Экономика голода и репрессий

Дмитрий Мазоренко, Vласть

Графика Асылхана Назира

В общественном сознании ощущение хаоса и опустошенности всегда было неотделимо от понятий войны и революции. В контексте событий, которые Российская империя пережила за период собственного распада и формирования Советского союза, соединение этих категорий выглядит особенно уместным. Спираль социальных катаклизмов Первой мировой и гражданской войны привели новое государство к экономической и демографической катастрофе. По падению уровня жизни и росту смертности Советский союз серьёзно опередил Западную часть мира.

Два историка российской экономики Андрей Маркевич из Российской экономической школы и Марк Харрисон из Университета Уорик в одном из своих исследований установили, что в 1913 году, перед началом всех потрясений, на будущих советских территориях проживало 133 млн. человек. К 1928 году численность населения возросла до 152 млн. человек. Однако за этот период страна пережила несколько демографических кризисов, возникших из-за стечения политических и экономических обстоятельств.

Историки вычислили, что с мобилизацией экономики перед Первой мировой войной Российская империя, частью которой был и Казахстан, справилась лучше, чем утверждалось в исследованиях других учёных. Спад страна почувствовала только в 1916 году, когда он достиг 10%. Примерно такие же последствия войны испытали Бельгия, Германия и Франция. Но на этом положение империи ухудшаться не перестало: за 1916-1917 годы её ВВП упал на 18%.

Этого спада было достаточно, чтобы уместить в себе глубокий продовольственный дефицит. Его появлению предшествовала конфискация у крестьян зерна, скота и других продуктов питания для нужд армии, численность которой тогда превышала 10 млн. человек. Более того, руководство империи принуждало наиболее компетентных из них участвовать в военных действиях. В одной только Московской губернии 44% хозяйств остались без работников-мужчин.

Значение имела и большая нагрузка на железнодорожную систему. Ей не хватало вагонов и паровозов, чтобы обеспечить продовольствием крупные города и военный контингент. Логистический хаос сбивал графики движения составов, из-за чего складывались парадоксальные ситуации: европейская часть России могла объявлять «мясопустные» дни, в то время как у железнодорожных станций в Сибири под открытым небом гнили миллионы пудов мяса.

По этим причинам с 1913 года объём доступного продовольствия на душу населения сократился более чем на 50%. Причём сокращение было неравномерным – основной удар приходился на жителей крупных городов. Продовольственный вопрос стал главным политическим потрясением для империи: по крупным городам прокатилась волна бунтов и беспорядков, окончившаяся Февральской революцией. Большевикам, пришедшим к власти в октябре 1917 года, досталась страна с разрушенной системой распределения продовольствия. Весной 1919 года энергетическая ценность рациона среднего рабочего в Петрограде не превышала 1600 килокалорий и была в два раза ниже, чем четырьмя годами ранее.

Последствия войны, революции и продолжающегося раскулачивания крестьян привели к самому масштабному падению экономики. За 1918-1919 годы ВВП уже Советского союза сократился ещё на 48%. Согласно расчётам исследователей, спад производства в большей степени наблюдался в крупной промышленности, национализированной большевиками. К концу Первой мировой войны заработная плата рабочих составляла лишь около 4% от довоенного уровня. Люди выживали за счёт государственных и частных накоплений, скрытых от советских властей запасов, а также обмена между собой.

К 1920 году советским властям удалось вернуть крупную промышленность на траекторию умеренного роста. Но ситуация в сельском хозяйстве по-прежнему оставалась плачевной. Политика конфискации излишков продовольствия уничтожала у крестьян стимул выпускать продукцию сверх физиологического минимума. Между властью и сельским населением началась ожесточённая борьба за производство и сбор достоверной информации о его реальных объёмах. Учёные и специалисты подвергались насилию и могли лишиться жизни, если их уличали в искажении данных о запасах.

Серьёзный урон сельскому хозяйству причинили и два предыдущих неурожайных года. Они стали одной из главных причин еще одного голода, более массового и катастрофичного, чем прежде. По подсчётам исследователей, за неспокойный период 1914-1923 годов избыточная смертность в Советском союзе составила 13 млн. человек. При этом лишь 1 из 8 преждевременно ушедших из жизни погиб во время войны, остальные скончались от голода, болезней и столкновений во время революции. Но вопреки этому общая численность населения продолжала расти из-за высокой рождаемости и увеличения миграции, возросшей после краха империи.

В 1922 году началось послевоенное восстановление экономики, когда советские власти решили вернуть рыночные отношения, торговлю между городами и деревнями и частную собственность в малые сектора промышленности. После начала программы Новой экономической политики (НЭП), восстановление экономики шло быстрыми темпами, хотя доходы на душу населения продолжали оставаться ниже довоенных. Но к апрелю 1929 года стремительный рост был исчерпан и в следующие годы уже не поднимался выше 10%.

Несмотря на продолжительное восстановление экономики, данные Маркевича и Харрисона опровергают утверждения других учёных, что НЭП представлял собой эффективную политику, которая помогла создать эффективные институты, ставшие основой для долгосрочного развития советской экономики. Несмотря на рост инвестиций, с 1925 года сельское хозяйство и малая промышленность продолжали стагнировать, а уровень доходов и потребления населения оставался ниже довоенного.

Большевикам оказалось сложно в течение длительного времени совмещать мягкие бюджетные ограничения в промышленности и рыночные отношения в торговле с сёлами. Углубление дефицита бюджета СССР поставило перед ними выбор: либо справляться с ним через введение ценового механизма, либо силой навязывать другой способ функционирования экономики.

К тому моменту на смену Ленину пришёл Сталин и отдал предпочтение второму варианту. Это уничтожило не только НЭП, но и последние шансы на восстановление потребления – подавлять его стали ещё сильнее. Государство начало инвестировало большую часть бюджетных средств в развитие промышленности, продолжало заниматься коллективизацией, отъёмом собственности и перебрасыванием рабочей силы из аграрных регионов в города. В начале 1930-х годов в Советском союзе вновь начался голод.

С этого момента значительно увеличился разброс падения потребления в регионах, особенно сельских. Контроль распределения продовольствия сделал процесс изъятия зерна ещё более радикальным, что сказалось на самочувствии жителей Казахстана, Украины, Поволжья и Северного Кавказа. По всему Союзу эта волна голода стала причиной преждевременной смерти 5,5-6,5 млн. человек.

Уровень благосостояния населения начал восстанавливаться лишь в середине 1930-х годов, достигнув пика в 1939 году. С 1904 реальные доходы населения к тому моменту выросли на 75%, однако большая часть роста пришлась на 1933-1937 годы. Тем не менее, к 1937 году объёмы советской экономики едва восстановились до уровня 1913 года. Из чего учёные пришли к выводу, что все действия Сталина позволили лишь восстановить экономику от последствий революции 1905 года, Первой мировой войны, Революции 1917 года, гражданской войны и его собственной политики коллективизации.

Событием, которое предопределило самочувствие экономики в следующие 10 лет, стала Вторая мировая война. Вместе с мерами по подготовке к ней, которые включали масштабное перевооружение и «Большой террор» 1937-1938 годов, когда партийное руководство искореняло «потенциальных врагов» внутри страны, тяготы войны привели к сокращению потребления на 50%. К концу войны на Украине, в юго-западных частях России и Молдавии случился очередной продовольственный кризис, увеличивший потери населения. За время войны избыточная смертность по обе стороны фронта составила 26 млн. человек.

Группа других исследователей вместе с экономистом Сергеем Гуриевым провела другое исследование, которое более подробно отвечает на вопрос был ли нужен Сталин для экономического развития СССР. Согласно нему, Сталину действительно удалось снизить барьеры для перераспределения труда и капиталовложений в промышленность, которым раньше мешал реакционный общественный дух. Институт общины сдерживал возможности для переезда из сёл в города - в 1928 году почти 90% экономически активного населения было занято в сельском хозяйстве, а неразвитость финансовых рынков и отсутствие конкуренции препятствовали инвестициям в промышленность. Однако его реформы были проведены с аномальной и избыточной жестокостью.

Одним из главных элементов его экономической политики были «ценовые ножницы». Его принцип заключался в том, что государство конфисковало у крестьян зерно по заниженным ценам или просто отбирало «излишки». Удручающая продовольственная ситуация в сёлах вынуждала людей переезжать в города и искать работу в секторе промышленности. Однако политика коллективизации не была эффективна. К концу 1930-х годов производительность в сельском хозяйстве вернулась к дореволюционному уровню, но в промышленном секторе она отставала от него и была даже в полтора раза ниже, чем в 1928 – в год окончания НЭПа.

Однако удар по населению был более весомым. За 1928-1940 годы сталинская индустриализация привела к 25% сокращению потребления. И эти жертвы не были оправданы. Согласно модели экономистов, которая предполагала отсутствие Второй мировой войны, эта политика промышленного развития помогла бы компенсировать только 16% потерь потребления. То есть, даже при самых благоприятных сценариях сталинская политика не могла быть эффективной.

Не учитывая трагические последствия голода, репрессий и террора, а также рассматривая только экономические издержки и выгоды, этот опыт развития экономики нельзя считать историей успеха. Скорее, это пример того, как насильственное переустройство хозяйственных отношений может подорвать развитие промышленности, угнетать население и ухудшать его благосостояние.

Главное фото - openrussia.org

Маргарита Бочарова, Vласть

Теме сталинских политических репрессий в казахстанском учебнике истории для 9 класса посвящено два параграфа и один единственный урок. Vласть поговорила с учителями истории трех школ, чтобы выяснить, как тема преподносится детям, много ли учеников ею интересуются, и почему в будущем она может стать недоступной для понимания в школах.

Лязат Нуралиева уже многие годы работает учителем истории в средней школы им. Каныша Сатпаева в Каскелене и убеждена: «Тот объем, который у нас сейчас изучается в девятом классе, достаточный, потому что там освещаются репрессии разного периода и разного действия». Между тем, никто из опрошенных учителей не стал отрицать, что основной акцент в школьной программе все же сделан на репрессии против казахской интеллигенции.

«Первые годы существования советского государства большевики понимали, что им национальная интеллигенция нужна. Потому что это грамотная, образованная часть населения, а для того, чтобы управлять нашим краем, такие люди нужны. И в какой-то степени они пошли на компромисс: «Вы нам нужны, поэтому мы можем закрыть глаза на ваше когда-то несогласие с нашими взглядами на будущее государства». Я имею в виду тот момент, когда лидеры партии «Алаш» выступили на стороне «белых» в годы гражданской войны. Но как только основы советского государства были созданы, с ними постепенно начинают расправляться без каких-либо реальных, объективных оснований. Что вызывало недовольство большевиков? Казахская интеллигенция просто-напросто высказывала свое мнение - разумное, с учетом особенностей нашего края, интересов казахского народа. При этом она никогда не выступала против советской власти, не призывала к ее свержению. Но так как мнение интеллигенции не совпадало с мнением большевиков, поэтому оно и не имело права на существование», - рассказывает Лязат Сабитовна.

Учитель отмечает, что особое удивление у учеников всегда вызывает тот факт, что гонениям, как правило, подвергались и члены семей казахских интеллигентов. «Конечно, пытаюсь детям объяснить. Дело в том, что советское государство - огромное, многонациональное, население многомиллионное. Управлять очень сложно. А управлять человеком очень удобно, когда он боится. Поэтому нужно было вселить в людей страх. Когда они видят каждый день, что кого-то забирают и объявляют «врагом народа», конечно, это может заставить человека сдержать себя не только в действиях, но даже и в мыслях», - говорит Лязат Сабитовна.

Когда ученики узнают, что под пресс советской репрессивной машины после войны попал и известный ученый Каныш Сатпаев, чье имя носит школа, в которой они учатся, вопросов становится еще больше. «В Казахстане принимается постановление о грубых ошибках в работе института языка и литературы академии наук Казахской ССР. Тогда репрессиям подверглись такие известные деятели культуры как Мухтар Ауэзов - он якобы не так освещал прошлое нашего народа, не так преподносил, как это хотелось бы партийным руководителям. Президентом академии наук был Каныш Сатпаев. Именно тогда ему и сделали замечание, почему он не предпринимает никаких действий по наказанию таких деятелей культуры и науки, их нужно исключить из членов академии наук. На что он отреагировал отрицательно. Он сказал, что в их деятельности ничего опасного, преступного для государства нет, и, естественно, сам поплатился: его снимают с поста президента академии наук. Вот пожалуйста: ты не согласился, ты не поддержал какое-то решение, и тоже оказываешься среди тех, кого объявляют опасным для государства», - поясняет учитель истории.

Акмарал Шарипанова, учитель истории общеобразовательной школы №20 в Алматы, кроме этого подчеркивает:

«Ирония обвинений репрессированных заключалась в том, что в свое время репрессиям подверглись не только представители казахской интеллигенции, которые были деятелями партии «Алаш», но и те люди, которые были членами коммунистической партии, боролись за создание коммунизма, стояли у истоков установления советской власти на территории Казахстана. Это противоречие объясняется тем, что просто всех под одну гребенку стригли, без разбора».

Молодой учитель истории считает, что политические репрессии - «закономерность, а не случайность, потому что все к этому и шло» с момента национально-освободительного восстания казахского народа в 1916 году. Она рассказывает, что однажды на уроке речь зашла об одном интересном факте: «У таджиков в 1937 году было репрессировано 7 человек, по официальным источникам, узбеков - 1 человек, еще у какого-то народа 2 или 3 человека, а у казахов - 25 тыс человек. Почему такой большой интерес репрессировать, расстрелять, осудить был именно по отношению к казахскому народу, казахским интеллигентам? Потому что казахский народ устраивал самые частые восстания среди всех этих народов, это мы в восьмом классе проходили. На этом фоне надо было какие-то меры предпринимать».

При этом Акмарал Алимгазиевна отмечает, что во время объяснения этой темы старается быть максимально корректной. «Когда ты касаешься истории Казахстана, ты так или иначе касаешься интересов казахского народа. После рассказов о расстрелах, у детей невольно возникает вопрос: «Как это могло случиться с Казахстаном и казахским народом?». Когда пытаешься объяснять им, что это дело рук в свое время Российской империи, а потом ее законного преемника - Советской власти, стараешься преподносить все это детям с толерантной точки зрения. Дети представляют себе, что русские и казахи как бы враги, но мы действительно стараемся объяснять, что это не так, что казахи и русские всегда шли рука об руку, несколько столетий были братьями. Даже сами русские помогали казахам во время национально-освободительного восстания 1916 года, восстания Утемисова, Кенесары Касымова, были специальные русские отряды. Они помогали казахам защищать их интересы, потому что видели, в какое бедственное положение попали казахи в свое время, став жертвой политики российского правительства. Всегда стараешься детям объяснять, что мы не были против русского народа, мы выступали против российского правительства, как и сами русские вообще», - говорит учитель истории.

Еще один учитель истории одного из алматинских лицеев, попросившая не называть ее имени, преподносит своим ученикам причины политических репрессий несколько иначе: «Нужно было, конечно, побороть сопротивление республиканских вождей. Это касается не только Казахстана, но и всех республик. Ситуация в стране в 30-е годы была тяжелая, и я ученикам говорю, что нельзя все объяснить особой жестокостью и паранойей Сталина. Это была проблема сохранения независимости страны, проблема социально-психологическая – задавить любую мысль, что возможна какая-то автономия, что можно жить не в СССР. Вторая причина – экономическая. Это индустриализация. Для гигантских строек нужна была бесплатная рабочая сила. Содержание огромного количества заключенных в лагерях – не просто так. Это они строили гигантские промышленные предприятия, которые, в сущности, предопределили победу в войне. То есть репрессии нужны были для сохранения независимости, выживания страны, как бы это ни звучало».

Учитель считает, что репрессии «чуть ли не прямым образом» позволили выиграть Великую Отечественную войну - и не только с экономической точки зрения. «Что касается казахской интеллигенции, они еще помнили, у них еще с 1917 года зрела мысль, что можно существовать отдельно от России, от Москвы, от правительства. И чтобы на корню задушить эту идею, чтобы вообще никто больше эту идею не высказывал, и нигде она не проглядывалась, нужно было их просто уничтожить, и всех их родственников – и дальних, и близких. Но в итоге в долгосрочной перспективе – как и в любом тоталитарном государстве – это привело к сплоченности народа в годы войны. Чтобы у людей было такое воспитание, что СССР – главная страна, нужно было уничтожить все эти мысли, всех людей, которых обвиняли в национализме. В конце концов, это привело к единению всех народов с началом войны, что и вылилось в массовый патриотизм», - говорит учитель.

Она не стесняется признаваться в том, что в ущерб другим предметам, которые ведут учителя истории в казахстанских школах («Всемирная история», «Религиоведение», «Человек. Общество. Право»), проводит дополнительные занятия, посвященные политическим репрессиям. «В основном, пользуюсь, конечно, Солженицыным - «Архипелаг ГУЛАГ». К каждой теме стараюсь найти на Youtube документальные фильмы - они в основном российского производства - и обязательно хоть какими-то кусочками детям показываю. Когда цитирую им Солженицына, вижу, что вопросов нет ни по дисциплине, вопросов вообще ни о чем нет, когда рассказываешь детям, что можно на пять лет отправить человека в лагерь за то, что он выключил радио во время выступления Сталина в коммуналке или поставил кружку с чаем на портрет Сталина, и на тебя донес сосед, и все – этот факт они запоминают если не на всю оставшуюся жизнь, то надолго. В учебниках же у нас таких фактов нет», - рассказывает учитель истории.

«Девятиклассники ничего не понимают»

Акмарал Шарипанова уверена, что 45 минут для рассказа о сталинских политических репрессиях - не достаточно. «Не успеваешь объяснить, записать, не успеваешь проанализировать ситуацию, вопросы задать», - сетует она. Иногда, по ее словам, удается показать детям документальный ролик минут на 5-7 (при этом в кабинете истории нет телевизора, ученики ненадолго спускаются в класс с интерактивной доской), ведь «сами же они дома не смотрят, хотя и есть интернет».

Акмарал Алимгазиева - противница конспектов, поэтому она не заставляет своих девятиклассников конспектировать, на дом задает лишь прочитать очередную главу учебника, а во время объяснений на уроках старается делать акцент на обобщения и анализ - факты, дескать, они и так будут заучивать перед ЕНТ в 11 классе. Учитель говорит, что обычно около половины девятиклассников действительно проникаются темой политических репрессий и проявляют к ней интерес.

У Лязат Сабитовны не такая оптимистичная статистика: «Если человек 15 (из 50 - V) проявляют интерес в частности в этой теме и вообще к истории советского государства - я думаю, что это неплохо». Подобно своей коллеге она считает, что намного важнее донести до учеников не цифры, а целостное представление о процессе политических репрессий, его значении.

«Пусть он думает, пусть он мыслит, пусть он сопоставляет и ценит то, что сейчас есть. То, что сейчас он может пользоваться правами. Я их наталкиваю на мысль о том, что правами тоже надо уметь пользоваться, этому тоже надо учиться – не просто там кричать и бить кулаком в грудь. Большая часть не умеет пользоваться своими правами, поэтому демократию в подлинном варианте мы еще не скоро создадим. Ну ничего, перспектива будущего же, я надеюсь, у нас успешная», - говорит учитель истории.

Акмарал Алимгазиевна тоже не пытается идеализировать настоящее: «Даже сейчас редко найдутся люди, которые будут говорить об интересах народа. Все равно есть какой-то страх у людей, что есть семья, дети, родственники, а твои действия могут навредить им впоследствии», - говорит она, продолжая разговор о трагических судьбах казахской интеллигенции. Она считает, говорить о ней детям чрезвычайно важно: «Та же Великая Отечественная война! У нас же не возникает вопроса, а действительно ли было важно сражаться за родину. Это то же самое. Мы должны помнить о жертвах политических репрессий, потому что они сражались, боролись, не испугались, не прятались, они воевали, не боялись слова сказать в интересах казахского народа. Наша независимость сейчас - это их рук дело. Их большая заслуга в этом есть, не меньшая заслуга чем людей, сражавшихся на войне».

Учитель истории из алматинского лицея, пожелавшая остаться неназванной, не отрицает значимость обсуждаемой темы, но обращает внимание на другое - учебник истории переиздается каждые четыре года. «Кто-то лоббирует интересы, раз кто-то переиздает эти учебники, потому что изданный в этом году учебник будет практически такой же (как и изданный в 2013 году - V) - в каждом параграфе поменять два предложения не проблема. Государством выделяются большие средства на переиздание», - отмечает она.

Учитель особо отмечает, что большое значение для понимания этой темы имеет возраст учеников. «До 2007 года была другая программа, эта тема изучалась в 10-м классе, и она, грубо говоря, лучше ложилась на ум. Через два года у нас вводится новая программа, и эта тема будет изучаться уже в восьмом классе. И это будет большая проблема, ее не будут запоминать, и никто не будет учить. Лет с 16-ти надо изучать эту тему», - считает она.

С сожалением учитель отмечает, что по политическим репрессиям можно проводить «классную» внеклассную работу, но возможности для этого - особенно в рамках лицея - нет. «Им и так очень много надо к тестам подготовить, а это все – лишняя работа. В других школах я знаю массу учителей, которые только внеклассной работой занимаются и к тестированию не готовятся. Но мы – лицей, и нас очень гоняют за то, если мы не выдаем нормальный результат на тестах», - подчеркивает она.

Между тем, учитель уверена, что механическим заучиванием фактов ограничиваться тоже нельзя. «Открывая параграф, девятиклассник читает, и ему нереально понять. У них нет такой субъективной памяти, они ничего не понимают. Читают, все слова для них знакомы, а как их свести, понять, что из чего логически вытекает, без объяснения невозможно. Но учебники написаны тоже не с потолка. Они на это и рассчитаны – учить детей учиться. Не объяснять, как по старосоветски – каждый учитель тему сначала объяснял, и все сидели и слушали. Надо так организовать, чтобы каждый ребенок прочитал… Ну не могут они понять, ты хоть убейся! А не можешь понять – неинтересно. А неинтересно – не хочу делать. Все, круг замкнулся», - резюмирует она.

Фото Жанары Каримовой, Чингиза Сайханова

Экономика голода и репрессий

Что рассказывают казахстанским школьникам о репрессиях?

«Девятиклассники ничего не понимают»