«Мы словно едем в одном автобусе» - основатель DaFreak Данияр Сулейменов о поддержке театра АРТиШОК

Жанара Каримова, Vласть

Фото автора и со страницы клуба DaFreak во ВКонтакте

Ночной клуб DaFreak открылся 22 мая 2004 года по адресу Гоголя 40 и был на слуху у молодежи не только Казахстана, но и ближайших стран. Клуб проработал 10 лет, сдавался в аренду под другие ночные заведения, которые не приживались и закрывались уже через полгода. Прошло 3 года и место, которое по сей день ассоциируется с клубом DaFreak, трансформируется в Большую сцену алматинского театра АРТиШОК. Vласть поговорила с Данияром Сулейменовым, со-основателем клуба DaFreak, бара Чукотка и кафе Неделька, о десятилетней истории DaFreak, дружеской аренде и нужных проектах в нужное время.

Данияр работает проектным менеджером в кафе «Жулдыз», при котором и открылся его первый летний бар «Докер».

Сулейменов: «Докер» - это существующая «Чукотка». Бар работал с мая по октябрь-ноябрь, потому что там не было окон. Мы приглашали ди-джеев и группы, раскочегаривали площадку, но потом наступали холода. Когда все работало в полную силу, приходилось закрываться. Сезонно проект проработал 2-3 года. Когда мы закрылись во второй раз, пришла идея сделать клуб электронной музыки.

Создавали мы его (DaFreak-V) с дизайнером Русланом Качуриным, моим другом «Магама» – Мухаммед-Гали Халамагамедовым и другими друзьями. На резидентсво пригласили DJ Снайпера, DJ Зайца. Также большую поддержку оказал Нурберген Махамбетов, он в то время работал директором радиостанции Shahar FM, в дальнейшем она стала Energy FM, и главным редактором Zip Magazine.

Мы нашли друг друга случайно, потому что хотели одного и того же, объединились и все пошло, как по маслу. Бывает такое: чему суждено было случиться – случилось. Все вышло очень гладко. В Казахстане только зарождались первые интернет площадки, форумы, где все общались. Мы попали в эту волну и решили запустить голодание – «Придумай название ночному клубу». Сейчас я понимаю, что это был хороший маркетинговый ход, но тогда мы действовали интуитивно.

DaFreak моментально взорвал город. Первую вечеринку мы назвали «Саундчек», она прошла 22 мая 2004 года, и на нее пришло 2-3 тысяч человек. И все это без рекламы. Просто люди нам поверили. Мы дали описание, что создаем не «элитный» ночной клуб «Престиж», например, тогда такие название были актуальны. У нас не пахло гламуром или пафосом, были демократичные цены. Это было модно, стильно, молодёжно. Тогда мы этого не понимали, но это был стопроцентный лофт: метал, кирпич, черный пол. Вся продвинутая молодежь была там, это как сходить на PopUp Store или на Clique Fest, например. У нас стоял хороший звук с ночного клуба Cream, играли резиденты Shahar-FM. Понимаете, интернет был доступен не каждому, максимум – это общение на форуме, доступ к музыке был лишь оффлайн. И это было круто, тогда было намного интереснее.

Каримова: Аналогичных клубов тогда не было?

Сулейменов: Меня лично вдохновил клуб Cream на Абая-Дзержинского, там сейчас жилой комплекс стоит. Арт-директором работал Нурберген Махамбетов и я туда ходил один совершенно, чтобы послушать музыку. У них была диджейская стена, за которой ди-джеи были словно как полубожества для молодежи, увлекающейся музыкой.

Каримова: Но они закрылись?

Сулейменов: Да, они год проработали. Закрылись, по-моему, как раз из-за начала строительства этого жилого комплекса. Но клуб имел невообразимую концепцию по музыке, это было трушное место, которое, конечно, вдохновило нас. Мы решили, чтобы это все не кануло в лету, продолжить и приобрели у них аппаратуру.

Каримова: Когда вы начали привозить ди-джеев с других стран?

Сулейменов: В первый же год. Мы не знали всей сферы. Я в клубах никогда не работал. Вообще я юрист по образованию и понятия не имел, что такое спонсорские контракты, маркетинг. Как и мои друзья, каждый из нас сделал первый шаг. Мы интуитивно двигались, методом проб и ошибок. У нас было более 120 "привозов", на тот момент это были топовые ди-джеи. Если это 2005 год, то мы приглашали Stanton Warriors, потому что они были популярны в 2005 году. У нас выступали ди-джеи с Европейских стран, с Америки. Была Алла Пугачева, грубо говоря, Верка Сердючка и некая альтернативная электронная музыка, которую мы и давали нашей аудитории.

Наш клуб знали по Казахстану. Когда были "привозы", я знаю точно, что приезжали люди из Бишкека, из Астаны и так далее. Представляете, вот кто сейчас популярный исполнитель. Например, Скриптонит, я был на его концерте недавно, я уверен, что приехало много людей с других городов, которые понимают, что в их город он не приедет. Это такая практика, мы только к ней приходим.

Каримова: А анонсы вы где давали тогда?

Сулейменов: На форуме и Shahar FM, у нас тогда еще передача своя была DaFreak FM. Она зародилась на следующий год после открытия клуба. Снайпер рассказывал о музыке, ди-джеях и так далее. Это была исключительно музыкальная программа. Эра другая была, других источников почти не было. Это даже по ощущениям не смогут понять люди вашего поколения. Когда не было интернета, был кайф. Мы брали диски друг у друга, менялись музыкой. Сейчас проще, ты можешь обо всем на свете узнать мгновенно. Тебе уже даже не обязательно самому вбивать в «поисковик», можешь просто сказать: «Окей, google, помоги мне, я хочу знать кто такой Fatboy Slim». А тогда нужно было слушать Shahar FM, например. Хочешь потанцевать, приходи в DaFreak.

Каримова: Клуб в какой-то мере сформировал то поколение алматинцев?

Сулейменов: Не совсем, клуб был частью. DaFreak на мой взгляд был один из ярчайших представителей клубной сцены. И это все шло в параллели с журналом Zip Magazine, с Shahar FM, летом на Капчагае проводились прекрасные open air «Fool moon party». Это все шло вкупе. Мы были одной большой семьей, сообществом. 2-3 тысячи человек примерно были знакомы друг с другом или двигались в одном направлении.

Каримова: А почему он закрылся?

Сулейменов: Ну, он уже изжил себя. 10 лет. В любом случае нам не было стыдно закрываться. Есть свое начало и свой конец. Он просто стал неактуален. Когда закрывался DaFreak, мы открыли «Чукотку» и «Дачу». И там я тоже работал арт-директором. Понимаете, диджейский состав, который формировался на «Даче», был уже абсолютно другой. Там была другая музыка. Насколько я помню, я только Снайпера пригласил, потому что он очень талантливый. Он только музыкой и занимается. Грубо говоря, поставь в 2005 году синти поп, тебя бы просто не поняли, поставь сейчас в каком-то модном месте брейкбит, тебя тоже не поймут. Нужно быть современником. Сейчас молодежь прется по «Тает лед», если честно я не понимаю. Да, музыка классная, но для меня это какой-то стеб, мне кажется, они угорают. Но молодежь воспринимает, как что-то крутое. Наверное, так оно и есть. Я не могу дать оценки, я немного не в теме сейчас.

Каримова: Руководство кафе «Жулдыз» не против поддержки культурных проектов?

Сулейменов: Я им озвучиваю все, они принимают решение. Говорю: «Прикольно будет, если рядом с нами будет SIGS space или Capture studio, или АРТиШОК. Это не совсем коммерческие контракты, но там все равно есть существующие бар «Чукотка» и «Дача». Намного приятнее быть соседом SIGS space, чем клуба или бара с посредственным досугом: кальянами и так далее». У нас есть уникальная возможность подобрать для себя соседей. Руководство достаточно адекватное, и у нас есть доверие, оно доказано делом. Все наши проекты качали. Они были актуальны, востребованы, каждый в свое время.

Каримова: После DaFreak там еще 2 клуба работали?

Сулейменов: Да мы сдали в аренду помещение ребятам. Они открыли клуб «VIP статус», проработали примерно полгода. Там формат был странный, честно говоря. Это как PopUp Store провести на барахолке. В качестве трэша один день можно.

Каримова: Ну, один день, как ресторан «Говно» в Москве. А так «VIP статус» - это странно, да, но таких много.

Сулейменов: Но эти люди вложились в ремонт. Лично мое мнение да, это странно. Мнение проект-менеджера неважно как, если они платят хорошую аренду. Пусть хоть «Золотой рыбкой» называются. В любом случае они трудились, тратились, вкладывались.

После них тоже сдали в аренду, и они назвали клуб «Kazaksha Discoteka». Также проработали полгода, по-моему они дольше ремонт делали. Я предлагал потом друзьям ди-джеям взять в аренду. Тут уже аренда аренде рознь. Одним мы по одной стоимости, друзьям совершенно по другой, формальной. Но они отказались, все-таки в это нужно вкладывать очень много усилий, как и в любом деле.

Вариант сдачи в аренду под площадку не связанную с увеселительным заведением давно витал в голове. Мы с Олей Султановой разговаривали года 2-3 назад, предлагали подумать. Но еще толком никто не знал, что будет. Тут все резко сошлось. Помните, я говорил про DaFreak, что оно должно было случиться, и оно случилось без напряга. Так и с Артишоком, мы встретились в 12 часов дня. Потом Настя Тарасова уехала на репетиции. В 4 они толпой пришли, посмотрели здание и ближе к 7 вечера мы договорились.

Каримова: У них аренда тоже дружеская?

Сулейменов: Конечно, я понимаю, что это театр. Мы на тот момент вели активные переговоры с двумя организациями, которые хотели арендовать под бар и клуб. Но приняли решение, что лучше под театр. Конечно, если бы сдали бару или клубу, аренда была бы как минимум в 4 раза выше.

Мы с руководством думаем корпоративно. Мы единомышленники. Я четко понимаю жизненную позицию владельцев «Жулдыз». Если я предлагаю поддержать Clique Fest или АРТиШОК с «Историей уродства». Я приблизительно предполагаю их реакцию, поэтому знаю, какие идеи им можно предлагать.

Это решение было общим. АРТиШОК - он актуальный сегодня, дай бог, чтобы он был актуальным и завтра, и послезавтра. Они транслируют в эфир. Я не театрал, могу прийти в АРТиШОК раз в полгода и кайфануть.

Сулейменов: Если вы спросите, какая наша выгода. То я отвечу, DaFreak был творческим проектом, поэтому столько проработал, мы вдохнули туда все. Он был настоящий, честный. Мы не думали тогда о заработке, мы тупые были, честно говоря. Мой друг Мухаммед-Гали Халамагамедов уволился из крупной компании, чтобы просто поработать с нами. Я ему ответил, что не смогу платить. Пошутил, что смогу платить 20 тенге в час. Он согласился, красил стены, вдохновил нас. Он очень много заложил именно в формирование самого концепта, подхода к аудитории. Иногда я кидал ему монетку, он ловил и говорил: «Спасибо, хозяин». Мы закончили стройку, он нарисовал логотип. Название DaFreak... Представляете, как тяжело выговорить «Мухаммед-Гали Халамагамедов». Все упростили до Магамы. А я не запомнил, как его зовут и записал в телефоне Фрик, потому что он в фрик в хорошем понимании. Он очень стильный и свободномыслящий. Когда я его увидел, я не мог понять, как можно надеть брюки, ботинки, толстовку с капюшоном, шапку и пальто. Он очень выделялся тогда. Он до сих пор так записан у меня в телефоне.

Мы работали с душой. Когда я увидел команду Артишока, я тоже увидел команду души. Это банда единомышленников. Они крутые сами по себе, поэтому их проект такой же. Для нас лично это лучшая трансформация из культового DaFreak в культовый театр АРТиШОК. Да, были попытки. Удачно или нет, не мне судить, это была просто аренда. А тут круто, потому что все равно эту площадку ассоциируют с DaFreak. Хоть новое поколение его и не застало. АРТиШОК – это лучшее, что могло произойти с DaFreak.

Косвенно АРТиШОК пересекается с нашими проектами. Та аудитория, которая ходит в театр, это та же аудитория, которая ходит в «Недельку». Мы словно едем в одном автобусе. Вопрос был поставлен так: «Давайте сдадим театру, денег вы не увидите, но это культовое место». Я был на «Уят» спустя год после премьеры, и там сидит полный зал, это же говорит о чем-то. Люди ходят. Значит это все профессионально, они вложили душу в спектакль и аудитория эту душу увидела. Химия произошла. АРТиШОК показывает те проблемы, те переживания, которые мы испытываем сегодня. И они это делают круто. Поэтому мы долго не думали. Я за 10 минут рассказал руководству, что такое театр АРТиШОК, и через 10 минут они дали свое согласие.

Кстати, руководству идея с Артишоком настолько понравилась, что на презентации, когда они описывали, что им еще нужно. Я им (руководству-V) позвонил после презентации и предложил поддержать еще и строительство театра. И они согласились, мы взяли на себя зрительские места. Я не хочу сказать, что мы вносим вклад, просто есть возможность помочь, и мы помогаем.

В конце апреля алматинский театр АРТиШОК объявил о старте краудфандинговой кампании на строительство большой сцены на месте бывшего ночного клуба DaFreak. Поддержать театр можно на сайте start time. Краудфандинговая кампания продлится до 28 июля. А Vласть в течение нескольких ближайших месяцев будет рассказывать о том, как Театр строит Театр.

Жанара Каримова, Vласть

Фото автора, Кирилла Федорова, Davide Balducci

Иллюстрация Ольги Халецкой

Я застал DaFreak. Вот мы сейчас здесь сидим, и я помню, как я стоял, смотрел в это окно и меня вертолётило. Я думал, как мне добраться до дома. Но это был уже DaFreak, который, наверное, вымирал. Пик клуба я, конечно, не застал, когда были по-настоящему качественные вечеринки. Но танцевать я любил. Как только я попал в эту ночную жизнь, понял, что это мое – двигаться и не останавливаться. Естественно тогда я даже не представлял, что в театре буду работать. Все равно ВГИК это больше институт кино. Но с кино у нас, как известно, жопа, поэтому все так сложилось.

Артишок, наверное, пришел сам в мою жизнь. Это случилось совершенно случайно. На тот период в театре создавалась постановка «НОРД-ОСТ» по пьесе немецкого драматурга в формате ДОК театра. И там есть один герой, который в течение всего спектакля сидит в зале. Это реальные истории, был человек среди заложников, который хотел активировать все эти бомбы и со словами: «Да, давайте уже скорее я больше не могу, давайте уже все взорвите». Он бежал к бомбам и его убили. Такая небольшая эпизодическая роль. Но когда я пришел в театр я понял, что Вероника Насальская, Галина Пьянова, Настя Тарасова, Вика Мухамеджанова, на тот момент Димка Копылов, у них немного иной взгляд. Я на них смотрю…. Или это я сейчас так думаю, что какие-то они родные. Но в тот первый день я подумал, что это те безумные люди, с которыми мне будет интересно. И каждый раз, когда ложусь спать, я думаю не только о своей родной семье, но и о людях, которые работают в театре. Думаю, что я хочу скорее их увидеть, начать вместе что-то делать.

На тот момент я закончил работать режиссером на телесериале «Асель, друзья и подруги». Абай Садвакасович Карпыков (продюсер сериала - V), зная, что я окончил Всероссийский государственный институт кинематографии, понял, что мне можно доверить эту работу. Около 150 серий мы отсняли. Одну из главных ролей исполнила Айсулу Азимбаева, там мы с ней и познакомились.

Естественно я был тем чуваком, который приехал, отучившись в Москве, понял, что мой диплом нафиг никому не нужен. Профессионалов здесь не любят, умных тем более. И поэтому я тупо года 3 шатался и ничего не делал вообще. Я тусил, пропадал в «ТСБ», «Чукотке». Я ходил на разные мероприятия. Такой казах с «теплой жопой», потому что родители все подготовили: у тебя есть нал, квартира, суп-лапша, на следующий день куырдак, на третий – лагман.

На тот момент у нас АРТиШОК был театром, который существует за счет коммерческих работ. То есть это были какие-то корпоративы, свадьбы, меня это все расстраивало, но я понимал, что ничего просто не бывает. Я сейчас скажу как актер, - добавляя баса в голос. - Потому что я окончил хореографическое училище, у меня есть диплом артиста балета. Я 8 лет занимался с утра до ночи танцами и знаю, что просто так ничего не бывает.

Это моя заученная шаблонная фраза для журнала «Гламур». Позже, после коммерческих работ, возникла идея постановки спектакля «Прямопотолеби» и это уже полноценный ввод меня в театральную среду и официальный статус актера театра АРТиШОК. Мы работали над этой постановкой, выпустили ее. Для меня это именно тот момент, когда я влюбился в театр. Тогда я понял, что ребята не просто так дурачатся и они такие же безумные как я, но у них есть художественный руководитель, лидер – Галина Пьянова, которая имеет некоторую идею и с этой идеей мы очень похожи. Я тоже очень люблю Алматы и для меня спектакль «Прямопотолеби» – это как большой подарок. Мне «Прямопотолеби» помог определить, кто я есть. Я готов сейчас потратить свое личное время, чтобы разрешить чью-то проблему, потому что мы живем в одном городе и завтра мы встретимся вновь. Мне кажется, у нас жизнь одна на всех.

Все, что происходит вне независимого театра АРТиШОК, все мои работы – это заказ, это всегда исполнение определённых правил или частных желаний, какого-то видения. На телевидении у нас сейчас вообще все сложно. Там есть вещи, о которых не говорят, но мы об этом говорим в спектакле «Уят». На киностудии тоже все не очень хорошо, потому что одни и те же заказные фильмы о степи и о том, какие мы великие. Разница в том, что в театре я чувствую себя свободным. В этом маленьком кусочке подвала я чувствую себя свободным гражданином, человеком со своей позицией, своими желаниями, которые я могу воплотить в реальность. Выходя в город, я понимаю, что это не так. На то есть масса причин, препятствий, мнений, политики, общества, денег, секса - все, что угодно. Поэтому, видимо, так хочется бежать в театр. Не просто спрятаться от того, что есть, а как-то попробовать повлиять на город, на страну, людей, сердца. И я уверен, что это выходит, потому что сейчас мы играем около 15 спектаклей в месяц, и я вижу большое количество лиц, которые меняются в театре.

Это, может, пафосное звучит, если тебе скажут: «Ну, Чингиз, сейчас тебе предложит Современник в Москве несколько ролей, быть в труппе, переехать». Я очень сильно задумаюсь, потому что есть люди, которых я люблю, и с которыми я в одной среде. С ними ты можешь говорить на темы, которые тебя также волнуют, потому что это твоя родина. Какое-то родство ты получаешь со зрителем. Если ты сегодня показал зрителям «Прямопотолеби», завтра ты ему показал «Уят» – это как беседа, она становится все интереснее. Многое можно решить вместе. Я понял, что театр – это не один человек, это целая команда, которая имеет свою идею, цель. И она у нас самая простая – это добро, человечность. Мы каждый день общаемся с руководителем нашего корабля Галиной Пьяновой, с Настей тоже, как с директором театра, мы хотим говорить о мире, о добре, о человеке, о справедливости.

«Проба» в Милане была на большой сцене, это была не академическая сцена, тоже современный театр, но это зал вместимостью в 400 человек. На оба мероприятия в Милане пришло по 500 человек. Конечно, ощущения другие, потому что ты чувствуешь, что можешь увеличить сферу влияния. Даже не влияния, а просто увеличить охват. Понимаешь, сейчас тебя 60 человек глянуло, тебе надо еще 365 раз выступить, чтобы это было определенное большое количество людей. Разница даже не в количестве зрителя. Как трудно сказать. «Проба» вообще очень сложный спектакль, потому что театр сумел разрешить мои личные проблемы. Хотя есть такое правило у нас в театре, что мы свои личные проблемы никогда не выносим на сцену, но идея была рождена на моих личных переживаниях. Ко мне подошла вчера девушка, окончившая хореографическое училище, которая тоже имела тройку по классическому танцу. Она говорит: «Чингиз, я плакала весь спектакль. Я понимала, о чем ты». Для меня это, как для космонавта полететь в космос, так и для артиста балета станцевать вариацию. Я эту вариацию наконец-то станцевал, несмотря на то, что 15 лет почти прошло с окончания училища. Мне кажется, что все свои желания, если ты очень хочешь, ты должен исполнить. Ты спросила про Милан, и я задумался. Конечно, мне казалось: «Вау, как круто, как хочется остаться». Но все равно нужно помнить, кто есть я. Я есть гражданин Казахстана, я есть сын своих родителей, я есть друг своих друзей, я есть актер казахстанского независимого театра, где я нужен.

Это случилось неожиданно (осознание, что сцена стала маленькой - V). Эта идея появилась на 3-4-й год работы в Артишоке, на уровне спектакля «Проба», потому что именно эти жесткие условия создали конфликт в спектакле, который интересно наблюдать.

Но мне искренне казалось: Почему такое маленькое пространство, я хочу делать нормальные jeté fermé, все эти балетные па. Но ничего этого не выходило.

Ты расслабляешься, когда понимаешь, что у тебя много пространства, времени и все возможно. Миланский театр красивый, у него отличный бюджет от города, мэрии. Но! Ты там быстро расслабляешься и ты готов остановиться. Когда ты находишься в таких условиях, как у нас здесь, где не поддерживаются независимые творческие объединения. Или с трудом поддерживаются. Где каждый артист должен работать на трех работах, чтобы иметь свою истинную профессию, как актер театра. Все происходит гораздо интереснее, и ты имеешь желание стабильного развития. Ты всегда хочешь развиваться. Я как раз только в разговоре с тобой это пытаюсь анализировать и понимать. В АРТиШОКе мне всегда хотелось делать лучше и лучше. Сегодня мы выбросили старые вещи, завтра скопили и скинулись на посудомоечную машину, послезавтра мы купили новый фонарь. И мне кажется, что все не зря. Это я понял, благодаря тому, что в этом сезоне пришли новые актеры, которые моложе меня лет на 10. И я знаю, что если они будут это продолжать, то с каждым разом театром будет становиться лучше, крепче, больше.

Мне это позволяет скорее засыпать и скорее просыпаться. Это желание действовать. Я знаю, что конкретно сейчас нам для определенной акции необходимы джоли-джамперы, я об этом знаю и я хочу помочь их найти, или найти способ, как их быстро приобрести за небольшую сумму. Меня это радует, потому что я могу это сделать и почувствовать, как мы нужны друг другу, и завтра у нас получится отличный перфоманс. Может кто-то увидит этот перфоманс и скажет: «Ребята, вы такие крутые. Давайте я вам в новом пространстве поставлю лайтбоксы, а вы туда вложите свои тоненькие афиши, напечатанные на самой дешевой бумаге за 50 тенге».

Конечно, бывают случаи, когда ты говоришь: «Все». Когда ты отыграл 4 спектакля «Прямопотолеби», и у тебя болит затылок, ты не понимаешь почему у тебя вывихнуто колено, у тебя растяжение голеностопа, немного болит горло, ты мало ел, хочешь пойти потусить еще, но не идешь. Ложишься в кровать и думаешь: «Ты себя, в общем, плохо чувствуешь, Чингиз. Может быть, хватит? Может быть, ты пойдешь работать в какое-нибудь креативное агентство». Сейчас же легко это, особенно, когда ты в «тусовке» находишься. «Ой, а давай я поработаю у тебя SMM менеджером в ресторане Del Papa?» – «А, давай». Я чувствую, что это легко решается, что не прям карьерный рост и все добиваются, ночами не спят. Я понимаю, что это легко сделать, сказать: «Все я не актер театр АРТиШОК». Пройтись по двум-трем тусовкам, и со следующей недели начать где-то стажироваться, работать. Но это получается, что я совру себе, потому что я счастлив, когда я переступаю порог театра. И ты лежишь ночью: «Все, хватит. Я ненавижу театр, мне надоело». В этот момент ты себя останавливаешь, потому что знаешь, что твои коллеги, друзья, с которыми ты идёшь бок о бок, знаешь, что они также готовы сорваться в любую секунду. Ты не должен позволить разорвать эту сеть. Нужно друг друга поддерживать. Это работает в любой профессии, любой компании, семье, стране. Когда человек задумывается не только о своем благополучие, удовлетворении, но и о ближнем.

Я очень благодарен нашей Галине за то, что у нее есть умение передать то, что видит она. И заразить этим. Если кто-то хочет назвать нас сектой – пожалуйста. Оно так и есть. Все во что-то верят. А главное верить – чудо есть, чудо совершится.

И чудо свершится. Зане чудеса,

к земле тяготея, хранят адреса,

настолько добраться стремясь до конца,

что даже в пустыне находят жильца, - вдруг процитировал Чингиз Бродского.

Для меня переезд, когда все будет готово, допустим, для меня это будет, не знаю... Каким-то понимаем того, что …мы, - вздыхает, - знаем, чего хотим. Переезд для меня – это многое, абсолютно. Даже родители часто в последнее время говорят: «Ну, хватит уже в этом подвале сидеть». Когда мы переедем в полноценное здание в центре города с большой сценой, это отразится даже на моих отношениях с родными людьми. Переезд для меня будет означать, что мы нужны городу. Что театр нужен. Для меня переезд будет означать какой-то новый… – Чингиз закрывает лицо руками, его голос дрожит, – какой-то новый, прости пожалуйста, это нервы. Какой-то новый, – его голос окончательно срывается, выдыхая и не сдерживая слез, он продолжает, – новый глоток, понимаешь. Будто бы новая жизнь начнется. Ты понимаешь, что все равно будешь бороться с теми же проблемами, но это какое-то счастье. Потому что ты мечтаешь быть актером, где в театре есть полноценные нормальные несколько туалетов. – Его голос все так же дрожит и он немного запинается. – Когда ты поднимаешь трубку, у нас же актеры не только актеры, они и на кассе, и где угодно. И когда ты больше не услышишь: «Ой, фу. А чо в подвале находитесь». – В этот момент Чингиз смеется. – И ты такой, бл..ь, это, конечно же, мечты, надежды. Это вера в то, что людей больше, а машин меньше. – Смешок. – Я прям расчувствовался. Вот такие, что ж такие пироги.

Мы переедем. Я точно знаю. Умрем мы или не умрем. Счастливы или несчастны, но мы переедем, мы сделаем это. Я очень люблю за это нашу Настю Тарасову, которая самая пробивная и вообще не позволяет себе сдаваться. Мы даже не говорим. Это как в семье, знаешь. Например, в какой-то момент моя мама захотела переехать. Она сказала: «У меня есть мечта, я очень хочу, чтобы мы жили ближе к горам, чтобы дом был получше, а не этот старый». И мы вроде как все живем, заняты своими делами, не разговариваем. Но все равно все начинают помогать. Отец начинает больше вкалывать, я какие-то деньги приношу.

Настя взяла на себя ответственность, она руководит сейчас театром. И она как руководитель готова к этому шагу. Но мы все между собой на эту тему не разговариваем. Мы живем в повседневном репертуаре, не знаю, я, наверное, сейчас пошел к Насте и просто бы обнял. Сказал, что все получится. Мы заняты не переездом, у нас идут спектакли и мы должны думать о том, зачем мы выходим на сцену, думать о зрителе. Но, видимо, такое сейчас время, когда нужно суметь параллельно думать о другом. Потому что этот ремонт требует больших затрат, не только физических, финансовых, но и умственных. Нам нужна планерка, даже в наших семьях, я думаю во многих, как и в моей, очень редко бывают семейные разговоры. Открытый круглый стол, когда вы не просто делитесь новостями, но и душевными переживаниями. Так и в театре у нас бывают планерки, но ее давно не было, потому что мы бежим, не успеваем. Нам нужна планерка – это отличная идея. Сломаться легко под таким, когда стоит такая реализация цели – большой сцены. Легко плюнуть, прям очень легко.

Мне кажется, что большая сцена позволит современному человеку чувствовать себя комфортно. То, что преследует сейчас современный человек, к сожалению, этого у него уже не отнять. Если раньше в театре были очень жесткие условия, нужно было сидеть ровно, не иметь гаджетов, ни на что не отвлекаться и пытаться понять смысл, слышать артиста. То сейчас все зрители имеют право и это правильно, я очень люблю, когда все продуманно и комфортно. Конечно, я хочу комфорт нашему зрителю. Больше никому не придется выискивать подушечку, чтобы сесть с краю. Это будет отличное пространство, где каждому будет хватать воздуха - и актерам, и зрителям. И у нашего художника Антона Болкунова появится возможность реализовываться в декорациях. Галина сможет, как режиссер, искать более интересные методы воплощения ее идей на сцене. И для нас актеров – это наш дом, где мы сможем полноценно вымыть голову, даже принять душ, если это случится, то мы будем самые счастливые.

Так как ты весь день на трех репетициях в этом подвале: в пыли, без воздуха. К вечеру ты становишься соленым, ты воняешь, это невозможно куда-то сбегать. Ну, в баню можно, но это тоже займет время. И ты жутко переживаешь. Это жутко неудобно. Я вчера играл «Прямопотолеби», мне так неудобно было. Я сбегаю по этой горочке между зрительным залом и сразу оказываюсь на сцене, и я прям чувствую, что я весь мокрый и мне так стыдно. Я думаю не о роли, а мне стыдно, что я весь мокрый, а зритель вот сидит.

Городу большая сцена не поможет. Город поможет только сам себе. Все равно мы не можем что-то диктовать. Мы можем говорить на какие-то темы. Мы можем подсказывать, давать варианты. Но человек принимает решение самостоятельно. Поэтому, мне кажется, с появлением большой площадки в городе мы словно сможем делать открытый урок. Нет, не так. К нам сможет больше приходить людей, это понятно. Это большая возможность узнать для города что-то новое, потому что, – вздыхает, – нет, знания, вот! Чем больше человек видит, читает, думает, рассуждает, он становится мудрее, в каком-то плане умнее. С помощью прочитанной книги, просмотренного фильма или спектакля, он делает выводы, принимает решения и возможно становится лучше. Новое пространство формирует не только новую сцену, но и большой культурный центр, где смогут себя найти не только актеры, но и музыканты, художники, режиссеры. Эта площадка сможет стать гастрольной сценой. Это выгодно и комфортно, потому что никуда не нужно лететь. На площадке малой сцены АРТиШОКа сейчас ни один театр не сможет поставить свой спектакль.

«Мы словно едем в одном автобусе» - основатель DaFreak Данияр Сулейменов о поддержке театра АРТиШОК

Новый глоток жизни. Монолог Чингиза Капина