Тимур Бимашевич Сулейменов, бессменный руководитель Союза дизайнеров Казахстана, входит в Градостроительный совет города Алматы — одну из самых закрытых организаций при акимате. Мы поговорили с ним о том, как рассматриваются проекты на градсовете и что происходит с дизайном города   

— У меня вопрос по работе градостроительного совета. Я знаю, что на днях было очередное заседание, и на нем отклонили проект реконструкции гостиницы «Жетысу». Почему работа градсовета такая закрытая, почему мы — и журналисты, и жители города, каждый раз случайно узнаем о том, что там что-то рассматривали и приняли?

— Это вопрос к акиму города, он же председатель градсовета. И это градсовет акимата, акима. По идее градсоветы давно существуют во всех городах. Это такая очень демократичная основа, когда складывается картина общественного мнения за счет тех или других мнений или решений профессионалов, которые участвуют в этом совете, но их осталось очень мало. Это независимые люди от общественных организаций: от Союза архитекторов, Союза градостроителей, Союза дизайнеров. Таким образом, в градсовете независимых членов, которые не являются чиновниками, от силы 5-6 человек. Все остальные члены градостроительного совета — где-то 40 человек, это чиновники, руководители акимата, акимы районов, руководители городских служб и организаций.

 

— По вашему мнению, градсовет сейчас нуждается в какой-то реорганизации?

— Он нуждается в обогащении специалистами, которые могли бы дать нормальные советы для решения тех или иных вопросов. Можно было бы увеличить градсовет за счет привлечения знатоков города.

— Архитекторов? Краеведов?

— Ну, может быть, историков, ландшафтников, дизайнеров, архитекторов. Но не должно быть каких-то выкормышей по чиновничьей иерархии.

— Как много проектов, которые вы, условно говоря, «заворачиваете» во время заседаний градсовета?

— Там отбор идет не оттого, что градостроительный совет заворачивает. До градсовета есть еще технический совет, на котором рассматриваются все те проекты, которые проходят через управление архитектуры и градостроительства. Сначала управление формирует арсенал проектов, которые должны рассматриваться на градсовете, и уже потом, по мере подготовки техническим советом, представляются работы на градсовет. Самое печальное, что даже на градостроительном совете превалирует мнение не столько тех или иных членов совета, сколько акима города. Он, так или иначе, подготовлен, выходит на градсовет с каким-то своим видением, или же, во всяком случае, готовит предварительно какую-то почву для того, чтобы рассмотреть, принять или не принять то или другое решение. Бывает такое, что на градсовет выносят такие решения, которые уже сам аким рассмотрел, и более того, бывают такие решения, которые даже аким представил и рассмотрел.

— То есть вы имеете в виду, что аким принимает решение до заседания градсовета?

— Да, видимо, он согласовывает там и с «верхами». Но это его какая-то функциональная позиция. Наша профессиональная позиция иногда расходится с теми решениями, которые они приняли до этого.

— Что происходит, когда вы говорите, что вам не нравится этот проект?

— Происходит то, что утверждается то, что нравится акиму. Это касается и того, что мы сегодня видим с эмблематикой, и с логотипами, которые приняты. Это достаточно печально, потому что они не прислушиваются иногда к профессиональным мнениям. Я прочитал в сети уже то, что мы говорили, я говорил, например, о том, что эта эмблема тысячелетия и логотип города, которые сейчас по всему городу висят, это непрофессионально.

— Что можно с этим сделать? Как с этим бороться? Многим не нравится этот логотип, было довольно смешное его обсуждение в соцсетях.

— Ну что делать? Бороться, искать, найти и не сдаваться (смеется).

— Мы на своем уровне что можем сделать?

— Как можно больше поднимать общественное мнение. Общество должно осознать, что должно быть кесарю кесарево, слесарю – слесарево.

— Ну, логотип дизайнеры разрабатывали.

— Ну как дизайнеры… Дизайнер дизайнеру – рознь. Многие себя называют дизайнерами. Я 30 лет назад создавал Союз дизайнеров. И нас было мало, и нам долго пришлось убеждать и власть, и общество в том, что у нас в Союзе могут быть профессионалы и что у нас в Казахстане есть дизайнеры, которые могли бы объединиться в такую профессиональную общественную организацию. Мы сделали слишком много для того, чтобы утвердить эту профессию, дисциплину в Казахстане, но мы не смогли добиться того, чтобы легализовать эту профессию. Вы понимаете, почему вот такие случайности типа этого логотипа проходят? Потому что мы не имеем государственного института дизайна, мы не имеем нормативно-правовой базы под всеми этими разработками, которые называются дизайном. Потому что мы не имеем вот такой четкой государственной политики в сфере культуры и в данном случае дизайна. Если вы проанализируете деятельность в сфере дизайна в других странах, предположим, в России или Японии, Италии, везде мы знаем о том, что существует та или иная структура, которая приветствуется государством на основе какой-то общественной значимости или общественного сознания. У нас такого пока нет. 

— Что нам нужно? Какой-то закон о дизайне?

—Закон о дизайне — это слишком громко сказано, нам нужен какой-то закон о творческой деятельности. Видите, так случилось, что у нас, во всяком случае, нет такой какой-то структурной контактности между властью и общественными организациями, такими как творческие союзы. У нас совершенно пересмотрены отношения к научной и творческой интеллигенции. Вина в этом вообще какой-то странной ориентации на такую капитализацию духа, понимаете. Академия наук у нас стала общественной организацией, которая сегодня не имеет никакого статуса. И академик у нас сегодня или президент Академии наук, он такой же, как председатель общества собаководов. В таком же ключе находятся все творческие союзы, но раньше они имели какое-то взаимодействие с властью, да, было там взаимодействие с КПСС, но это было взаимовыгодное сотрудничество власти, партии и творческих деятелей. Сейчас этого в корне нет. Для того, чтобы налаживать связь, у нас нет таких возможностей как у предпринимателей. Налаживать сейчас — значит зайти к кому-то, откатывать, подкатывать, распиливать. А что у нас распиливать? Что может сегодня распилить художник?

— Если вернуться к логотипу. Сейчас власти полюбили слово «брендбук», брендбук города, брендбук страны, но как мне кажется, не все понимают, что за этим должно что-то быть, а не только красивая картинка.

— Вы знаете, я был у истоков создания нашей суверенной страны, я был депутатом XII созыва. Я был во всех этих законодательных инициативах по созданию вот этой законодательной, нормативно-правовой базы суверенного Казахстана. И я в этот период, в 90-е годы, активно выступал на сессиях парламента о необходимости разработки государственного стиля Республики Казахстан. Мы с коллегами разработали большую серию программных материалов. Я инициировал и делал все для того, чтобы разработать дизайн государственной символики, герба, флага, экипировки вооруженных сил, всех гербовых бумаг, я создал специальную группу и разрабатывал национальную валюту республики — тенге и тыин. Я собрал всю информацию какую мог, с помощью своих друзей и коллег со всего мира, о том, что такое государственный стиль. Каким должен быть не только герб, а все остальные составляющие дизайна страны. Мы на свой страх и риск, на свои деньги разрабатывали все эти эскизы: одежды и экипировки вооруженных сил, гвардии, суда, прокуратуры. Тогда я везде говорил о необходимости создания государственного института дизайна по всем составляющим государственного стиля. Мы говорили о том, что дизайн — это обеспечение проектной организации того или другого изделия, того или другого мероприятия, или той или иной структуры. Дизайн охватывает все сферы деятельности: это и оргдизайн, шоу-дизайн, фешн-дизайн и т.д. Но не возымели наши крики какого-то понимания со стороны власти. У меня были контакты с президентом, когда я ему преподносил все те разработки и по вооруженным силам, и по национальной валюте, и вплоть до его одежды, его имиджа. Но понимаете, не случилось так, чтобы это получилось достоянием государственного инструмента. Может быть, в этом и моя вина.Мы все, мои друзья и коллеги, делали это с таким энтузиазмом, но мы не получили ничего для компенсации даже своих усилий. При этом самое удивительное в практике любого чиновника — в первый же день, как он становится министром или акимом, он тут же начинает думать о каком-то брендировании. И тут же он начинает искать, кто это сделает.

— Недавно был объявлен конкурс на брендбук страны. Вы думали об участии?

— Скорее всего, не буду, потому что, во-первых, последние два года я болен. Моя активность не такая как два года тому назад. И естественно, мои коллеги здесь тоже спассивничали. Я содержал Союз дизайнеров за счет деятельности моей фирмы, которую я создал 30 лет назад. Сейчас у меня такого нет. Наступил новый год, и я не сформировал портфель заказов, который мог бы заодно подкармливать Союз. Я не имею государственных заказов. Я всегда инициировал заказы сам. Сейчас за мою слишком навязчивую активность и слишком жесткую позицию по отношению ко всякой случайности или халтуре, негативу, которые иногда чиновники или власти позволяют, они не привлекают меня и даже не дают мне какой-то информации. Так получилось, что мы достаточно активно выступали в процессе подготовки материалов по ЭКСПО, в анализах и осмыслении. Я активно критиковал первые разработки по ЭКСПО. Естественно, эта команда не приняла те проекты, которые сделали я и мои коллеги. И сейчас эта инерция продолжается и эта команда, которая сейчас в Алматы, и в других регионах, и в министерствах, знает мою позицию и, иногда даже не дает информацию. По идее всегда было так: Союз дизайнеров, так же как и любой другой творческий союз, Союз художников, союз архитекторов, писателей, он по прямому получал информацию.


— Конкурс очень странный: объявили, что в нем может участвовать любой человек. И в итоге это привело к потоку работ, которые даже были нарисованы от руки. Профессиональных работ было мало.

— Такое не будет никогда иметь хорошего результата. Практика в мире совершенно другая: серьезные работы делаются на конкурсной основе. Конкурс устраивается на серьезные вопросы, которые связаны с предположим, логотипом или брендом страны, или же делается заказной конкурс, когда определяется по всему миру 15 или 10, или 5 мэтров, то есть стипендиально оплачиваются те или иные работы, так было при определении лучшего проекта на комплекс ЭКСПО в Астане. Это был заказной конкурс, в котором участвовало свыше по-моему 50 фирм и компаний со всего мира, которые на платной основе разрабатывали эскизные проекты. Правда, и жюри должно было быть соответствующим. Понимаете, мы отсекаем профессионалов и не пестуем таланты, которые могли бы поучаствовать в этом деле.

— У города сейчас нет дизайна. В этом случае как акимат должен работать? Выработать новые требования к рекламе, входным группам? Распустить Алматыжарнаму?

— Я живу в этом вопросе. Я вам говорил о том, что когда в Алматы приходил каждый новый аким, он поднимал такой же вопрос, потому что он считал, что первое, что он должен — оставить свой след или же изменить то, что натворил предыдущий. Это естественное тщеславие. За последние 10-15 лет я разработал столько предложений для всех этих акимов Астаны, Алматы, Шымкента, Актау, Атырау, и только до одного акима, – до Имангали Тасмагамбетова, я достучался. Потому что он сам попал в страшный косяк – в 2002 году, он, будучи премьер-министром, утвердил генеральный план города Алматы. И когда он пришел сюда акимом, то воочию убедился, что он утвердил. Что это совершенно сырая, беспомощная работа, которая не имеет никаких рычагов для реализации. И он начал думать, как, каким образом, создать какую-то программу по развитию города Алматы в свете того же решения правительства, которое утвердило так называемый генеральный план города. Делать новый генеральный план он не имел права. Я тогда разговаривал с ним очень хорошо, тщательно, о необходимости разработки дизайн-программы города Алматы. Я разработал программу, в которой объяснил, что необходимо разработать комплексную, архитектурно-художественную программу преобразования городской среды Алматы на основе историко-культурного ландшафта города, всех тех планировочных и градостроительных реалий, которые состоялись на протяжении хотя бы последних 50 лет. Он принял эту идею, одобрил. И мы хотели ее объединить с архитекторами, градостроителями, назвать это проектом детальной планировки, но бывший архитектор города считал, что я перебегаю ему дорогу. Я тогда объяснил и акиму, и всей его команде, что мы создадим международный коллектив. И я собрал такой коллектив из России, из Белоруссии, Германии, мы создали мощную программу и мощную систему проекта. Мы разработали все составляющие города в программном и в поступательном развитии: что такое историко-культурный ландшафт, что такое Алматы в системе агломерации всего Семиречья, откуда и каким образом сформировались историко-культурные акценты, и что есть исторические и охранные зоны, вплоть до того, что мы разработали и колористическую карту, и малые архитектурные формы, и что такое рекламно-информационное сопровождение (то, о чем вы говорите), что такое озеленение и что такое дендрология. Все составляющие дизайна мы разработали, но не на весь город — наших возможностей на то, чтобы охватить все, не хватило. Мы разработали только в пределах исторического ядра центра. Это от реки Малая Алматинка до Весновки, и от железно-дорожного вокзала Алматы II до предгорий. Мало того, мы разработали материалы по реализации этого проекта. Это было принято на градостроительном совете, и все, дальше сил у Тасмагамбетова не хватило. Пришел Есимов, мы ему тоже предлагали механизмы реализации, как один из первых этапов мы с ним вместе разработали программу брендирования города. Сейчас пришел новый аким. Я говорил об этом, но никто это не стал воспринимать, потому что это не вписывалось в их имиджевую программу: ни акима, ни его замов. Бывший главный архитектор города Габит Садырбаев пытался внести ее для того, чтобы сейчас не тратить новых денег, чтобы те работы, которые мы делали, не дублировались, ведь можно просто поднять наши разработки.