• 7572
История уродства от «ARTиШОК»: красота, заброшенные цеха и зеленый фургончик

Данияр Молдабеков, специально для Vласти

Фото Жанары Каримовой

Автосборочный завод «Искер». Трубы, из которых не валит пар; ржавые гаечные ключи на неровном асфальте; тишина и редкие голые деревья; надо прилично пройти, чтобы услышать лязг железа. Это СТО и магазины автозапчастей. Картина немного оживает – дельцы договариваются о новых поставках, а уставший рабочий СТО, поставив ногу на шину, закуривает сигарету. К выцветшему фургончику, матерясь, шаркает старик, сгорбленный под тяжестью ведра с зеленой краской. Затем – вновь пустые здания и тишина. Ее сменяет мерный барабанный бой и уханье бас-гитары. Труппа театра ARTиШОКрепетирует спектакль по книге Умберто Эко «История уродства».

История готовящегося спектакля началась вдали от индустриальных руин, в уютном здании «Гете-Института» Санкт-Петербурга.

«Все началось год назад, когда Гете-Институт организовал встречу творческих коллективов со всего СНГ. Там инициировали проект – междисциплинарная лаборатория «Поверх барьеров». Он включает в себя создание проектов в области театра, музыки, медиа. Перед нами стояла задача познакомиться друг с другом, а потом совместно сгенерировать какие-то идеи. Мы подружились с Сашей Любашиным, хореографом. У нас давно зрела мысль, сделать что-то связанное с танцами и хореографией. У Антона Болкунова (режиссер спектакля – V) была идея поставить «Историю уродства», я предложила делать ее в формате Site-Specific». Ее поддержал не только Гете институт, но и Программа развития ООН в Казахстане», - говорит продюсер спектакля и актриса «Артишока» Анастасия Тарасова.

В заброшенном цехе, где идут репетиции, холодно. Но спектакль – пластический: актеры причудливо танцуют, что не дает им замерзнуть. Впрочем, они, скорее всего, мало думают о холоде. Перед ними стоит непростая задача – «оживить» старый и пахнущий сыростью цех. Это и есть SITE-SPECIFIC - направление в современном театре, «когда пространство действенно и приобретает особый художественный статус (…) функцию живого творческого начала, равную исполнителю».

По словам Анастасии Тарасовой, эту благородную мысль было трудно донести до арендодателей.

«Мы знали, что в центре города есть несколько заброшенных мест, которые подошли бы под нашу задумку. Начальники этих объектов встречали нас по-разному. Где-то было трудно объяснить специфику спектакля. Где-то, едва услышав слово «аренда», заряжали бешенные суммы. Но в итоге мы нашли, кажется, идеальное место», - говорит Тарасова.

«История уродства» – публицистический труд умершего в этом году итальянского писателя и ученого Умберто Эко. Режиссер Антон Болкунов говорит, что его спектакль создан под впечатлением от этой книги, а не следует ей буквально, но задача донести все равно непростая. Для ее решения режиссер использует не только хореографию, которую ставит россиянин Александр Любашин, но и музыку.

«Моя задача, — говорит барабанщик Артем Пыльнов, — как и моего коллеги бас-гитариста, не создать саундтрек, не быть таперами, а стать частью общего дела. Мы выполняем те же функции, что и актеры, только при помощи своих инструментов. Это не закулисный аккомпанемент, когда ты сидишь где-то в глубине сцены. Музыкальный инструмент, как оказалось, может быть частью пластического и разговорного действа».

Труппа оживленно репетирует. Режиссер и хореограф делают замечания и дают советы. Мало слов, но много музыки и действия. Актер, одетый в чиновничий костюм, дергается и жутковато покрикивает. Это Айдос Женисулы. Он согласен, что исследовать самые темные тайники человеческой души — дело сложное для нервов, но он профессионал.

«В реальной жизни я стараюсь себя сдерживать», — говорит Женисулы, признавая, что любой человек слаб, а в мире полно соблазнов.

Женисулы играет акима города N, который балует свою дочь, позволяя ей делать все что угодно. Девушка, зациклившись на внешнем лоске, ввергается в нравственное падение, вслед за собой утягивая весь город. В нем начинают царить алчность и – буквально – каннибализм. Нравственное уродство переходит в уродство физическое.

Часто в обычной жизни мы нравственное уродство не всегда замечаем. Не хотим видеть. Здесь же, в спектакле, все это подчеркнуто, у тебя другое восприятие. В жизни это воспринимается спокойнее», — говорит помощник художника по костюмам Камилла Нугманова.

После репетиции и яростных споров по поводу отдельных сцен, Болкунов, закурив сигарету, рассказывает о специфически казахстанском уродстве. На его взгляд оно заключается в отторжении собственной культуры.

«Уродство наше заключается в отторжении собственной культуры. Она вроде есть, но она такая банкетная что ли. В Алматы сносят кинотеатры, а на их руинах строят «Макдональдс». По мне так это и есть наше уродство», — говорит Болкунов.

Впрочем, по его словам, он хочет показать в спектакле моральное уродство, которое свойственно современному человеку в любой точке земного шара.

«Я не думаю, что здесь мы говорим исключительно о казахстанском. Но контекст наш», — сказал режиссер.

Анастасия Тарасова добавила: «Мы исследуем понятие уродства. Раньше это была физиология. В последнее время, скорее, это заключается в образе жизни человека, который может выглядеть очень красиво, но совершать уродливые поступки. И, наоборот, за уродливой внешностью может стоять красивая жизнь».

Одна из основных задач, которые ставит перед собой режиссер, — понять, где грань между уродством, красотой и искусством.

«Для меня сама по себе интересна формула: есть уродство, есть красота, а есть искусство, которое состоит из них. Красота и уродство меняются, переходят одно в другое. Большой вопрос, где эстетика переходит в нравственность. А где в жизни этот переход?», — задается вопросом Антон Болкунов.

Репетиция началась утром, а закончилась вечером. Тьма скрыла заброшенный вид цехов и производственный мусор. Выцветший и потрепанный фургончик стал зеленым.

Еще по теме:
Свежее из этой рубрики