Но под ударом оказалось не только настоящее и будущее региона. Ещё одной жертвой нынешнего насилия становится прошлое.

Исламское государство (ИГИЛ) сделало своим принципом разрушение всего, что оно считает недостаточно исламским. Самым драматичным примером стал величественный храм Баала в сирийской Пальмире. Пока я пишу эти строки, ведётся освобождение города Мосула в северном Ираке, который находился под контролем ИГИЛ более двух лет. Освобождение не поможет спасти многие скульптуры, которые уже разрушены, сожжённые библиотеки и разграбленные могилы.

Конечно, уничтожение культурных артефактов происходит не только на Ближнем Востоке. В 2001 году мир в ужасе наблюдал, как «Талибан» взрывает огромные статуи Будды в Бамиане. Позднее радикальные исламисты уничтожили могилы и манускрипты в Тимбукту. Но ИГИЛ занимается разрушением в беспрецедентных масштабах.

Превращение прошлого в мишень не является чем-то новым. Более двух тысяч лет назад Александр Великий почти полностью разрушил то, что мы называем сейчас Персеполис. Жертвами религиозных войн, столетиями опустошавших Европу, становились церкви, иконы и картины. Сталин, Гитлер и Мао изо всех сил старались разрушать произведения искусства и архитектуры, которые ассоциировались с идеями и культурой, считавшихся опасными. Полвека назад красные кхмеры разрушали храмы и памятники в Камбодже.

Более того, явление, которому, наверное, лучше всего подходит термин «историцид», столь же объяснимо, сколь и порочно. Лидеры, которые хотят сплотить общество вокруг нового, необычного комплекса идей, привязанностей и форм поведения должны, прежде всего, разрушить существующую идентичность взрослых и не допустить её передачу детям. Подобные революционеры считают, что разрушение символов и проявлений прежней идентичности и идей, которые она воплощает, является необходимым условием создания нового общества, культуры и/или государства.

По этой причине сохранение и защита прошлого крайне важна для всех, кто хочет гарантировать, чтобы опасные фанатики современности не достигли успеха. Музеи и библиотеки бесценны не просто потому, что в них хранятся и экспонируются красивые предметы, но и потому, что они защищают наследие, ценности, идеи и факты, которые делают нас теми, кто мы есть, и помогают нам передать эти знания тем, кто придёт после нас.

Основной формой реакции правительств на историцид является запрет трафика украденных произведений искусства и артефактов. Это правильный подход по многим причинам, и в частности потому, что все, кто разрушает культурные ценности, а также порабощает и убивает невинных мужчин, женщин и детей, получают часть необходимых им средств, продавая награбленные сокровища. Гаагская конвенция 1954 года призывает государства не превращать культурные ценности в мишень и воздерживаться от их использования в военных целях, например, занимать боевые позиции в исторических памятниках, размещать там солдат и складировать оружие. Цель проста и понятна – защитить и сохранить прошлое.

Увы, не стоит преувеличивать значение подобных международных соглашений. Они применяются только к правительствам тех стран, которые согласились к ним присоединиться. Не предусмотрены наказания за нарушение Конвенции 1954 года (это случай Ирака и Сирии) или за выход из неё; она не применима к негосударственным группировкам, подобным ИГИЛ. Кроме того, отсутствует механизм действий на случай, если одна из сторон конвенции или кто-либо другой совершает поступки, которые конвенция стремится предотвратить.

Суровая и печальная правда в том, что международное сообщество сегодня не так сильно, как можно подумать, судя по частоте упоминания этого термина. Более того, мир, который не готов выполнять свои обязанности по защите людей, как это недавно показала ситуация в Сирии, вряд ли объединится ради статуй, рукописей или живописи.

Нет никакой другой альтернативы, кроме как останавливать тех, кто собирается разрушить культурные ценности, причём до того, как они это сделают. На фоне главных угроз прошлому, имеющихся сейчас, это означает, что надо отбивать у молодых людей охоту вступать на путь радикализации, сокращать поток наёмников и ресурсов в экстремистские группировки, убеждать правительства поручать полицейским и военным подразделениям защиту культурных ценностей и, по возможности, атаковать террористов до того, как они нанесут свой удар.

Если источником угрозы культурным ценностям является правительство страны, тогда более подходящим инструментом могут быть санкции. Обвинение, преследование, осуждение и заключение в тюрьму тех, кто занимается подобными разрушениями, может оказаться реальным инструментом для сдерживания остальных (по аналогии с мерами по прекращению насилия против людей).

Пока этого не произойдёт, историцид будет оставаться и угрозой и, как мы видим, реальностью. Прошлое будет находиться в опасности. И в этом смысле оно ничем не отличается от настоящего и будущего.

Project Syndicate, 2017