Мы встретились с Самратом в модной кофейне на алматинском Арбате. Значки на его пиджаке – Одиннадцатая из сериала «Очень странные дела» и Морти из мультсериала «Рик и Морти» – временами приковывают мое внимание. Вообще, внешне Самрат в жизни мало походит на очень серьезного парня, читающего стихи в Instagram-аккаунте. Эмоциональность, с которой он это делает, порой смущает своей искренностью и мало кого оставляет равнодушным.
Самрат, расскажите как изменилась ваша жизнь после 2016-го года, когда вы опубликовали стихотворение «А ты веришь?» на своей странице в Instagram – такую своеобразную рефлексию на события в Алматы? Тогда многие СМИ написали о вас.
По сути, изменилось все кардинально: я поступил в университет, переехал в другой город. В некоторых вещах мне повезло – обо мне узнали люди, было легче адаптироваться в Алматы. Еще когда я был в Костанае, мне написали из театра Interius Разии Хасановой, предложили попробовать играть. Я приехал и попал в этот театр. Говорят, дуракам везет – вот это правда (улыбается).
Еще у вас стало больше подписчиков. Может, на улице стали узнавать?
Это не такая крутая вещь. Больше радовало, когда люди благодарили. Я познакомился с хорошими людьми. Я сейчас живу с людьми, с которыми благодаря этому и познакомился.
Вы долгое время играли в КВН. Образ поэта и квнщика как-то не вяжется.
Я в КВН играл, но больше фронтил: фронтмен – это человек, который говорит, представляет команду. У меня есть друзья, которые играют в КВН, но для себя я решил, что это прошедший этап. КВН дал мне все, что мог бы дать. Я, конечно, хотел бы на Первом канале оказаться, но, наверное, не судьба (улыбается).
И стэндапы — не ваше?
Нет, не мое. Я, в принципе, знаю, как пишутся шутки, и строится выступление, но не лежит у меня к этому душа.
Вы учитесь в университете на режиссера. Что для вас первичнее – поэзия или режиссура?
Я вообще себя поэтом не считаю. Тяжело себя считать поэтом. Особенно когда общаешься с взрослыми людьми.
Это ответственность?
Да, это очень большая ответственность. Разные люди придумывают разные названия для себя. Полозкова говорит, что пишет тексты. Я говорю свои мысли в рифму. Кто-то шутил так: «Есть ПОЭЗИЯ, а мы пишем поэзию». По-разному (смеется). Думаю, что мне больше свойственно писать. Я не знаю...это такой момент, когда тебе 20 лет и ты не знаешь, чем тебе заняться: тебе нравится играть, тебе нравится снимать, тебе нравится писать, иногда тебе нравится отвратительно петь. Не знаешь, чего ты хочешь больше, но ты знаешь, что тебе нужно три жизни, чтобы все успеть, поэтому занимаешься всем параллельно.
Может быть, эта ответственность — называть себя поэтом, связана с литературным наследием в лице поэтов, например, Серебряного века? То есть, называть себя поэтом, глядя на них, кажется немного самонадеянным? Не в этом ли причина?
Новая школа говорит тебе: «Плюнь на старую школу и не обращай на нее никакого внимания» (смеется). Есть проект «Слог», к нам приходит и взрослое поколение, приходит и молодое поколение. Мы выступаем в театре «ARTиШОК» (трижды стучит по столу), выступаем в «Трансформе» – никто не встает и не бросает в тебя помидоры, говоря: «Это не поэзия!» Нам проще заниматься этим делом, а как тебя назовут – уже неважно.
Вы свои старые стихи перечитываете, переслушиваете?
Не-на-ви-жу (смеется). Не знаю, почему, но те стихотворения, которые я писал два года назад, мне не нравятся вообще. Я бы их удалил, но у меня есть такая вещь – я пролистываю Instagram и смотрю — вырос ли я или нет, как я вел себя в прошлом. Бывает, что я прослушиваю свои старые стихотворения и думаю: «Как ты мыслишь? Что ты несешь, идиот? Это неправда». Плохо это или нет – не знаю.
Наверное, это и есть процесс взросления.
Есть такая проблема – раньше я писал честнее. Мне так кажется.
Честнее?
Да, но хуже.
Значит ли это, что появилась некая внутренняя самоцензура?
Она была всегда. Она существует еще со времен КВН, потому что когда ты пишешь шутки, надо понимать, что смешно, а что – нет. Ты как-то сам себя редактируешь. Сейчас самоцензура вообще грызет. Я даже материал реже стал выпускать. Раньше я мог выпустить два стихотворения в неделю, сейчас повезет, если я выпущу два в месяц.
Есть какие-то запретные темы или темы, которые вы стараетесь обходить стороной?
У меня никогда такого не было. Есть другое: «Есть ли мне что сказать об этом?» Если меня что-то очень сильно волнует, я об этом обязательно скажу. И что мне скажут в ответ – не сильно важно. Ситуация, которая произошла два года назад, вышла еще ужаснее, потому что было очень много угроз. Не только в телефоне, но и в жизни. Мне сказали: «Ты мусульманин?», я говорю: «Да». Это было в клубе, человек мне на матах начал объяснять, смысл примерно такой: «Ты зачем свои стихотворения читаешь, дурачок? Я тебя сейчас в лес увезу и ножичком пощекочу». Да. Благо, это случилось в Костанае, вокруг было очень много людей, которых я знаю, все нормально закончилось.
Что же вас тогда интересует?
Оно работает так – это тебя трогает или нет? Вот ситуация с Денисом (долгая пауза). Я сначала узнал, что произошло, но даже не мог подумать, что все зайдет так далеко. Когда я узнал (о том, что Денис погиб – V) – я охренел, пошел в парк и где-то час сидел, не знал, что делать. Я начал писать от злости. Писал что-то очень злое, мол, ненавижу всех и всё. Потом успокоился, покурил сигареты и посчитал нужным поблагодарить этого человека, а не злиться на общество. Конечно, я знаю, что есть темы-табу, на которые нельзя писать, но мне кажется, если придет время, мне станет безразлично на табу, на свой страх. Просто хочется немного пожить. Шучу (смеется).
Вы в инстаграме собираете большую аудиторию.
Как ни странно – да.
Думали ли вы когда-нибудь выступать публично на стадионах, залах, как это было раньше с Евтушенко, Окуджавой?
Мне кажется, сейчас этим занимаются рэперы. Как бы взрослое поколение ни говорило, что рэп – это не поэзия, многие рэперы – очень поэтичные люди и очень круто пишут. Я не знаю, смогу ли я столько собрать. Я почему-то уверен, что нет. Мы собираем 70 человек в театре ARTиШОК (проект «Слог» – V) и этому рады. Скоро в Бишкек поедем, я многого жду, мне кажется, будет полным полно народу. Будем выступать в баре, и я побаиваюсь – мою аудиторию (а судя по тем, кто писал мне в дайрект, она молодая) — туда пустят или нет?
В бишкекском баре сделали следующее – закинули какую-то картинку в соцсети и написали имена поэтов: Никита Жуков, Насиба Кучкарова и Саратов Иржасов (смеется). Я позлился, а потом узнал, что Т9 исправляет мое имя на «Саратов», а мой телефон исправляет на «самокат». Очередной повод пошутить.
А в целом какая ваша аудитория?
Странная. Часто бывает, что у меня есть знакомые – мальчики, девочки – не они меня слушают, а их родители. Это весело.
Вам не предлагали издать сборник?
А кому предлагать? Я понимаю, что я сейчас на это не способен – я слишком туп.
У вас есть стихи. Книги у нас многие пишут – необязательно быть семи пядей во лбу.
Было бы прикольно такое сделать. Я вообще ищу музыканта, который вместе со мной выпустит миниальбом на Apple Music – такой сборник стихов под аккомпанемент. Я не люблю читать книги в электронном варианте, мне приятнее книгу держать в руках. Может, поэтому в далеком будущем такое произойдет.
Есть старшее поколение поэтов, которые выпускаются в литературных журналах, альманахах…
А нужно ли это?
Я не знаю. Нужно ли это?
Я не знаю. Сейчас никому ничего не нужно доказывать. Не нужно доказывать какому-то Союзу писателей, что ты что-то пишешь. У тебя есть интернет – и это круто. И это отвратительно одновременно.
Кстати, вам часто ставят в пику, что вы наживаетесь на хайпе.
Есть такое.
Как вы работаете с негативными комментариями?
Так как я человек с севера, а там очень важно отвечать за свои слова, то когда это все только начиналось, я со многими людьми долго спорил и ругался. Для меня непривычно, когда незнакомый человек смеет меня как-то обзывать. Я пытаюсь выяснить: «Почему ты меня так называешь?» Благо я меняюсь, но всегда переживаю, когда такое наступает мне на пятки. Сейчас начал отшучиваться. У меня раньше были очень теплые трансляции, сейчас нет – сейчас новая аудитория пришла, им интересно, сколько мне лет и какие сигареты я курю, где я живу и тому подобное (смеется). А раньше мы просто болтали, потом придет какой-нибудь человек и начнет портить эфир. Мы объединялись и начинали с ним разговаривать. Выясняется, что человеку нечего ответить – он просто пишет лишь бы написать. Недавно человечек мне пишет: «Будешь сосать…леденец?», я ему отвечаю: «Ты что, хочешь предложить мне свой леденец, бедолага?» он такой: «Ой, прости, брат. Просто ты бы мне не ответил, если бы я написал просто «молодец». Такими методами пользуются. Это был молодой парень, лет 18-ти (смеется).
Интересные дела. А вообще, какие у вас дальнейшие планы? С чем они связаны?
(Молчит) Мне очень повезло, что я съездил в Америку. В Америке я понял, что быть собой – прикольно, стал более уверенным в себе. Месяц назад, клянусь, я бы так не оделся (смеется). Зуб даю – не оделся бы. Купил эти штаны полтора года назад и ни разу не носил, сказал себе «Нет, нет, нет, нет».
Вы их стеснялись надеть что ли?
Да. Вот такой я закомплексованный (улыбается). Обычно я всегда хожу в черном. Так вот, Америка на меня очень повлияла. По молодости есть такая дурацкая вещь, как бежать. Если поглядеть на подростков – они хотят быстро-быстро чего-то достичь. Я такой же. Я от них ничем не отличаюсь. В Америке я успокоился, потом еще в Костанай съездил и успокоился еще больше. Понял, что намного важнее саморазвитие. Им сейчас и занимаюсь. Не знаю, что будет в будущем, но я знаю, что хочу работать над собой. Книжки даже начал читать. У меня беда такая – всегда засыпал, когда книжки читал. Может, книга интересная попалась – «Степной волк» Гессе. А так, в работе у нас есть фильм один – «Цирк уродов», он на 90% собран, нужно добавить субтитры и начать отправлять на фестивали, но мы никак не можем этим заняться и закончить его. У нас есть сериал «комедийный», для YouTube – тоже не можем доделать.
Это что, прокрастинация или что?
Это пьянство. Это Самрата пьянство.
Книга, которую вы читаете называется – «Степной волк». Вы себя с кем-то таким ассоциируете?
Кстати, интересно. Мне нравится эта книга, потому что она часто обо мне. Люди же понимают, что в них живет не один человек. Однажды я захотел на серьезных щах быть каждый месяц разным, прожить жизнь актера. Это мое идиотское мышление (смеется). Один месяц прожить рок-н-рольщиком, другой месяц я ботан, следующий месяц – альфонс и так далее. Не просто притворяться, а реально так жить. Месяц учишься идеально, а другой просто не приходишь на учебу, потому что ты теперь другой, у тебя другое амплуа и тебе это не надо. Я очень долго над этим думал, но потом понял, что просто растеряю всех своих друзей. Но мне очень интересно, может, когда-нибудь в будущем…так что не пугайтесь, если однажды увидите меня купающимся в фонтане голым (смеется).
Хорошо, мы просто пройдем мимо (смеется). А вообще вы за молодежью следите? Что интересно вашим ровесникам? Есть ли у них интерес к происходящему? Вы со своими друзьями обсуждаете политическую или гражданскую повестку?
Этого настолько много! Вы знаете, политику я толком не обсуждаю в Алматы. Я ее очень много обсуждаю на севере. Там весь район – 48 пацанов – все знают о политике, как ни странно. Их диванными аналитиками не назовешь, они все с мозгами. Этим ребятам на севере нечем заняться. Мне грустно: мои друзья занимаются ерундой. А здесь мы обсуждаем различные темы, но больше отшучиваемся.
Что интересует ваших алматинских друзей?
Они знают, чего они хотят от жизни, зачем они здесь; они занимаются творчеством, развиваются. Своим делом они хотят что-то изменить. Они все любят жизнь. Кстати, в Америке мне показалось, что люди любят жизнь, следят за своей жизнью. Они очень не любят свое правительство, но они живут своей хорошей жизнью. В Казахстане не так, здесь больше любят жаловаться.
Вы тоже знаете, что вы хотите от жизни? Это такой сложный вопрос.
Два года назад я отвечал на этот вопрос – «Я хочу изменить мир». Полтора года назад отвечал – «Хочу оставить след». Сейчас – «Я хочу жить».
Самрат, сколько вам лет и какие сигареты вы курите?
Мне 20 лет. Курю Winston синий. (Смеется).