Никита Жуков, организатор вечеров поэзии «Слог»: «Мама не знает о том, что происходит у нас на сцене»

Айсулу Тойшибекова, Vласть

Фото Жанары Каримовой

Каждые три недели в алматинском баре «Кино» проходят вечера поэзии. Их организатор – 21-летний Никита Жуков. Он пишет стихи, но признается, что сейчас не готов связать свою жизнь с одной лишь поэзией, стихи для него в первую очередь – своеобразная терапия, рефлексия на происходящее. Его долгосрочная цель, связанная с поэзией – рэп.

  • Просмотров: 39444
  • Опубликовано:

Vласть продолжает рубрику «Союз писателей» о современной литературе страны. Мы поговорили с молодым человеком, который взялся за проведение вечеров поэзии в одном из городских баров Алматы, куда приходят поэты, чтобы почитать свои стихи. Никакой элитарности и снобизма, здесь предоставляют площадку тем, кому есть, что сказать. 

Никита – герой проекта издания Buro 24/7 – CheLOVEk о казахстанской молодежи из андерграунда. На интервью он пришел, докурив сигарету, облаченный в черное после алматинской грозы. Свои первые чтения молодой поэт начинал на площадке «Стихобит» в кофейне «Сова».  

Ты проводишь вечера поэзии с постоянными чтецами и открытым микрофоном. Как все это началось, как давно?

Наши вечера начались с того, что я перестал следить за Стихобитом – он проходил в кофейне «Сова», меня на него приглашали. На их вечерах не было тех фишек, которые нам удалось выторговать у ресторатора бара «Кино». Мы просто приходили, выступали в случайном порядке. Началось все два месяца назад, где-то в средине мая. Прошло три вечера и недавно мы договорились с Морганом (управляющий бара «Кино» – V), что эти вечера у нас будут на постоянке с периодичностью в три недели. Меня больше всего радует, что у каждого из ребят, заявленного в основном составе, есть бонус на меню 5 000 тенге, то есть выступил, поел, выпил и все. Что еще поэту надо (улыбается)? Конечно, он (выступающий – V) должен соответствовать требованием вечера, например, иметь программу на 10-15 минут. Хотелось бы побольше – не только на меню, но и на карман. Но. Пока все это только начинается и развивается, мне кажется неуместным что-то требовать и просить. Дают и дают, спасибо.

Почему ты отмежевался от «Стихобита»?

Во-первых, я перестал следить; перестал успевать, во-вторых; в-третьих, хочется что-то своё. В-четвертых, они как-то поугасли. Надо еще со Святославом списаться, он организатор. Если они будут продолжать, то я не прочь там выступать.

Сколько в среднем человек приходили выступать на прошедших 3 вечерах в основной программе?

Тут максимальное число выступающих – 5-6 человек, у каждого программа на 10-15 минут. Этого хватает, чтобы начать в 9 часов вечера и около 12 ночи закончить и начать открытый микрофон. В основную программу я изначально отобрал ребят, которые, на мой взгляд на «Стихобите» были сами выделяющимися. Здесь решило мое субъективное мнение. Каждый поэт в основной программе имел свой стиль: Шефа Надуралиева, Диана Рузиева, Баха Омирсериков (благодаря которому это все и началось у меня). У каждого свой стиль. В основную программу ребята сейчас попадают, выступая на «открытом микрофоне». Это опять же мое субъективное мнение – нравится или не нравится.

Основное критерий – стиль?

Стиль, артистизм…как бы пафосно это ни звучало, это должно быть. 

К чему планирует прийти вечер поэзии в будущем?

Пока все идет как идет. Сейчас говорить об этом рано. Хорошо, если этот вечер продержится год. Все-таки люди сейчас либо ленивые, либо не успевают; возможно, не считают необходимым посещать такие вечера – можно дома посидеть почитать, или недооценивают – факторов очень много. Что будет через год – я не могу сейчас сказать. Мы не сидим просто так, думаем, как развиваться.

Поэтическая тусовка в Алматы оформилась? Вы как-то между собой общаетесь или с теми, кто уже сборники публикует?

Ребята, которые выступают в основной программе, ведут свои блоги, со «Стихобита» к нам перекочевывают. Но тусовка…не знаю, я участие не принимал. У каждого свои друзья, свои поклонники.

Ты был героем проекта Buro 24/7 CheLOVEk, тебя после этого никуда звать не начали?

Ну, подписалось на меня в Инстаграме человек 30, звезду никакую я не словил.

Некоторые твои стихи зациклены – начинаются и заканчиваются общей строчкой. Это твой особенный прием?

Я не пытаюсь пользоваться специальными приемами, тем более, я их не знаю. Я читал Бродского, чуть-чуть, Ахматову, Цветаеву – мейнстримных, но я не углублялся в их творчество, в то, как они подбирают рифмы, какие приемы они используют. Мне в этом плане приятнее самому приходить к этому. Даже если эта вещь была придумана кем-то до тебя, но ты к ней пришел сам какими-то окольными путями, долгими экспериментами, то это, в первую очередь, на тебя производит впечатление, ни на кого-то из зала, потому что большинство людей реагируют в духе: «А, вот тут рифма и вот тут рифма! Хорошо, что рифму слышно». Всё.

Ты свои стихи читаешь, и люди знакомятся с ними посредством тебя. Твоя манера чтения на одном дыхании и взахлеб наводит на мысли, что перед нами Никита Жуков – мальчик или подросток, а не 21-летний парень.

Все, что написано, произошло давно, я читаю о фундаментальном для меня, лично моем. Это такой выход из зоны комфорта – я погружаюсь в того Никиту, который был тогда. Среди слушателей я обычно выбираю людей, похожих на людей, которые окружали меня в прошлом и к которым, возможно, обращено стихотворение. Я в зрителях представляю самого себя, вроде как человек, переживший что-то в жизни, рассказывает об этом тому, у которого еще впереди: как ты можешь поступить, как не можешь; что лучше, что не лучше. 

Кто из поэтов оказал на тебя наибольшее влияние?

Эминем (смеется). Я не смотрю на творчество именно поэтов. Поэт – это человек с конфликтом внутри, и у каждого свои конфликты. Российская рэп-группа «2517» на меня огромное впечатление произвела когда-то. Опять же Эминем, он на многих произвел впечатление. С детства и лет до 17-19 это были Земфира и Сплин. Сейчас я, кстати, понимаю, что у Би-2 музыка хороша, но стихи можно было слушать только в детстве (смеется). Группа Anacondaz – замечательная, я поражаюсь их юмору и жизненной позиции. В период своего максимализма я слушал группу «Грот», у них все черно-белое. Сейчас это Кендрик Ламар, певица Лорд, Вин Стейплс. Ну, Скриптонит в чем-то – никто не поспорит, что у него звук хороший.

Не поспорю, но тексты его мне не все нравятся.

Он не текстовик. Оксимирон текстовик. Звук мне его не нравится, прям винегрет из звуков, но у него рифма очень плотная и не восхищаться его рифмой, ну не знаю…надо быть настолько искушенным. (Задумался) Если Бродского накладывать на биты, мне кажется, это будет тот уровень, которого еще никогда не было в русском рэпе.

Ты много за рэпом следишь, не думал самому рэпером стать?

Думал, я звук ищу. Во-первых, это дорого. Чтобы делать свой звук, нужно либо найти своего Doctor Dre, либо самому к этому прийти (смеется). Это очень долго и дорого. Сейчас я к этому не стремлюсь, такая долгосрочная цель, не больше, чем цель. Сейчас я учусь в университете AlmaU – мне еще остался 1 курс.

Специальность, наверное, очень далека от поэзии?

(Смеется) Маркетинг.

Через год, когда ты выпустишься, пойдешь работать в офисе?

Нет, нет, нет, нет. У нас в университете ввели такую фишку – диплом или проект. Сейчас я запускаю проект – Inky Youth – «Запятнанная молодость», я рисую акрилом на футболках. Я считаю, что молодость надо свою максимально запятнать, чтобы потом оглянуться и сказать: «Блин, какая все-таки крутая у меня была юность». Каждый день ты что-то делаешь, творишь, ошибаешься – а кто не ошибается?

Ты рисуешь акрилом на футболках какие-то сюжеты?

Нет, я просто делаю футболки, которые носил бы сам. Сейчас я большую часть времени провожу, разрабатывая эскизы. Я думаю над тем, чтобы иллюстрировать свои строчки. Я долго думал над этим, считал, что это будет эгоцентрично, но с другой стороны, можно найти интересный способ подачи. Хочу, чтобы через полгода это был стабильный бизнес, который можно будет прописать и презентовать как дипломную работу. Меня это подстегивает, потому что я понимаю, что времени немного. В прошлом году я все лето жил на те деньги, которые приносили мне футболки. У нас есть много людей, которые делают принты на футболки акрилом, но они даже не трудятся изменить дизайн, который они наносят на футболки. Откровенно воруют и подают людям, как свое. Мне кажется, что это откровенный обман и неуважение к целевой аудитории – «схвают». Это неправильно, надо уважать людей, каким бы мизантропом ты ни был.

Ты пишешь о любви, о своих переживаниях, некой фрустрации от взрослой жизни, «Не бывают взрослые счастливы». Это максимализм?

Нет, это не максимализм. В 12 лет у меня был резкий выброс. Я понимал тогда, что все умрут: и я, и мои родители, и мой дедушка, и все, кого я люблю. Дедушка заболел раком, когда мне было 10, тогда у меня был жесткий выброс. На этом переживании и зиждится стихотворение «Не бывают взрослые счастливы». Весь негатив (в стихах – V) относится к таким же резким выбросам. Это не мой взгляд сейчас на жизнь. Это давнишние какие-то комплексы, возможно, какие-то ситуации, которые меня повергли в шок, сформировали.

Образ человека, который складывается из твоих стихов и ты в жизни – насколько это расходящиеся фигуры?

Не настолько, чтобы я перед слушателями один, а в жизни – другой. В жизни я гораздо проще к чему-то отношусь. К этому трудно было прийти – относиться к каким-то вещам проще. В стихах, мне говорят, я это все исповедально рассказываю. У каждого человека это есть – о чем-то ты умалчиваешь, нет времени об этом поговорить или это неуместно. А это такой инструмент высказаться и, если что-то у тебя было гложущее или не дающее спать или, наоборот, позитивное (хотя, это редко), ты можешь изложить это и на душе станет легче. С повторением и репетициям, нужно ведь работать над своим произведением, это все укладывается в голове, ты приходишь к чему-то большему. Тот же Вуди Аллен – он же был комиком, но в то же время таким трагичным. В фильме «Кое-что еще» он сказал, что помимо тем, которые затрагивают все (любовь, смерть и, там, жизнь), есть кое-что еще. Так вот, мне кажется, что к этому «кое-что» все стремятся.

Ты маме читаешь стихи, она знает, о чем ты пишешь?

Мама не знает о том, что происходит у нас на сцене, не была ни на одном моем выступлении, но она знает, что я выступаю со своими стихами. Она не позволяет себе открыть мой блокнот, открыть мой компьютер и посмотреть, что там происходит у меня в закладках, заметках. Она слышала «Некрасивого», это моя визитная карточка, потому что я читал его в видео для Buro 24/7, она читала те стихи, которые выложены там, но не больше. Она знакома с моим ранним творчеством. Я не знаю…мне некомфортно на самом деле. Когда я стану рэпером, я буду держать маму максимально абстрагировано (смеется).

То есть она и не стремится?

Она спрашивает, конечно, почему я их не зову, но уже реже, потому что я научился объяснять родителям что, как и почему. Мне было бы некомфортно, если бы мама и видела все, что происходит или происходило у меня на душе, в жизни. Какие-то вещи мы утаиваем от родителей. Это не такие вещи, как «Мама, я курю, знай это» или «Пью вино иногда». Это гораздо более глубокие переживания, которыми я не хочу грузить мать. У мамы очень сложная жизнь была, она воспитывала меня одна, ей помогал дедушка – он мне был как отец. Сейчас у нее сестренка моя появилась – ей 5 лет, своя семья и я просто не хочу нагружать человека своими головняками. Она знает, что я курю, пью вино с друзьями – голова на плечах есть и слава Богу, она это видит.

Когда ты заканчиваешь стих, кому ты его читаешь первым?

Аза. Если я написал, себе почитал, знаю, как это должно звучать, то первый человек, который слышит все, что я написал – это мой лучший друг Азат.

Как бы ты охарактеризовал поэта?

Конфликт с собой, конфликт, возможно, с обществом, но реже. У него много головняков, и он все выплескивает на бумагу. Если это написано в духе: «Я умею рифмовать и подавать» – есть такие люди, которые и рифмуют и погружают в атмосферу, но души в этом какие-то мелкие крупицы, то это уже позерство. К поэзии я отношусь как к чему-то, что нужно отработать; должно пройти какое-то количество цензорных оценок, в первую очередь собственных. Есть вещи, которые я написал, но которыми я делиться еще не готов. Об этом можно до 5 утра говорить и не закрыть эту тему. Резюмируя, поэт – это человек, у которого есть конфликт, который с этим конфликтом борется, который с этим конфликтом не хочет с ним мириться, но в то же время, не возводит его в культ.

Кто-то пишет стихи в позитивном ключе, без конфликта. Кто-то рифмует «цветочки» и «горшочки». Как ты относишься к такому творчеству?

Это люди, которые умеют жить позитивно. Я не знаю, что у них творится на душе, верно? Цветочки тоже надо уметь зарифмовать. Нельзя с пренебрежением относиться к какому-то творчеству. Да, возможно, если это примитивно, то об этом даже говорить лишне, а если ты пишешь изощренно, то тут никаких объяснений не надо. У человека в любом случае есть скелеты в шкафу, нельзя всех под одно гребенку. Если человек пишет о цветочках, то это не значит, что он жизни не видел и все такое. Возможно, человек видел намного больше грязи, чем ты и просто пытается этой грязи избегать.

Свой сборник?

Планировал, но не буду. Не то, что рано… Я буду проводить вечера поэзии, буду продолжать выступать, но сборник – это не то, к чему я стремлюсь. Сейчас я понял, что мне зацикливаться на этом не особо нужно.

Поэзия сейчас, как думаешь, популярна?

В каких-то кругах, возможно, да. Аудитория у нас не широкая, но тем не менее. Каждый человек, который приходит, понимает, что поэзия это не только Пушкин и Есенин, которых мы изучали в школе. Поэзия – это не мучительно. Я в школе вообще боялся поэзии, писал прозу и считал это своим максимумом. Когда я услышал, что пишут современники или увидел как человек из моего окружения пишет стихотворения и это получается замечательно, я попробовал, написал, и тогда я осознал, что это круто, что это имеет место быть. Мне кажется, люди недооценивают поэзию и по большей части пренебрежительно к ней относятся. Опять же все это зиждится на школьном отношении к поэзии. В школе это было не то, что из-под палки, это было инструментом развития памяти и формирования какого-то мышления. Мышление это было больше совковым. Поэзии, которая сейчас изучается в школе, ей нет места в наших жизнях. Если бы нам в 15 лет давали учить «Письмо к женщине» Есенина, Бродского…мне кажется, это трагично, что Бродского нет в школьной программе. Тогда, возможно, отношение к поэзии было бы другим.

Твоя визитка стих «Некрасивый», как он был написан?

Это из тех, что сел и написал. В 12 лет был стресс, когда дедушка ушел. Негативное по большей части стихотворение.

Ты нигде не публикуешь свои стихи?

Вообще нигде, потому что у нас с интеллектуальной собственностью все очень плохо, отвратительно на самом деле. Единственно, на Buro 24/7 попросили скинуть, я скинул только с указанием авторства. Они могли просто закинуть проект обо мне, не подписав стихи, потому что и так понятно, что статья о Жукове Никите и вот его стихотворение, но я попросил указать – указали. Я и не отношусь к этому как «Я – поэт, вот, читайте меня». Мне кажется, огромному количеству людей сложно читать, а выкидывать все это в Инстаграм…кто-то чувствует себя в этом комфортно. У меня, как я уже говорил, исповидальная поэзия и очень глупо будет исповедоваться в Инстраграме. Мне легче прочитать это стихотворение человеку, которому оно посвящено или, если я решу, что это можно выносить наружу, то я с этим выйду на сцену. Моя поэзия больше такая, глубоко личная. Все что, происходит на сцене – это верхушка айсберга. Многое находится под замком, но не потому что я переживаю – что люди подумают? По большей части мне самому некомфортно этим делиться. Есть круг людей, который знает об этих стихотворениях, слышали их.