Яцек Ростовски, министр финансов и заместитель премьер-министра Польши в 2007-2013 годах
Прошло чуть больше трех месяцев после июньского решения Соединенного Королевства покинуть Европейский союз, а политика становится неконтролируемой. Возникла почти революционная – и очень небританская ‑ динамика в развитии событий, и, как сказала британская премьер-министр Тереза Мэй в своей речи «сторонника Малой Англии» на конференции Консервативной партии в этом месяце, цель Великобритании ‑ проведение «жесткого Брексита».
Это предложение противоречит британскому общественному мнению, которое остается умеренным в вопросе полного разрыва отношений с ЕС. Согласно опросу Би-би-си в июле, 66% респондентов полагали, что «поддержание доступа к единому рынку ЕС» является более важным, чем ограничение свободы передвижения людей. В опросе ICM в том же месяце только 10% респондентов отметили, что они поставили бы запрет на свободное перемещение людей приоритетным по сравнению с доступом к единому рынку, в то время как 30% респондентов считали оба условия одинаково важными, а 38% респондентов посчитали важнейшим доступ к единому рынку.
Эти результаты удивят только тех, кто поверил в информацию о том, что на Западе происходит крупномасштабное ксенофобское восстание против элит. Хотя лагерь сторонников «Выхода из ЕС», конечно же, включает много желающих «Жесткого Брексита», основная мотивация которых ‑ прекратить свободное перемещение людей, но в рядах сторонников были также многие люди, которые верили Борису Джонсону, бывшему лондонскому мэру и нынешнему министру иностранных дел, который обещал (и все еще обещает), что у Великобритании будет свой пирог и она съест его сама.
На самом деле, несмотря на многочисленную фракцию сердитых белых избирателей из рабочего класса среди сторонников «Выхода из ЕС», избиратели из среднего класса, сторонники продолжения торговли в едином рынке, вместе с избирателями из лагеря «Остаться в ЕС» составляют явное большинство из числа всех, кто голосовал на июньском референдуме. При нормальных обстоятельствах можно было бы ожидать, что политика правительства отразит предпочтение большинства и будет стремиться к «мягкому Брекситу». Вместо этого появился классический революционный образец разрыва отношений.
Сторонники выхода утверждают, что если народ высказался за Брексит, то теперь обязанность правительства осуществить «настоящий» Брексит. Но правительство должно преодолеть деструктивные помехи, такие как сопротивление высокопоставленных государственных служащих и сторонников «Остаться в ЕС», которые составляют большинство в Палате общин и одобряют Брексит только номинально – для них это «фиктивное» решение, которое никогда не даст реальной выгоды.
В этой революционной концепции худшие элементы политических традиций Европы вытеснили британский прагматизм. Считается неважным то, чего хочет большинство британских избирателей. Проводя «жесткий Брексит», лагерь сторонников «Выхода из ЕС» не будет рассматриваться избирателями как их ходатай на переговорах с ЕС – и это неизбежно произойдет, вне зависимости от того, как часто премьер-министр Мэй это отрицает.
По двум простым причинам у Европейского Союза будет преимущество на переговорах. Во-первых, Великобритания может больше потерять в экономическом плане. Хотя общий экспорт других стран-членов ЕС в Великобританию в два раза превосходит экспорт Великобритании в страны ЕС, объем этого экспорта в ЕС как доля ВВП Великобритании составляет в три раза больше, чем доля экспорта из ЕС в Великобританию по сравнению с долей экспорта стран ЕС от их ВВП. Аналогично, Великобритания имеет положительное сальдо с ЕС по торговле услугами, что имеет намного меньшее значение для остальной части ЕС, чем для Великобритании.
Во-вторых, точно так же, как Всестороннее экономическое и торговое соглашение ЕС с Канадой, любая обсуждаемая договоренность между ЕС и Великобританией должна будет быть единодушно одобрена всеми странами-членами ЕС. Таким образом, переговоры в действительности будут проходить не между Великобританией и ЕС, а скорее среди членов ЕС. Великобритания, которая не будет присутствовать на этих переговорах, должна будет просто принять или отклонить то, что предлагает ЕС. Это было бы верно, даже если бы Великобритания обсуждала предварительно принятую договоренность, такую как членство в Европейском экономическом пространстве или участие в Таможенном союзе ЕС; это будет еще более верным, если Великобритания потребует «заказного» соглашения под свои интересы, как указала премьер-министр Мэй.
Если бы британские избиратели признали слабое положение своей страны в вопросах ведения переговоров, то сторонники Брексита, которые выиграли референдум под их обещание «снова взять на себя управление страной», столкнулись бы с политическим бедствием. Уход от переговоров по существу вопроса является самым простым способом избежать при этом неприятного разоблачения.
Таким образом, с политической точки зрения, «жесткий Брексит» в действительности является самым легким путем для правительства. Однако экономически «жесткий Брексит» будет стоить очень дорого, и эту цену Великобритания должна будет платить в течение многих последующих лет.
Единственное утешение ‑ то, что революционный импульс Брексита не может быть долгосрочным. Вскоре после того, как лагерь сторонников «Выход из ЕС» обозвал бюрократов в государственной службе Ее Величества «врагами народа» – типичном заявлении ранних стадий революции – сторонник Брексита, министр внешней торговли нового правительства Лиам Фокс высмеял британских экспортеров, назвав их «слишком ленивыми и слишком жирными» для того, чтобы добиться успехов в его храброй новой Великобритании свободной торговли.
Такая риторика ‑ признак отчаяния. Она несет эхо времен упадка Советского Союза при Леониде Брежневе, когда марксистские апологеты настаивали ‑ в коммунизме нет ничего неправильного, за исключением того, что человечество еще недостаточно созрело для него. Если дальнейшее развитие событий будет продолжаться в том же духе, то революционное рвение, которое мы видим среди британских политиков, может сжечь само себя, прежде чем будет осуществлен «жесткий Брексит».
