Целый день Качиньский и Орбан дружелюбно улыбались и похлопывали друг друга по плечу на ежегодной конференции в городке Крыница-Здруй, которая изображается как своего рода региональный Давос и где Орбан был объявлен «Человеком года», а затем объявили, что готовы повести за собой 100 миллионов европейцев ради перестройки Евросоюза в национальном и религиозном духе. Легко представить, как Вацлав Гавел, которого здесь тоже когда-то объявляли «Человеком года», перевернулся в гробу от этих слов. Ещё один обладатель этого звания, бывший премьер-министр Украины Юлия Тимошенко должно быть пережила шок: ведь это её страну разоряет Россия, управляемая президентом Владимиром Путиным, который стал «римским папой» антилиберализма и ролевой моделью для Качиньского и Орбана.

Эта парочка хочет воспользоваться возможностью, открывшейся благодаря британскому референдуму по вопросу о Брексите: он показал, что сегодня в Евросоюзе излюбленные риторические приёмы антилиберальных демократов – ложь и поливание грязью – могут принести политическую и профессиональную выгоду (спросите об этом нового министра иностранных дел Великобритании Бориса Джонсона, который был одним из лидеров движения за Брексит). Сплав умений этих двух мужчин может превратить их в намного более серьёзную угрозу, чем хотелось бы думать многим европейцам.

Понятно, что привносит в это партнёрство Орбан – нотки «прагматичного» популизма. Орбан связал свою партию «Фидес» с Европейской народной партией, благодаря чему он формально находится в европейском политическом мейнстриме, а немецкий канцлер Ангела Меркель является его союзником и обеспечивает ему политическую защиту, несмотря на антилиберальный характер его правления. Между тем, Качиньский предпочёл связать «ПиС» с маргинальным «Альянсом европейских консерваторов и реформистов», и он практически беспрерывно спорит с Германией и Еврокомиссией.

Кроме того, Орбан более общителен, чем его польский партнёр. Как и Дональд Туск, бывший премьер-министр Польши, а сейчас президент Европейского Совета, он играет в футбол с другими политиками. Качиньский, напротив, похож на отшельника, живёт один, а по вечерам смотрит по телевизору испанское родео. Кажется, что он живёт вне общества, а его сторонники ставят его даже выше общества: он – аскетический мессия воскресшей Польши.

Качиньский придаёт своему партнерству с конъюнктурным Орбаном мистический пыл. Это мессианизм, выкованный польской историей: чувство, что у нации есть особая миссия, избранная для неё Богом. Доказательством этому служит крайне трагическая история Польши. Восстания, войны, разделы страны – всё это вещи, о которых каждому поляку надо задумываться каждый день.

Мессианское самоопределение благоприятствует определённым типам лидеров. Они – как Путин – выглядят так, будто ими движет ощущение миссии (в случае с Путиным это та же самая миссия, которую провозглашали цари: православие, самодержавие, народность). Иными словами, если Орбан – это циник, то Качиньский – фанатик, для которого прагматизм является признаком слабости. Орбан никогда бы не стал действовать против своих собственных интересов; а Качиньский потерял власть в 2007 году, всего лишь два года спустя после того, как её получил. У него как будто нет никаких планов. Зато у него есть видение – но не фискальных реформ или экономической реструктуризации, а Польши нового типа.

Орбан ни к чему подобному не стремится. Он не хочет создавать Венгрию нового типа; его единственная цель (как и у Путина) – оставаться у власти до конца жизни. В 1990-х Орбан управлял как либерал (проложив для Венгрии дорогу в НАТО и ЕС) и проиграл, поэтому теперь он воспринимает антилиберализм как инструмент, который позволит ему побеждать до последнего вздоха.

А у Качиньского антилиберализм идёт от души. Он называет всех, кто не принадлежит к его лагерю, «поляками худшего сорта». «Человек Качиньского» (Homo Kaczyńskius) – это поляк, который озабочен судьбой своей страны и который готов огрызаться на критиков и диссидентов, особенно зарубежных. Геи и лесбиянки не могут быть настоящими поляками. Все непольские элементы в Польше воспринимаются как угроза. Сформированное партией «ПиС» правительство не приняло ни одного беженца из того ничтожного числа (всего лишь 7500 человек), о приёме которых Польша, страна с населением почти 40 млн человек, ранее договорилась с ЕС.

Несмотря на разную мотивацию перехода к антилиберализму, Качиньский и Орбан согласны в том, что на практике это означает строительство новой национальной культуры. Финансируемые государством СМИ больше не принадлежат обществу, они становятся «национальными». Устранив контроль гражданского общества, можно заполнять государственные должности лояльными фигурами и партийными функционерами. Система образования превращается в машину по формированию нового самоопределения, основанного на славном и трагическом прошлом. Получать государственное финансирование могут лишь те учреждения культуры, которые восхваляют нацию.

Для Качиньского внешняя политика являет производной от исторической политики. И в этом у новых партнёров имеется различие: прагматизм Орбана удерживает его от излишнего антагонизма с европейскими и американскими партнёрами, а Качиньского не интересуют геополитические расчёты. Действительно, мессия не может отрекаться от своей веры или пресмыкаться; он живет, чтобы возвещать истину.

В результате, внешняя политика Качиньского превращается – по большей части – в тенденциозный исторический семинар. Польша была предана Западом. Её сила – сегодня и всегда – в гордости, достоинстве, храбрости и абсолютной уверенности в своих силах. Её поражения – это моральные победы, которые доказывают силу и храбрость нации, позволившие ей, как Христу, воскреснуть из мёртвых после 123 лет отсутствия на карте Европы.

Для Европы вопрос теперь в том, сможет ли альянс мессианского и конъюнктурного популизма превратиться в мейнстрим и распространиться по всему Евросоюзу, или же он останется уделом отдельно взятой Центральной Европы. Бывший президент Франции Николя Саркози, стремящийся вернуться к власти в 2017 году, уже начал осваивать язык и идеи оси Качиньский-Орбан. Со своей стороны, Борис Джонсон демонстрирует близость к их методам. Последуют ли их примеру остальные?

Project Syndicate, 2016