Аскар Машаев, специально для Vласти

По наблюдениям, в нашем обществе ислам принял некую форму китча, превратился в моду, условно говоря, теряет сакральность. Как Вы думаете, с чем это связано – с глубинными изменениями человеческого материала, атеистическим прошлым или с чем-то иным? Примеры из повседневности: демонстрация набожности чиновниками, исламизация криминальных элементов, притом, что они не перестают заниматься своей старой «работой», активизация тех же коранитов.

Г.Д.: Во-первых, вы говорите о чиновничестве и о золотой молодежи, причем внутри Казахстана, потому, что вне Казахстана в такие игры не играют, во всяком случае, в России. В России это не касается исламского пространства и исламского фактора, здесь чиновничество занято популяризацией Православия, тоже совершенно фиктивного и фальшивого. Что до чиновничества в целом - и казахстанского, и российского в частности – это люмпены, которым сакральность принципиально чужда. Поэтому они изначально не способны войти в сакральное пространство, поскольку они вообще находятся вне смысловой коммуникации. Современное чиновничество - это феномен посткоммуникативный. Если вы внимательно послушаете, что они говорят и излагают, то обнаружите, что не можете воспроизвести их тексты, поскольку они лишены всякого содержания.

С другой стороны, когда разговариваешь с практикующими мусульманами, не у всех, но у некоторых вроде к этому несерьезное отношение….

Г.Д.: Те, с которыми вы говорили, на которых вы ссылаетесь, не понимают что такое Ислам. Ислам - это братство единобожников, осознавших свою смертность, заключивших союз друг с другом перед лицом враждебного бытия, перед которыми Всевышний поставил задачу победить, взять это бытие под контроль и победить.

А ощущение того, что религия приняла форму моды?

Г.Д.: Ваши чиновники – какие-то люмпены, которые имеют корпоративные моды, причем учтите, что эти люмпены постсоветские. А что такое постсоветский люмпен? Советский человек дрессирован в атеизме и когда поздний советский период его формировал как идеологического человека под контролем КПСС, это было «понарошку», он все время держал в кармане фигу. Советские люди выросли на том, что они держали фигу в кармане и воспринимали все «понарошку», и именно эти советские люди и их дети в следующем поколении входят в постсоветское время. Естественно, у них в душе скомпометировано не только сакральное, но даже квази-сакральное в виде атеистической и коммунистической идеологии, потому что они не верили не только в отрицание сакрального, но и в само «отрицание отрицания». А во что они верили? Они верили только в шкурные интересы. У этих людей теперь есть определенные вызовы, идущие извне, они должны нечто имитировать, чему-то соответствовать. Имитировать, прежде всего, то, что они причастны к глобальной мировой цивилизации. В современной мировой цивилизации есть такой факт как религия, значит, они должны сымитировать религию. В России – христианство, в Казахстане – ислам. Но зачем этих людей брать в качестве примера? Это человеческий мусор, люди абсолютно негодные, исторически обреченные.

Но именно они бросаются в глаза…

Г.Д.: Если вы вышли бы на улицу в 19-м году ХХ века вам бросались бы в глаза балтийские матросики с маузерами. Как разница, кто бросается в глаза, это все уйдет.

Хочу привести вам слова заместителя директора Научно-исследовательского и аналитического центра по вопросам религии Агентства РК по делам религий Тимура Козырева о том, что в Сирии воюют более ста казахстанцев…

Г.Д.: Что касается Ислама как такового, Ислам принципиально радикален. Радикальная религия - бескомпромиссный вызов существующему порядку. Что может быть радикальнее Ислама, который ниспослан нашему Пророку его первой общине, его умме, радикальный революционный проект, который при жизни первого поколения мусульман был реализован. Ислам малыми силами снес всю политическую надстройку Евразии в течение одного-двух поколений. Омейяды просуществовали как династия меньше ста лет, порядка 89-90 лет, придя сразу после гражданской войны между Хазратом Али и Муавией. В течение этого времени ислам распространился от Атлантического океана до Тихого и вышел на европейские рубежи, вошел в Африку, Китай, Индонезию. Что может быть радикальнее этого? При этом никакого принуждения не было. Ислам сносил элиты во всех этих странах, предоставляя местному населению собственный выбор, более того, при Омейядах арабы не поощряли принятие Ислама, поскольку они считали, что это посягательство на их духовную избранность. Население из не-арабов в явочном порядке принимало Ислам. Кстати, поскольку не-арабы были недовольны своим статусом мусульман второго сорта мавали – клиентов, именно поэтому Омейядская династия и пала.

Ислам не религия, неправильно называть это религией. Если вы говорите «религия», это задает совершенно неверную перспективу, это «дин». А «дин» - это не религия, это закон, интегральное мировоззрение, охватывающее политэкономию, социологию, историю, исторические задачи. Этот всеобъемлющий закон не терпит никакой конкуренции.

Радикализация религиозных групп - объективный фактор?

Г.Д.: Безусловно, объективный. Ислам есть радикальная религия, потому, что рассматривает бытие как вызов со стороны Творца, который специально задает нам полосу препятствий в виде нашей жизни, в виде космоса, внутри которого мы должны эти препятствия преодолевать и решать задачу, ради которой мы созданы и поставлены на Земле наместниками.

Согласно сунне Пророка (с.а.с) «Когда придет Махди, то он наполнит землю справедливостью, также как она до этого была полна гнета и несправедливости». Это означает, что она сейчас полна гнета и несправедливости, более того, в Коране есть аят, который говорит, что все правители на земле преступники. «Мы поставили во всех селениях правителями преступников».

«Подчиняйтесь Аллаху и его Посланнику и тем из вас, кто обладает амром». «Тем из вас» - речь идет о прямой демократии. Шииты считают – это пречистые имамы, допустим. Но последний пречистый имам - 12-ый имам Махди вошел в сокрытие тысяча двести лет назад. Кому подчиняться на сегодняшний день? К тому же если в Коране сказано «минкум», то есть «из вас», то пречистые имамы – это люди дома Пророка (с.а.с.), Ахль-аль-Бейт, но «мы»-то, о которых говорит Всевышний в Святом Коране - не Ахль-аль-Бейт! Значит, здесь есть проблема, подчиняться надо тем из нас, кто обладает «амром», а «амр» – это приказ Всевышнего или приказ Пророка (с.а.с.). Как было в случае с Усамой ибн Зейд, которого поставили командовать армией. Восемнадцатилетний Усама возглавил армию, в которой были люди, воевавшие больше, чем он жил на свете. Речь идет о том, что у Усамы был «амр», и это, конечно, критическое отвержение геронтократии – власти старейшин, которую Ислам не признает. Ислам это крайняя радикальная традиция, самая радикальная идеология. По сравнению с ней большевизм – просто мягкая социал-демократия, если правильно понимать Ислам!

В одном интервью Вы сказали - как только произойдут подвижки, меняющие политическую конъюнктуру, проявится исламский фактор. Можно поподробнее, в чем это будет выражаться?

Г.Д.: Речь идет о том, что исламский фактор будет стержнем прямой демократии. Вообще, будущее наших регионов за прямой демократией, не в парламентской, партийной и прочих бессмысленных игрищах, на которых погорели «Братья-мусульмане». А прямая демократия основана на джамаатах, братствах, общинах. Если говорить ещё не забытым советским языком, то это власть Советов. С оговоркой - Советов, которыми сверху руководят не бюрократия и партия, которые не оседланы партией и номенклатурой, а Советы, установившиеся явочным порядком снизу, как в 1905 году во время первой российской революции. Это архетип – та модель, которая в принципе в народе инстинктивно востребована, люди мечтают об этом.

Кто чувствует себя реально способным к принятию решения, кто является, что называется в традиции кочевых племен, человеком длинной воли и сильной руки, выходит вперед и говорит «Я поведу!»

Естественно, что это будет и конкуренция, и конфликты, и борьба групп и персоналий. Собственно говоря, прямая демократия – это баланс и равновесие между «сильными». Но для того, чтобы они были идеологически ориентированы, для того, чтобы это не было анархистским «гуляй-полем» или криминальной вольницей, нужен идеологический стержень и правовой элемент. Правовой элемент – шариат, а идеологический стержень – политический ислам, который всех этих людей «длинной воли» организует и встроит в новый политический класс. А кто не хочет и не имеет длинной воли и сильной руки, тот остается под покровительством таких Советов. И должны быть гарантии в отношении слабых, которые хотят просто жить, ни на что не претендуя.

Вы думает, что такой сценарий возможен в Казахстане?

Г.Д.: Вопрос ставится не так. Либо такой сценарий, либо абсолютное рабство под китайскими бюрократами. Китайское рабство – это чудовищная судьба раба на карьерах. Вы не представляете, что такое китайская оккупация и рабство, потому что китайцы – это нация без вертикального стержня. Мурат Ауэзов рассказывал, что в 1991 году он был в составе делегации в Китае. Они поехали на какой-то пикник, и он отошел от группы. Он услышал какие-то странные звуки, вышел за деревья и увидел в трехстах метрах от него следующую картину. Идет китайский крестьянин и ведет нагруженного осла и бьет его, осел все время вскидывает голову от мучительной боли. Когда он подошел поближе, то увидел, что этот китайский крестьянин бьет его палкой в большую рану, над которой вьются мухи, прямо в обнаженное мясо. Он смотрел на это в ужасе. В этот момент китайский крестьянин, подняв на него глаза, увидел, что за ним наблюдают. Мурат увидел его взгляд, в этих глазах была бездна пустоты, цинизм и космическое отчаяние, то есть внутри этого китайского крестьянина не было ничего, кроме черной дыры. Он может сделать все – может этого осла избивать, может точно также избивать самого Мурата Ауэзова, и также смириться, когда этого китайского крестьянина самого будут лупить по ранам. И вот тогда он, Ауэзов, все понял про Китай и понял, что у Центральной Азии с юга-востока находится страшный сосед, попасть под контроль которого означает, что лучше сразу перерезать себе горло. Поэтому тюрки всегда ненавидели китайцев и сражались с ними. Есть только два варианта – либо та прямая демократия, о которой говорю, прямая демократия сильных людей, за которыми стоит политический ислам, связанный со всеми мусульманами мира, которых полтора миллиарда, некоторые утверждают, что уже два. Либо же рабство у таких крестьян, которые лупят ослов.

А наше государство как гарант защиты?

Г.Д.: Национальное государство это вчерашний день, сейчас идет борьба против национальных государств. С одной стороны мировая бюрократия в лице Брюсселя и ООН сносят Каддафи, Мубарака и так далее….

Национальных лидеров…

Г.Д.: В принципе сегодня должна быть база для консолидации низов на идеологической платформе. Консолидация вокруг лидера невозможна, потому что он всего лишь смертный человек, который а) – подвержен прессингу со стороны внешнего мира и может менять под этим влиянием курс, б) – он просто смертный, сегодня есть, завтра нет. Сталин был как полубог, потом он ушел и в течение одного поколения все, что он чудовищными жертвами и затратами сделал, полностью уничтожено. Россия сегодня представляет собой маленький обломок по потенциалу, экономическим возможностям, авторитету от брежневского Союза, а брежневский Союз весил на мировых весах меньше чем сталинский. Все было завязано на культе одного человека и энтузиазме масс. Энтузиазм был пирамидальный, азиатско-фараоновского типа. Ислам требует организацию уммы как базу сильных людей снизу и ориентация на тех «кто из нас самих обладает амром». Над нами не национальный лидер, а Коран и Сунна, а ниже этого идет наше понимание Корана и Сунны.

Почему нас ненавидит Запад так сильно? Потому что они промывают мозги всем, даже китайцам, а нам не могут промыть мозги, ведь у нас есть Книга, которая неизменна. У англичан и французов могут за день поменять матрицу. Француз думает совершенно противоположное тому, что думал вчера. Он даже не замечает, что у него за ночь все перевернуто. Конкретный пример, перед нападением на Ирак в 2003 году 90 процентов французов выступало против агрессии в Ираке со стороны США. За две недели до нападения на Саддама по опросам 90 процентов французов было против войны. За эти две недели медиа добились 80 процентов поддержки.

Эти люди как пьяные, которые слабо контролируют свою психику: пьющий думает, что он трезвый, потому что не следит за изменением своего состояния. Он пьет и уверяет, что он трезвый. Потому что он всегда слит с тем, что испытывает в данный момент. С нами это не проходит, потому что у нас есть Книга. 1440 лет мы поверяем себя Книгой, поэтому что нам ни говори (а за 14 веков враги Ислама потратили на переубеждение мусульман горы слов и водопады чернил), мы как камень посреди бушующих вод! Мы говорим – «есть книга, в ней все неизменно». И это дает нам возможность оставаться островом посреди любых трансформаций, которые всегда организованы шайтаном, потому что шайтан тесно связан с космосом, бытием, неправедной организацией общества. Это то, что сказано в Коране о сатане: «буду искушать человека, заходя на него слева, справа, сзади, спереди». А мы имеем эту кораническую опору, поэтому нас ненавидят.

Как известно, в Баку должен состояться очередной саммит тюркских государств, объявлено, что главный вопрос на повестке форума – создание зоны свободной торговли. Объявленный месседж скорее всего имеет политическую окраску, как вы считаете, в чем она состоит?

Г.Д.: Совершенно понятно, что Баку сегодня хочет занять то место лидера тюркского мира, которое оставлено Эрдоганом. После националистической политики республиканцев, которые претендовали на пантюркизм, Партия справедливости и развития, возглавляемая Эрдоганом, перешла к некоторой версии, на мой взгляд, крайне неубедительной и несостоятельной, но все-таки политического ислама. И задача нового турецкого руководства встала в рамки «неоосманизма»: ориентация на соседей-арабов, договоренности с курдами… АКП просто махнула рукой на пантюркизм как на чуждую Исламу идеологию, связанную с кемалистским прошлым. Во многом отношения Баку и Анкары были завязаны именно на пантюркистско-кемалистское понимание светского исламофобского государства. А сегодня для светского, прозападного, либерального, любящего «Израиль» Баку очень сложно говорить с Анкарой, которая близка к египетским ихванам, поддерживает свергнутого армией Мурси, салафитов и ихванов в Сирии. Анкара фактически плюнула на основополагающие пантюркистские мифы. Популярный до недавних пор лозунг «Одна нация, два государства», то есть азербайджанцы и турки якобы одна нация, а государства у этой нации два, сегодня не работает, если вообще когда-либо работал.

Баку видит, что образовался вакуум по линии пантюркизма, что резко ослабли связи с Анкарой, возникла масса проблем во взаимоотношениях. Нет поддержки в противостоянии армянам, которая была раньше, и Баку пытается заполнить этот вакуум собственной пантюркистской инициативой.

С другой стороны бытует мнение, что подобные заявления в свете возможного расширения формата Евразийского экономического союза приобретают особое значение…

Г.Д.: Что касается Евразийского союза, думаю, что эта идея мертворожденная, потому что она имеет экономический базис, а все, имеющее экономический базис, не может работать, могут работать только политические проекты. Если не ставить политику во главе угла, то все остальное чистая ерунда.

Ваше видение развития ситуации после вывода войск НАТО из Афганистана в конце 2014 года?

Г.Д.: Американцы исходят из того, что после их ухода из Афганистана будут развиваться тенденции дестабилизации, они уже сейчас идут. Задача американцев создать на месте Центральной Азии зону давления на Китай, завершить окружение Китая с Запада через приведение к власти в странах Средней Азии такие режимы, которые бы поддержали национал-сепаратизм в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. И в принципе были бы проводниками антикитайской политики. Американцы считают, что в этом направлении надо делать ставку на исламское движение «Туркестан», ИДУ (Исламское движение Узбекистана – V) и так далее. Мой сценарий - будут потрясения по киргизскому типу.

Также хотелось бы услышать ваше мнение по поводу возможного развития ситуации вокруг стран Центральной Азии, учитывая китайский фактор в Таджикистане, территориальные претензии к Казахстану со стороны Узбекистана, взаимные претензии Киргизии и Узбекистана и так далее. Вышеназванные проблемы – наследство советского прошлого?

Г.Д.: В определённой мере, наследие советского прошлого. Частично сейчас в Азии остаются наследники советской номенклатуры, перешедшие в постсоветскую стадию. Допустим, покойный Туркменбаши, думаю, что у нынешнего туркменского президента ноги тоже растут из советского прошлого, не со вчерашнего дня же он появился. Но с другой стороны в двух очень нестабильных республиках постсоветские лидеры, Рахмон – человек, который пришел к власти в результате гражданской войны. Хотя он был председателем колхоза, но он не из номенклатуры. В Киргизии изначально был не номенклатурщик, а учёный-физик Аскар Акаев, там нет преемственности с номенклатурным советским прошлым. И это создает дополнительные противоречия. С одной стороны люди, укорененные в партшколе бывшего СССР, с другой стороны люди ниоткуда, подверженные различного рода конъюнктурно-антикоммунистическим веяниям. Все это создает проблемы взаимопонимания. К тому же власть во многих странах региона строится на авторитарных принципах и на олигархии, которая присваивает себе весь избыточный продукт и не дает развиться низовой экономической самодеятельности.

Воспроизводство экономики идет в крайне невыгодных и неблагоприятных условиях. Таджикистан, будучи бедной республикой, в советские времена был, тем не менее, промышленной республикой, производившей шелк, хлопок и кое-какую наукоемкую промышленную продукцию. В принципе, это была республика, производившая больше, чем потребляла. А сегодня она живет на то, что присылают из России трудовые мигранты. Разрушается не только экономическое, но в первую очередь человеческое пространство, потому что два миллиона таджикских мужчин без семей – это самоубийство таджикской нации.

Можно рассматривать вывод войск в контексте конфликтов в Центральной Азии как начало новой фазы "большой игры"?

Г.Д.: Что значит "большой" игры? Чьей игры? Есть Китай, США и НАТО. Сейчас Китай занимает наступательную позицию, а США и НАТО отступают, теряют позиции, при этом хотят перейти в контрнаступление и, выиграв момент, нанести поражение Китаю. В данном случае Центральная Азия – просто потенциальная военная площадка. Тихоокеанское наступление на Китай обречено на провал с точки зрения элементарной стратегии, если США не заручатся плацдармом на Западе Китая, в глубине материка. Китай, понимая это, активно старается работать с исламскими движениями, перехватывать инициативу у Запада по контактам с радикальными группировками и, в принципе, успешно. Потому что исламские радикальные группировки ненавидят Запад, и какая разница, откуда брать деньги для борьбы за свою повестку дня.

На самом деле, уже в среднесрочной перспективе не будет ни Запада, ни Китая, будет другая конфигурация глобальных сил. Скорее всего, атлантическое пространство с акцентом на Европу выйдет опять на передний план, как это было раньше. Будут противостоять друг другу такие силы как «Европа старой традиционной знати» с одной стороны, и «международный исламский фактор», опирающийся на поддержку значительной части социальных низов за пределами Ислама – с другой. С одной стороны Мировое правительство господ, с другой – мировой «коминтерн», точнее Исламинтерн, альтернативное мировое правительство протестного типа. Это новая конфигурация через лет десять-пятнадцать. А США и Китай именно как великие империи, которые были сформированы окончательно в ХХ веке, к 2020-30 годам будут вчерашним днем. Малоинтересными как Бельгия, Голландия, которые еще недавно были великими колониальными метрополиями. Мы забыли, что Голландия когда-то была колоссальной колониальной империей, воевала с Англией, владела Индонезией, Южной Африкой. Теперь это какая-то несерьёзная страна, куда приезжают хиппи покурить анашу. Вот примерно то же самое будет с Америкой.

Как Вы думаете, почему Лондон, да и Запад в целом (Италия дала разрешение на спорную депортацию членов его семьи, а его самого задержала французская полиция возле Канн) сегодня идут на уступки по делу опального банкира Аблязова?

Г.Д.: Во-первых, Казахстан контролирует определенные нефтяные ресурсы, во-вторых, его надо отрывать от России, то есть вбивать клин между Москвой и Астаной. По линии Аблязова между Москвой и Астаной существует недопонимание и недоговоренность, оба центра заинтересованы в нем, есть разные видения ситуации по Аблязову между Астаной и Москвой. Москва тоже требует Аблязова.

Бытует мнение, что Аблязов вернется в Казастан через Москву…

Г.Д.: Почему, с какой стати? У России собственная повестка в этом отношении, собственные претензии. Она считает, что аблязовские деньги – это ее деньги. Здесь игра интересов казахстанской и российской элит, которые далеко не идентичны. Я думаю, Аблязов может быть для Запада рычагом разжигания противоречия между Москвой и Астаной. Было бы странно не воспользоваться этим, если есть такая возможность. Казахстан значим, потому что на повестке дня изоляция Китая в плане энергоносителей, а казахстанские энергоносители являются стратегическим ресурсом для КНР.