Как еще можно расширить демократию? Давайте вернемся к определению демократии, с которого мы начали, и подумаем: а что, если демократия − это не голосование? На самом деле, демократия действительно не является голосованием. И она в общем-то никогда голосованием не была. У демократии большая история, ей более 2500 лет, поэтому ее можно определять по-разному. Но самое простое определение состоит в том, что демократия − это коллективное самоуправление. То есть когда вы управляете своей жизнью, но делаете это совместно с другими.

Существует очень простой критерий, чтобы понять живете вы в демократии или нет. Это не когда у вас есть возможность проголосовать, а когда вы чувствуете, что сами решаете то, что с вами происходит в общественных делах. Понятно, что все происходящее в частной жизни вы можете решать без всякой демократии, а вот что происходит с вами в общественных делах, в делах, которые касаются нас всех, то там демократия завязана на ощущении, что вы сами принимаете решения. Обратите внимание, что вы можете не иметь этого ощущения, даже если кругом постоянно происходят голосования. Так, собственно, и происходит во множестве политических систем сегодня, в этом и состоит их беда.

Как развивать такое понимание демократии? Я остановлюсь на двух важных демократических изобретениях, которые позволяют реализовать эту идею. Первая из них – жребий. Жребий известен нам с античных времен. Всем известно, что главный исторический пример демократии – это Афины. Там была демократия, с которой мы потом все начали брать пример. Жребий был в Афинах главным политическим институтом, потому что там было очень мало выборов, поскольку в Афинах хорошо знали, что выборы – недемократический институт. Там был жребий, и он позволял каждому управлять и быть управляемым. Что это значит? Это значит, что если тебя выбрали по жребию, ты знаешь, что на самом деле мог бы быть и не выбран. И наоборот, если в этот раз тебя не выбрали по жребию, то понятно, что ты мог бы быть выбран. Что между тобой и тем, кто сейчас правит – нет никакой разницы, нет разницы к каким классам, мирам и вселенным вы принадлежите. Вы одинаковые люди, и ты мог бы быть на его месте. А значит ты одновременно и правишь, и являешься управляемым.

Второе изобретение – советы. Их называют по-разному: ассамблеи, мини-публики и самый хороший, российский термин − советы. Они были во многих странах. Может наиболее известный пример советов − собрания в ратуше [Townhall], которые существовали в Америке во время ее образования. Они по-прежнему там существуют, хотя их власть стала существенно меньше в последнее время. Во многом именно этим руководствовались реформаторы в России в начале XX века, когда учреждали советы, которые должны были представлять те или иные социальные группы. Эти группы, у которых появлялись политические требования, организовывались в советы. А дальше советы проводили ту политику, которую эти группы требовали. Например, советы рабочих. Советская Россия была таким периодом расцвета советов, которое, впрочем, через некоторое время закончилось. И потом знаменитый лозунг «Вся власть советам» был понят всерьез только в период перестройки. Фраза долгое время была, скорее, ритуальной. А в период перестройки стали думать, что, пожалуй, нужно действительно вернуться к советам.

Надо только сказать, что появление новых технологий облегчило реализацию жребия и советов. У нас есть исключительная возможность собирать обо всех информацию, делать реестры и включать в них людей. Людей стало проще собирать вместе, даже на больших территориях.

Как работают [система жребия и советы]? Один из примеров, который наверняка у всех на слуху, это история с разработкой конституции Исландии. Исландия – страна, которая чуть ли не больше всех пострадала от финансового кризиса 2008 года. Там разогнали правительство и решили, что конституцию [принятую в 1940 году] нужно править. Но поскольку правительство разогнали и выразили общий вотум недоверия, то решили, что конституцию должны писать не какие-то специальные политики, а граждане.

Там было несколько этапов, я не буду перечислять все. Но имеет смысл сказать о следующих: был Национальный форум, в который было назначено 950 граждан по жребию. Они разработали основные принципы. Этим гражданам помогали и ассистировали модераторы и эксперты, которые давали всю необходимую информацию, когда они ее запрашивали.

Несколько дней участники Национального форума сидели и разрабатывали основные принципы. После этого можно было доверить всю остальную работу политикам, но в этот момент исландцы их сильно не любили. Поэтому они решили сформировать Конституционный совет так, чтобы политикам туда было запрещено баллотироваться. Они вычеркнули политиков из бюллетеней, и создали Конституционный совет, который подготовил проект для самой конституции. После чего прошел общенациональный референдум по этой конституции, и две трети голосовавших его одобрили.

Это был мощный эксперимент, поскольку до этого момента существовало мнение, что такое сложное дело по разработке конституции гражданам доверять ни в коем случае нельзя. Вместо этого должны быть какие-то умные люди, которые всем этим будут заниматься. Но нет, документ разработали, граждане проголосовали за. Тут надо, правда, сказать, что все это пока ничем не закончилось. Потому что в этот момент политики, которых исключили из этого процесса, решили дать сдачи. Поскольку парламент в Исландии не был ликвидирован, то депутаты решили объявить ничтожными итоги этого референдума и проект конституции пока что завис. Нас, конечно, интересует не столько конституция Исландии, сколько то, что это было мощным толчком для многих других стран. И эти эксперименты пошли один за другим.

Другой известный пример – Ирландия, в которой произошла конституционная реформа. Ирландцы, по тем или иным причинам, решили поменять несколько статей своей Конституции, собрав Конституционную конвенцию. Одна треть конвенции была назначена представителями партии, а две трети были назначены по жребию. И эта конвенция предлагала изменения. После этого также по жребию была выбрана Гражданская ассамблея. Причем там был не просто жребий, а то, что называется квотный выбор. Чтобы выбор просто было случайным, а чтобы в ассамблее были представлены все основные группы граждан. Понятно, что если у вас есть какое-то меньшинство, то есть шанс, что оно не попадет в ассамблею. Поэтому ирландцы специально сделали так, чтобы у всех основных групп была возможность быть представленной в этой ассамблее, но по жребию.

И вот эта самая ассамблея голосовала по изменениям, после чего одно из них было вынесено на референдум – общенациональный референдум по абортам. Закончился он довольно неожиданно. Ирландия сняла часть ограничений на аборты. Это неожиданно, потому что страна в целом довольно консервативна. Когда эти предложения выносились, казалось, что ирландцы их не поддержат. Однако обсуждение на первых двух этапах способствовало тому, что часть изменений была сочтена необходимой, и ирландцы проголосовали за изменения. Какие-то из них, наиболее радикальные, были отвергнуты, но умеренные проекты изменений законодательства по абортам были одобрены.

Очень интересный эксперимент проходит в Бельгии. Там есть восточный регион, который называется Эйпен, он немецкоговорящий. Там организован гражданский совет, который назначается по жребию. Это уже не разовая история, как в двух предыдущих примерах, это фактически палата парламента. То есть одна палата парламента избирается по жребию. Там 24 человека, которые [исполняют свои обязанности] то ли полтора, то ли два года. Они формируют повестку, обсуждают какие решения нужно принимать, но сами при этом их не принимают.

Как они доводят решения до ума? Они собирают гражданские ассамблеи численностью до 50 человек, опять же по жребию. Дальше на обсуждение этих ассамблей выносится определённый вопрос, после чего они принимают решение. В чем разница? Гражданский совет – практически парламент, который постоянно занимается общественными делами. А гражданские ассамблеи собираются разово, им нужно принять решения по какому-то вопросу. И тот и другой назначаются по жребию. Пока эксперимент идет хорошо, но посмотрим, что будет дальше.

Очень масштабный проект был запущен во Франции Эммануэлем Макроном. Все знают про историю с желтыми жилетами. Наверняка вы помните, что Макрону пришлось несладко во время их протестов. Макрон ответил на них стремлением включить сограждан в обсуждение актуальных вопросов. Он устроил большие национальные дебаты, предложил 35 вопросов, поделенных на 4 темы, и пригласил людей встретиться на своих территориях, чтобы обсудить их. Было собрано 10 тысяч таких советов, в которых довольно долго дискутировали и произвели некоторый объем рекомендаций. Это был, наверное, не самый оптимальный формат, потому что не было понятно, что делать дальше.

Однако, по итогам этих дебатов, возникло одно интересное предложение по изменению климата. Вы знаете, что в Европе сейчас очень сильно озабочены этим вопросом, потому что европейская политика во многом подчинена борьбе с негативными последствиями изменения климата. Поэтому одно из решений, которое было принято Национальными дебатами – создать отдельную конвенцию по изменению климата, то есть продолжать обсуждать одну из этих тем. Была собрана более конкретная конфигурация: было назначено 150 человек по жребию, которые создали конвенцию по изменению климата. Им, правда, не повезло, все пришлось на начало пандемии. Часть процесса пришлось перевести в онлайн, но оказалось, что и этот способ тоже может работать.

Напоминаю, что технологический прогресс тут помогает. Сейчас они только приняли или находятся в процессе принятия решения. Происходит доводка финальных рекомендаций. Идея была в том, что предложения будут вынесены на обсуждение либо парламентом, либо на общенациональный референдум. Посмотрим, какая будет судьба у этого проекта, но энтузиазм французов был довольно большим. Интересно как отреагируют политики в парламенте, поскольку если они захотят проигнорировать все это, думаю, им будет несладко.

От отдельных стран можно перейти к свежей идее, которая возникла несколько лет назад и в ближайшее время будет реализована – Глобальной гражданской ассамблее по редактированию генома. Редактирование генома – один из главных вызовов, с которым мы столкнемся в ближайшее время. Возможности по изменению генома человека возросли, и уже сейчас можно делать массу вещей, прежде казавшихся невозможными. Совсем скоро спектр возможностей расширится. Поэтому встает ряд вопросов: что мы должны позволять делать? Что пойдет на благо человека − лечить или предотвращать болезни? А что будет приводить к нехорошим формам евгеники?

Это вопросы, на которые дать ответ однозначно невозможно. Целая группа исследователей, куда входят политические теоретики и генетики, ратуют за то, чтобы провести большую глобальную ассамблею. Как они предлагают это сделать? Во-первых, по жребию будут набраны форумы на каждом из континентов. Будут проведены такие отдельные мелкие ассамблеи. Потом будут набраны 100 участников с разных континентов. И по итогам этой ассамблеи международные структуры, которые занимаются регулированием этой области, получат рекомендации.

Посмотрим, как это сработает. Движение, которое они запустили, довольно мощное. Они недавно опубликовали программный текст в журнале Science, который их, очевидно, поддерживает. В общем, мне кажется у них неплохие шансы, потому что там команда, которая уже провела много таких экспериментов.

Даже в России есть один важный, но интересный пример, правда на небольшом уровне. В России проходят эксперименты с партисипаторным бюджетированием, когда людей отбирают случайным образом, предлагая им распределить определенную долю муниципального бюджета. Там не очень большая ответственность, но можно смотреть, как люди взаимодействуют друг с другом. Не буду рассказывать про это подробно, этим занимается очень хорошая команда в Европейском университете в Санкт-Петербурге и каждый желающий может посмотреть на их страничку.

Подведем небольшие итоги. Какие у этого всего плюсы? Самое главное − демократия обеспечивает легитимность принимаемых решений. Это значит, что даже если было принято не то решение, которого бы вам хотелось, вы знаете, что вы принимали участие в его разработке, что вас выслушали, что вы как-то повлияли на его исход. Может быть с вашей помощью удалось избежать решения, которое вам радикально не нравится. Даже если это не случилось, ваш голос здесь прозвучал. Может следующее участие даст для вас более приятный результат. Это значит, что люди чувствуют, что принятое решение легитимно, и поэтому уровень их исполнения оказывается выше. Вы с большей вероятностью будете исполнять то, в разработке чего принимали участие. В последнее время мы можем это хорошо видеть на примере всех правил, которые были приняты на тему карантина, вакцинации и т.д. Если люди принимают участие в выработке каких-то решений, то они с большей вероятностью будут их исполнять. Иначе это превращается в довольно бессмысленное административное принуждение.

Очень важная история, про которую знают политические теоретики, что в таких случаях включается так называемый «коллективный разум». Он способен находить решения, которых прежде не видели поодиночке даже специалисты. Исследователи описали достаточно таких экспериментов. Специалисты думали, что они предложат на выбор три варианта, а люди что-нибудь выберут. В итоге участники предлагали что-то четвертое, о чем специалисты даже не догадывались. И это оказывалось оптимальнее всех трех предыдущих вариантов. У [обычных граждан], если угодно, шире кругозор. Они думают о вещах более широко, у них нет тех ограничений, которые есть у специалистов.

Безусловно, в таких советах могут быть представлены разные слои общества. Ощущение части граждан, что до них никому нет дела, уходит, по крайней мере частично. Конечно, это означает, что если основные органы у вас избираются таким образом, то в них невозможно узурпировать власть. Поскольку они избираются жребием, то нет никого, кто сел бы и сказал: «Знаете, я думаю, что мы будем проводить только такие выборы, на которых буду побеждать я». Понятно, что возможности для махинаций есть всегда, но они более затруднены в случае с жеребьевкой.

Очень важно, что люди получают опыт коммуникации с людьми, у которых другие взгляды. Это существенный опыт для обществ, где люди достаточно изолированы и редко с кем общаются, тем более на темы общей значимости. Здесь возникает опыт коммуникации. Он на самом деле предотвращает жесткий конфликт, поскольку когда мы учимся спорить с другими, мы тем самым разучиваемся биться с ними насмерть.

Посмотрим, какие есть возражения. Я [в качестве мысленного эксперимента предлагаю] три возражения от лица Владимира Путина, потому что мне кажется, что он – отличный пример человека, который ни в какой степени не верит в демократию. Сама идея, что решения могут приниматься не одним человеком, а коллективом, народом, кажется ему странной и невероятной. Поэтому он высказал бы следующие очевидные возражения.

Во-первых, как можно давать принимать решения неспециалистам? Есть какие-то крепкие хозяйственники, опытные члены партии «Единая Россия», которые сидят на своих креслах много-много лет, и они всяко лучше разбираются в своем деле, чем какие-то случайные люди с улицы.

Здесь есть два нюанса. Прежде всего надо сказать, что участникам советов помогают специалисты, поэтому необходимую информацию они, конечно, получают. Оказывается, для того, чтобы принимать решения – избыточной информации не нужно. Достаточно той информации, которой специалисты участников совета снабжают. Участники могут по запросу получить все, что им нужно.

Но есть более важное соображение, которое высказал по поводу афинской демократии Аристотель: Политика – дело каждого, потому что о качестве сапога судит не сапожник, а тот, кто его носит. Все мы являемся, если угодно, объектами воздействия политики, на всех нас она действует одинаково. Поэтому вовсе не обязательно профессиональным политикам судить о том, что правильно, а что не правильно. Об этом судить нам, каждому из нас.

Второе возражение состоит в том, что никто не захочет участвовать в заседаниях советов. Никто и так политикой не интересуется, кто будет тратить на все это время?

Здесь есть несколько соображений, которые подкрепляются наблюдениями за разного рода советами. Во-первых, люди не интересуются политикой именно потому, что не считают, что от них что-то зависит. И, честно говоря, порой это действительно так. Они считают так справедливо.

Препятствует этому обычно то, что люди ощущают незначительность их мнения. Но стоит только понять, что перед тобой стоят такие же люди, как ты, то твое молчание обернется тем, что закон будет принят на основании их позиции. После этого ты начинаешь вовлекаться. Конечно, не на 100%, но все же довольно активно.

Второе соображение стоит в том, что участие в советах на самом деле требует не так много времени. Кажется, что участие в совете – это бесконечная волокита. Ничего подобного. Конечно, это нужно компенсировать. Людям нужно давать какие-то бонусы за то, что они потратили свое время. Но, в общем, участие в совете много времени не отнимает и дает много дополнительных компетенций. Если это правильно подавать, то людям становятся понятны выгоды от этого дела.

Третье возражение такое: как может такое быть, что обычные люди будут что-то обсуждать? Они же немедленно побьют друг друга. Где вы видели людей с противоположными взглядами, которые могут нормально разговаривать между собой?

Это такой образ, который культивирует российское телевидение, с его фирменными ток-шоу, где все друг на друга орут, бьют друг друга и т.д. Оно специально стравливает людей друг с другом, пытаясь продемонстрировать всем нам, что ни с кем и ни о чем невозможно договориться. Если людей не стравливать, то, как показывают эксперименты, их взаимодействие очень мало похоже на это телевизионное шоу. Уберите оттуда Соловьева, специальных ассистентов, которые подначивают участников, и люди начнут взаимодействовать достаточно спокойно. Не сразу, на это обычно требуется время, потому что инстинктивная реакция у нас состоит в том, что вначале надо защищаться. Но достаточно быстро люди начинают нормально спорить и вырабатывать правила спора. В этом им помогают специально обученные модераторы, которые ведут эту дискуссию. Это еще один полезный побочный результат, который показывает, что советы могут не просто принимать решения, но менять характер взаимодействий между людьми.