«Это действительно трудно — одновременно говорить о морали и о войне». «В чем была мораль при бомбардировке Ковентри или бомбардировке Дрездена, или в Батаанском марше смерти, или Нанкинской резне, или при бомбардировке Перл-Харбора?».

Ван Кирк прав. В условиях войны голос морали затихает. И все же, если смотреть с точки зрения жертв, я не могу не настаивать на том, что атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, это своем другое. Что-то отличает эти бомбардировки от Батаанского марша смерти, кровавой резни в Нанкине, бомбардировки Дрездена и Холокоста.

Разница заключается не в самих зверствах, а в отношении, которое испытывает к ним мир. Международное сообщество пришло к консенсусу в отношении всех этих ужасов. Они были нарушением международного права. Они не должны были вообще случиться. И нельзя позволить, чтобы они повторились. Например, те нескольких человек, которые оправдывали Холокост — их не только арестовали, но и подвергли общественному осуждению.

Что же касается атомной бомбардировки, здесь ситуация совершенно другая. Хотя большинство людей по всему миру уверены, что «беспорядочное» убийство мирного населения посредством применения ядерного оружия, это не правильно — все же не существует единого общественного мнения об его воздействии. Международное сообщество не запретило использование ядерного оружия, как это было с отравляющим газом и другими видами химического и биологического оружия.

Постоянные члены Совета безопасности ООН выступают против идеи об абсолютном запрете. Все они сами обладают ядерным оружием и хотят оставить за собой право его использовать. И хотя в 1996-м в своих рекомендациях Международный суд ООН постановил, что «угроза применения и применение ядерного оружия в принципе противоречит нормам международного права, регламентирующего вооруженные конфликты», не было заявлено, что угроза применения или применение ядерного оружия будет незаконным при любых условиях. В частности в постановлении говорилось, что «суд не может с определенностью заявить, являются ли такие действия законными или противозаконными в экстремальных обстоятельствах самозащиты, когда речь идет о самом существовании государства».

В каком-то смысле это естественно. Так как все постоянные члены Совета безопасности являются ядерными странами, баланс сил в ООН встанет под вопрос, если будет запрещено ядерное оружие. Угроза применения или применение ядерного оружия могут противоречить нормам международного права, действующим в условиях вооруженного конфликта.. При всей своей бесчеловечности это является основой всего мирового порядка.

Таким образом, выжившие после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки страдают вдвойне. В отличие от жертв, например, Холокоста — которые по крайне мере находят силы в том, что мир на их стороне — жертвы ядерных бомбардировок на протяжении десятилетий оставались без поддержки.

Даже японское правительство «отказалось» от них, ни разу не выразив протеста против сброшенных бомб. Какие бы причины американское правительство не выдвигало — не признавая незаконность бомбардировок и не принося извинений — японское правительство, прежде всего, должно нести ответственность перед своими гражданами.

В марте этого года количество выживших— как их называют «хибакуся» — сократилось до 192 719 человек. Средний возраст составляет 79,44 года. Рано или поздно они все покинут этот мир. И не останется никого, кто был свидетелем бомбардировок в воздухе или на земле.

И все же страдания хибакуся не всегда получают то признание, которое заслуживают. Даже на ежегодных церемониях в память о бомбардировках. Речь премьер-министра Синдзо Абэ, произнесенная 6 августа в Хиросиме и 9 августа в Нагасаки, в большей степени повторяла его же обращение в прошлом году. Спустя шестьдесят девять лет после бомбардировок жертвы все еще ждут, когда мир, наконец, поймет, что значит испытать то, что пережили они.

Когда в 1956 была основана Японская конфедерация организаций жертв атомных и водородных бомб, она призывала мир избавиться от ядерного оружия. Но то же время выступала в поддержку использования ядерной энергии в мирных целях. Согласно одному из заявлений организации «атомная энергия, у которой есть тенденция следовать по дороге разрушения и уничтожения, должна служить во имя счастья и процветания человечества». Рано утром 11 марта 2011 года цунами и ядерная катастрофа, которая в результате произошла на Фукусиме, данную точку зрения — которую многие организации хибакуся «поддерживали до того, как случилась трагедия — раскритиковали и назвали наивной. Но как можно винить жертв — у которых нет надежды и нет поддержки — за стремление найти способ превратить все то зло, ставшее причиной их страданий, во что-то хорошее?

Разве можно винить хибакуся за то, что они возлагают большие надежды на президента Обаму, который впервые выступил со своей антиядерной речью в апреле 2009? Я, например, никогда не забуду статью дизайнера Иссэя Миякэ — уроженца Хиросимы — опубликованную в газете New York Times спустя несколько месяцев после той речи. Вспоминая день, когда были сброшены бомбы, он писал: «Каждый год 6 августа мы вспоминаем о том чудовищном утре. Траурная годовщина называется Международный день мира, и сейчас в Хиросиме идет кампания — пригласить Обаму приехать. Я надеюсь, он не откажется».

Когда Обама был награжден Нобелевской премией мира в 2009, частично за свои заслуги по продвижению идеи нераспространения ядерного оружия, он сказал: «Я принимаю эту награду как призыв к действию». У американского президента осталось два с половиной года, чтобы ответить на этот призыв.

The New York Times

Нина Кузнецова, перевод с английского специально для Vласти