Мне легко говорить, у меня было два развода. И даже несмотря на это, все равно возникает секундная пауза прежде, чем пальцы напечатают эти два слова. Потому, что исходя из опыта, я могу предположить, какой может быть реакция. Что-то вроде «два развода, что ж с ней не так?». Было ли бы это смягченным вариантом вроде «два развода, что ж так не везет», если бы речь шла о мужчине? Похоже, в нашем обществе идея гендерных ролей держится гораздо сильнее, чем может казаться на поверхности.

В частности, мы склонны наделять истинной ответственностью за сохранение семьи, нет, домашнего очага со всем его пафосом, только одного участника квеста, жену.

То есть мужчина, конечно, может совершать ошибки, но это ведь она должна сделать так, чтобы, и далее по списку. Почему она должна, и главное, кому она должна, совершенно неясно. Конечно, масштабы бедствия не так ошеломляющи, как сто лет назад. Но факт, что такое отношение по прежнему существует в принципе, вызывает в основном отрицательные эмоции. По крайней мере, у меня. Я очень хорошо знаю это чувство стыда, отчасти навязанное извне, отчасти успешно интернализированное, чтобы сказать вот так вот прямо – ок, я в курсе, что оно способно уничтожить и создать ад кромешный в душе, заставить повесить на себя все грехи, мыслимые и немыслимые и с этим чудным багажом отправиться по единственно возможной дороге для таких павших, как я – дороге срочного исправления, то есть срочного (срочнейшего даже) поиска себе нового мужа. Ибо (цитирую дословно подругу, 30 лет, высшее образование, кому важно) «каждая женщина, Аня, хочет быть замужем». Мне слышно между строк «каждая НОРМАЛЬНАЯ женщина». Пожалуй, в мои 34 я рискну все-таки быть изгнанной из этого круга избранных счастливиц, рискну считаться НЕ нормальной женщиной, чтобы сказать – нет, спасибо, я в эту чушь не верю. Не в счастливые семьи, конечно. Они есть, и слава богу. Не верю в то, что наличие партнера мужского пола каким-либо образом определяет женскую состоятельность, женское счастье, предназначение и все остальное.  

Я не буду писать вот это «я не против мужчин, на самом деле я люблю мужчин», потому что такие отступления кажутся мне извинительными реверансами, заранее подставленным брюшком – я не белая ворона, нет-нет. Кроме того, на мой взгляд, мы и без этого склонны к совершенно ничем не обоснованным обобщениям, хотя дело имеем со вполне конкретными людьми, и женщинами, и мужчинами. Некоторые из них замечательные люди, некоторые сволочи, большинство и те, и те попеременно. Просто потому что такова наша природа. И именно по этой причине мне странно слышать, когда из частностей кто-то умудряется вывести теорию вроде «если некая женщина ставит личные интересы выше интересов семьи, с ней не все в порядке».

О причинах этого можно рассуждать долго, наверняка самих причин великое множество. Лично мне в корне этого явления видится одна – достаточное число женщин в нашем обществе продолжают воспринимать себя полноценно только через призму семьи. Достаточное для того, чтобы феминизм оставался лишь термином в интеллектуальных дискуссиях, а не частью реальности, увы. И если так, то билборд, о котором писал Мади Мамбетов, это не просто отражение чьей-то узколобости и шовинизма, это отражение распространенной идеи, укоренившейся в сознании так глубоко, что пригласи Лариса Пак хоть саму Джудит Батлер на конференцию TedX, что-то мне подсказывает, что не изменилось бы ничего. Возможно, это звучит слишком скептично. Возможно, есть немало женщин, думающих иначе, не категориями «ради детей» и «счастье – это семья», а просто – за себя. Про свою личную жизнь, которую никому кроме них самих не прожить. Но, очевидно, их все же пока недостаточно, чтобы билборды вроде описанного, не могли появиться на наших улицах в принципе. Видимо возмущения среди тех из них, кто не уступает мужчинам ни в квалификации, ни в образовании, ни в опыте, все же мало, чтобы начать воспринимать все это как реальное достижение и основание требовать соответствующего отношения и материальной компенсации.

Да, это наследие 20-го века с его войнами, голодом и репрессиями. Но сколько же десятилетий должно потребоваться, чтобы осознать – нет больше «ролей», мужских и женских, чтобы играть их достойно или не очень, есть объективные и субъективные критерии, по которым можно и нужно оценивать сотрудника/партнера/соседа и так далее. И в эти критерии точно не входят половые признаки.

С другой стороны, можно предположить не только наследие и культурные традиции, а, например, определенную выгоду.

Отстаивать права вполне может быть невыгодно, потому что равные права подразумевают равные обязанности. И равную ответственность.

И это не про уголовный кодекс, конечно. И не про одинаковые штрафы на дорогах. Это про то, сколько казахстанских женщин искренне возмущаются, если инспектор вдруг решает их отпустить без всякого штрафа при реальном нарушении. Или про то, сколько из них, напротив, не кипят от ярости, когда суд при разводе определяет, что ребенок будет жить попеременно неделю с мамой, неделю с папой, а следовательно, алименты никто никому платить не будет. Или, возвращаясь к равным или даже большим зарплатам, про то, что, окажись вдруг она у бывшего мужа меньше, алименты взимаются с жены. Это не просто фантазии, это, например, реальность в Канаде, где очень любят Джудит Батлер, и мужчины, и женщины. Для того, чтобы это стало реальностью в Казахстане, мало любить и уважать женщин. Нужно, чтобы мужчины захотели занять их места в детских садах и начальных школах, поликлиниках и больницах, а заодно в декретных отпусках. Много вы видели медбратьев в своей жизни? А пап, сидящих с долгожданными наследниками до трех лет, пока те не пойдут в садик? С другой стороны, нужно, чтобы женщины не просто захотели таких перемен (что снова было бы всего лишь удобно), но захотели взять на себя ту часть ответственности, которую до сих пор возлагали по умолчанию на мужчин, а то и вовсе на высшие силы. Например, обеспечивать мужей, пока те в декретном отпуске. Или строить свою карьеру самостоятельно, не оглядываясь на реальные или мнимые достижения партнера. Потому что его статус – это его статус, а ее – это ее. Или отказаться от бесперспективных отношений, в которых все держится на постулате «развод – это плохо» и привычке, а не на осознанном выборе быть вместе, потому что нам вместе хорошо. Боюсь, как ни сильна иллюзия, что стоит потерпеть ради того, чтобы состариться вместе, она не утешит, когда дети вырастут и пойдут строить свою жизнь, а любовницы мужа станут как родные.

И если при слове «феминизм» у большинства из нас возникает образ бритой бабы в спецовке, устанавливающей дома карниз, то, боюсь, рано нам заводить феминистическую организацию, лучше вернуть институты благородных девиц. Феминизм ведь не отрицает женственности. Это наши представления о ней, возможно, устарели.