В этой дискуссии, однако, забывается вопрос о том, насколько всё это в реальности актуально для экономической политики. Я не считаю, что актуально. Хорошее или плохое влияние неравенства на рост экономики должно быть и будет оставаться предметом исследований социологов. А те, кто управляет экономикой, должны фокусироваться на оценке результатов и моделей распределения доходов, а не на загадке, которая всё равно никогда не будет до конца решена.

Три тенденции диктуют необходимость такой переориентации. Во-первых, хотя последние исследования приходят к выводу, что повышение неравенства ведёт к снижению темпов долгосрочного роста, другие данные оспаривают данный вывод, делая решительные заявления, которые невозможно доказать, в том числе и потому, что различные причины и виды неравенства, по всей видимости, оказывают различное влияние на рост экономики.

Во-вторых, большинство исследований фокусируется на проблеме влияния неравенства на экономический рост, а не на том, как на него влияют те или иные конкретные политические меры. Первое интересно социологам и историкам, а вот для властей имеет значение второе.

И, наконец, в-третьих, политики, как правило, защищают свою политику с точки зрения её влияния на средний класс или бедных, а не на арифметическое среднее доходов в экономике в целом, где увеличению дохода на $1 у бедного человека и у миллиардера придаётся равный вес. В результате, даже если снижение неравенства оказалось бы негативным для общего роста экономики, оно всё же может оказаться сравнительно позитивным для социального благосостояния, если положение многих домохозяйств со средними доходами в результате улучшается.

Факт в том, что экономическая политика в реальном мире имеют нюансы и локальную специфику, поэтому поиск единого ответа на вопрос, как – и в какой мере – неравенство влияет на рост экономики, превращается в сизифов труд. Вместо того чтобы задумываться о том, как сбалансировать рост экономики и неравенство, властям следовало бы сосредоточиться на вопросе о степени влияния их политики на средние доходы и другие индикаторы благосостояния.

Беспроигрышные меры, определяемые как механизмы распределения доходов, которые одновременно помогают росту экономики и снижают неравенство, легче всего оценивать и выгоднее всего принимать. Классический пример – образование. Реформы, которые стоят дёшево или вообще ничего, например, улучшение качества начального и среднего образования, показали, что они стимулируют экономический рост, улучшая при этом ситуацию с неравенством. Даже реформы, которые стоят дороже, например, расширение дошкольного образования в США, приносят экономические выгоды, которые значительно превосходят налоговые потери, вызванные необходимостью финансировать эти реформы.

Подходы подобного рода – я называю это политикой «всё хорошее приходит вместе» – можно было бы применять и в других секторах экономики, которые страдают от недостаточной конкуренции. Более строгая антимонопольная политика или расширение прав собственности пользователей на данные помогли бы усилить конкуренцию и – в ходе этого процесса – повысить эффективность и улучшить распределение доходов.

Любую политику, которая содействует росту экономики или снижению неравенства, но при этом не влияет негативно на другие переменные показатели, тоже можно отнести к категории беспроигрышных. Например, нейтральная для доходов бюджета реформа налогов на бизнес могла бы повысить уровень производства без серьёзного влияния на распределение доходов.

Намного труднее оценивать меры, которые предполагают балансирование между ростом экономики и неравенством. В качестве примера представьте себе эффект гипотетического снижения налогов на труд на 10%, оплачиваемого за счёт фиксированного налога, смоделированного с использованием неоклассической модели экономического роста Фрэнка Рамсея. Этот сценарий я детально описал в недавней статье, подготовленной для серии конференций «Переосмысление макроэкономики», координаторами которой являются Оливье Бланшар и Лоуренс Саммерс. Подобный план хорош для роста экономики – в среднем ВВП повышается на 1%. Но для понимания, как эта политика реально отразится на налогоплательщиках, я применил этот сценарий к реальному распределению доходов домохозяйств США в 2010 году.

Почти все домохозяйства в этой модели ощутили повышение доходов до уплаты налогов. Однако налоги выросли для двух третей домохозяйств. Для домохозяйств со средними доходами повышение налогообложения компенсировалось доходами, однако у них упали расходы на досуг. В результате, данная налоговая новация ухудшила положение примерно 60% домохозяйств, даже несмотря на то, что средний доход домохозяйств вырос, благодаря приросту доходов у самых богатых.

Этот анализ не даёт ответа на вопрос, является ли данная налоговая мера, приведённая в качества примера, хорошей идеей. Однако большинство политиков, скорее всего, её отвергнут, если они поймут, что рост экономики будет достигаться за счёт повышения налогов для двух третей домохозяйств, заставляя медианное домохозяйство работать больше, чтобы получить тот же самый доход после уплаты налогов.

Социологи должны продолжать задаваться вопросом, как именно – хорошо или плохо – неравенство влияет на рост экономики. Необходимо проводить дополнительные исследования о переменных показателях, влияющих на рост экономики, таких как, например, медианный доход. Тем временем, экономисты должны уделять меньше внимания неравенству в целом, и больше – конкретным мерам, которые могут повышать или снижать неравенство.

Но у властей иные приоритеты, чем экономистов. Политики должны задумываться не о переосмыслении макроэкономики, а о том, можно ли достичь конкретных целей улучшения общественного благосостояния и распределения доходов с помощью беспроигрышных или оправданных компромиссных мер. Ответ может быть такой: следует обращать меньше внимания на агрегированные данные и больше – на то, как принимаемые решения влияют на жизнь реальных людей.

Project Syndicate, 2018