| S&P 500 | 15.11 | 5870,62 | -1.32% |
| Индекс KASE | 15.11 | 5 380,75 | -0.03% |
| FRHC | 15.11 | $ 116,51 | -0.06% |
| Фонд IPO | 15.02 | $ 21,80 | -2.59% |
| Apple | 15.11 | 225 | -1.41% |
| Alphabet | 15.11 | 173,89 | -1.95% |
Джереми Эйдельман, директор Лаборатории глобальной истории в Принстонском университете. Анн-Лор Делатт, сотрудник Национального центра научных исследований Франции, центра EconomiX, бюро OFCE, приглашённый лектор в Принстонском университете.
«Америка прежде всего», – трубит Дональд Трамп. «Британия прежде всего», – заявляют сторонники Брексита. «Франция прежде всего», – кричит Марин Ле Пен и её Национальный фронт. «Россия прежде всего», – провозглашает Кремль Владимира Путина. На фоне такого внимания к вопросу национального суверенитета глобализация выглядит в наши дни обречённой.
Это не так. Сегодня не идёт борьба глобализма с антиглобализмом. Мир оказался в центре соперничества двух моделей интеграции. Одна модель основана на принципах интернационализма и многосторонних подходов (мультилатерализм), а вторая – на империализме и двусторонних отношениях (билатерализм). Мир колеблется между ними в течение всей современной истории.
Начиная с 1945 года, интернационалисты доминировали. Они выступали за сотрудничество и многосторонние институты, содействующие созданию глобальных общественных благ – мир, безопасность, финансовая стабильность, экологическая устойчивость. Их модель ограничивает национальный суверенитет, заставляя государства соблюдать общие нормы, конвенции и договоры.
В 2016 году весы склонились в сторону билатералистов, которые считают национальный суверенитет самоцелью. Чем меньше внешних ограничений, тем лучше: мир и безопасностью возникают в результате баланса между великими державами. Их модель потворствует сильным и наказывает слабых, она поощряет конкуренцию в ущерб сотрудничеству.
На протяжении большей части XIX века процесс интеграции представлял собой гибрид интернационализма с империализмом. Свободная торговля стала догмой, массовая миграция поощрялась, а государства принимали новые, глобальные нормы, например, в 1864 году была подписана Первая Женевская конвенция, касавшаяся помощи больным и раненным на полях сражений. Но глобализаторы могли быть и хищниками: Нанкинский договор 1842 года между Британией и Китаем подчинил Срединную империю Западу. Наиболее отвратительным проявлением билатерального империализма стал раздел Африки между европейцами на эксклюзивные владения.
В самый жуткий период человеческой истории доминировал билатерализм. В 1914-1945 годах стремление к национальному величию стало причиной разрушительного экономического соперничества и массового насилия. Крах Уолл-стрит в 1929 году окончательно подкосил международный порядок, который и так уже еле держался. Одна за другой страны уходили в изоляцию; к 1933 году объёмы мировой торговли рухнули до одной трети от уровня 1929 года.
Подпитываемый расизмом и страхами перед перенаселением глобализм стал хищническим: могущественные страны навязывали соседям и партнёрам неравные торговые соглашения или же просто захватывали их. В 1931 году Япония положила глаз на Манчжурию, решив создать там марионеточное государство, а в 1937 году вторглась в Китай. В том же духе СССР действовал в ближнем российском зарубежье. Нацисты принуждали одних слабых соседей к подписанию навязанных соглашений, а других – просто оккупировали; их целью было опустошение славянских земель, чтобы открыть путь для тевтонских поселенцев.
В 1941 году брутальность билатерализма вынудила президента США Франклина Делано Рузвельта и британского премьер-министра Уинстона Черчилля составить Атлантическую хартию. В этом плане послевоенного устройства декларировалось, что свобода является краеугольным камнем мирной жизни и что билатерализм необходимо обуздать. Больше никаких захватов. Больше никакого шантажа пошлинами. Свобода морей.
Результатом Атлантической хартии и победы союзников во Второй мировой войне стал «Глобальный новый курс»: согласившись на международные правила и институты, государства могли принять участие в послевоенном экономическом буме. В центре этого эксперимента с глобализмом на основе многосторонних принципов (мультилатерализм) была европейская интеграция. После примирения Франции и Германии, Европа, являвшаяся зоной хронических конфликтов, превратилась в регион образцового сотрудничества.
Ограничение национальных суверенитетов помогло обеспечить послевоенное процветание, благодаря глобальной торговле, инвестициям и миграции. Миллиарды людей вышли из состояния нищеты. Сохранялось относительно мирное положение.
Но, похоже, что «Глобальный новый курс» себя исчерпал. Слишком много людей считают, что мир стал беспорядочным, рискованным, разочаровывающим и опасным. Это прямая противоположность тому, что предполагалось авторами Атлантической хартии. После 1980 года глобальная интеграция начала сопровождаться ростом неравенства внутри стран. И хотя для образованных космополитов в больших городах горизонты возможностей расширились, связи между гражданами внутри стран стали слабеть, так как начался демонтаж национальных социальных контрактов.
Глобальные различия размывались, и это лишь усугубляло внутренний раскол. Тем самым, возникли условия для ураганного возврата на сцену билатералистов. На флангах лидеры, подобные президенту России Владимиру Путину, жаждали возврата к миру с суверенитетом мускулов, не ограниченного нежностями мультилатерализма. А теперь у них появилась компания и в ключевых странах.
Спустя два дня после своей инаугурации Трамп заявил, что у США появится «новый шанс» для захвата иракской нефти. Затем он вывел США из торгового соглашения о Транс-Тихоокеанском партнёрстве, а также пообещал пересмотреть условия Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА). Будущее подписанного с таким трудом Парижского климатического соглашения теперь под большим вопросом. Тем временем, Великобритания, подарившая миру свободную торговлю в 1840-х годах, решила развиваться в одиночестве. В результате, старые союзники по Атлантической хартии поставили национальный суверенитет выше глобальных общественных благ.
Теперь внимание мира приковано к Франции и предстоящим там президентским выборам. На кону стоит нормальная работа франко-германского мотора, двигавшего вперёд европейскую интеграцию, которая была центром всей послевоенной многосторонней системы. Победа Ле Пен в начале мая может означать гибель для Евросоюза. В этом случае канцлер Германии Ангела Меркель останется последней опорой разваливающегося мирового порядка. Страна, которая после 1945 года больше всех изменилась благодаря интернационализму, превратится в его последний бастион, окружённый билатералистами Франции, Великобритании, России, при этом главный покровитель страны – США – находится в руках нативистов.
Представьте себе такую сцену: спустя несколько недель после победы Ле Пен лидеры «Большой семёрки» соберутся в сверкающем золотом отеле в городе Таормина на Сицилии. США и Канада спорят из-за НАФТА. Великобритания склочничает с Францией и Германией из-за Брексита. Япония пошатывается после краха ТТП. А пока все они повернулись спиной к своим глобальным обязательствам, в окружающих Сицилию волнах тонут беженцы, переполнившие свои утлые суда, – эпитафия ушедшей эпохе.
Project Syndicate, 2017
www.project-syndicate.org
