Билл Эммотт, бывший главный редактор журнала The Economist, сейчас председатель фонда Wake Up Foundation
Мы живём в политически турбулентную эпоху. Партии, которым едва исполнился год, недавно пришли к власти во Франции и в огромном столичном округе Токио. Партия, которой нет и пяти лет, лидирует в рейтингах общественного мнения в Италии. В Белом доме поселился политический неофит (к глубокому неудовольствию истеблишмента республиканцев и демократов). Где же произойдёт следующее политическое землетрясение? Вероятный – и, более того, необходимый – ответ: Великобритания.
Даже несмотря на то, что Британию ожидает встряска из-за Брексита, никто не начинает разговоров о перестройке (а тем более о замене) существующих политических партий. Многие отрицают даже мысли о подобном. Бывший премьер-министр Тони Блэр, проевропейский центрист, инноватор, который трижды побеждал на всеобщих выборах во главе Лейбористской партии в 1990-е годы, очень сильно постарался в своей недавней статье подчеркнуть, что не предлагает создать новую партию.
Но это именно то, что должен сделать Блэр или человек, ему подобный. Дело в том, что, хотя в британской политической системе действительно установлены пугающие барьеры на пути любой новой партии, шансы на её успех сейчас намного выше, чем в любой другой момент за последние 40 лет. В политической системе, которая до сих пор ощущает последствия двух больших землетрясений (референдум о Брексите в июне 2016 года и, год спустя, унизительная неудача Консервативной партии на выборах, которые она сама же и затеяла), у новичков явно есть шанс.
Консерваторы погрузились во внутреннюю борьбу, которую могут лишь пытаться скрыть. В Лейбористской партии тоже начался внутренний бунт. Именно сейчас подходящий момент для появления новой партии, созданной по примеру партии президента Франции Эммануэля Макрона «Вперёд, Республика!» (La République En Marche!). Она может выиграть за счёт раскола, хаоса и недоверия в существующих партиях. И именно сейчас подходящий момент для фотогеничного молодого британца или британки, готовых последовать по стопам 39-летнего Макрона и войти в историю, разбив старую гвардию.
Да, конечно, британская избирательная система – и об этом пишет Блэр – даёт огромные преимущества существующим политическим партиям, поскольку является мажоритарной: от избирательного округа избирается один депутат, получивший большинство голосов. Потратив массу денег и энергии, и, возможно, даже заручившись значительным числом голосов на своих дебютных выборах, новая партия вполне может обнаружить, что её избиратели разбросаны по стране слишком тонким слоем, который позволяет получить в парламенте лишь несколько мест.
Именно так и произошло в последний раз, когда в драку решила ввязаться новая центристская партия. В начале 1980-х годов четыре диссидента из лейбористов, встревоженные левым уклоном в своей партии, а также её антиевропейской позицией, создали Социал-демократическую партию. Воспользовавшись непопулярностью первых экономических решений премьер-министра Маргарет Тэтчер, новая СДП, в альянсе с небольшой Либеральной партией, получила 25% голосов на всеобщих выборах 1983 года. Однако это принесло ей всего лишь 23 депутатских места, после чего эта партия покатилась под откос.
Подобные воспоминания сегодня убивают стимулы к политическим инновациям. Те, кто в Лейбористской партии с глубоким подозрением относится к левацким экономическим и внешнеполитическим взглядам популярного лидера лейбористов Джереми Корбина, думают, тем не менее, что наиболее разумная стратегия – набраться терпения и, когда представится случай, восстановить контроль над партией. То же самое можно сказать и о консерваторах, которые считают, что Брексит ведёт страну к катастрофе.
Однако историю СДП можно и нужно интерпретировать иначе. В 1982 году эта партия имела поддержку более 50% избирателей, согласно данным опросов общественного мнения. Многие высокопоставленные консерваторы в частных разговорах утверждали в то время, что ожидают оглушительной победы СДП на ближайших выборах.
А затем началась Фолклендская война, которая обернулась большой победой для Тэтчер. И оглушительную победу на выборах 1983 года одержали консерваторы. Этот результат положил начало длительному процессу смещения непопулярных лейбористов к политическому центру.
Сегодня никакой крупной победы у лейбористов или консерваторов не предвидится. Более того, последние выборы, на которых консерваторы потеряли своё преимущество в 20 пунктов буквально за ночь, потому что избиратели, в первую очередь, молодёжь, решили поддержать лейбористов, позволяют сделать вывод, что британские избиратели открыты для новых предложений.
Из этих выборов можно сделать и ещё один важный вывод: Европа и Брексит не являются той проблемой, которой сегодня больше всего озабочен британский электорат. Лейбористы Корбина выступают за ту же самую политику Брексита, что и консерваторы Мэй. Однако в таких вопросах, как рабочие места, больницы, школы, социальная защита, их подходы резко различаются.
Это означает, что для победы над существующими партиями новое политическое движение должно будет выступать, прежде всего, за восстановление качества предоставляемых государством услуг, за оживление экономики и восстановление доверия. Сильные связи с Евросоюзом надо будет преподносить как средство достижения этих целей, а не как цель саму по себе.
В предстоящие месяцы вполне может представиться возможность создать такое движение. Это будет зависеть, во-первых, от того, насколько глубоко Консервативная партия будет разрушена лидерскими амбициями и разногласиями, а, во-вторых, от того, насколько далеко зайдёт недавний бунт более чем 50 высокопоставленных членов Лейбористской партии из-за позиции Корбина по поводу Брексита.
Любой, кто задумается об этих перспективах, должен помнить о Фолклендах, и о том, какой партией могла бы стать СДП, если бы Аргентина не начала интервенцию. А ещё они должны помнить девиз британского спецназа: «Кто посмеет, тот победит».