Такой плохой ситуации в кино не было нигде
Ситуация с казахстанским кинематографом в конце 1980-х годов была удручающей. Взлет национального кино пришелся на 60-е годы. Дальше была стагнация, спускаемые темы: целина, дружба народов, производственная проблематика и никакого простора для творчества. Параллельно существовала попытка уйти в коммерческое кино про аварии и катастрофы. Это был второй сорт, второй класс, кино класса B. Никто тогда искренне не думал, что отечественное кино поднимется. Киностудия «Казахфильм» так и не достигла производительности в шесть полнометражных фильмов в год. В то время, как соседний «Киргизфильм» вызывал синефильское восхищение всего Советского Союза.
Такой плохой ситуации в кино не было нигде. В литературе был взлёт, в живописи был подъём. Ощущение «перестройки» уже было, и нужно было найти молодых людей, которые произведут перестройку и в кинематографе. Мурат Мухтарович Ауэзов тогда верно подметил, что «Ситуация настолько плоха, что выход может быть только блистательный». Он понимал своим блистательным умом, что нужно создавать условия, что настало время, когда будет снимать молодёжь.
«Перестройка» советского кино началась с окраин. За точку отсчёта можно брать появление фильма «Покаяние» (1984), а за высшую точку — прокат фильма «Игла» (1988), который посмотрели более 25 миллионов зрителей. «Казахская новая волна» оказалась в своём роде единственным феноменом на территории постсоветского пространства. Почему она случилась именно в Казахстане? Никто не может ответить. Так сложились звёзды.
Компас на несоветское кино
«Казахская новая волна» открыла Казахстан миру, разрушила советскую идеологию, создавая в своих фильмах несоветское пространство и показывая иных героев. И очень важно, что «перестройка» в кино началась на периферии советской империи, поэтому можно говорить о процессе деколонизации кино и культуры в целом.
«Казахскую новую волну» создали молодые режиссёры — выпускники мастерской Сергея Соловьёва: Рашид Нугманов, Абай Карпыков, Серик Апрымов, Ардак Амиркулов. А также — пришедшие в режиссуру другими путями Александр Баранов с Бахытом Килибаевым, Ермек Шинарбаев и Дарежан Омирбаев. Каждый из нововолновцев несёт в своём творчестве особую миссию. Рашид Нугманов сохраняет эстетику постмодернизма и авангарда. Ардак Амиркулов в большей степени занимается осмыслением исторического прошлого казахского народа. Фильмы Серика Апрымова и Дарежана Омирбаева отражают этапы нациостроительства молодого независимого государства. Абай Карпыков пошёл по пути жанрового развития кино. Амир Каракулов — в развитие поэтической стихии киноязыка.
«Гибель Отрара»
Имя Сергея Соловьёва неотделимо от «Новой волны». И, как вспоминают наши режиссёры, он хотел помочь раскрыть их внутренний мир, стать теми, кем они уже являлись, и обрести собственный стиль. Для Соловьёва было важно понимание национальной культуры. Он настаивал, чтобы в новом казахском кинематографе был казахский язык и чтобы все будущие кинематографисты выучили свой родной язык. Российскому педагогу доверили миссию — обучить наших студентов ремеслу и пониманию нового другого кино. Ардак Амиркулов вспоминает, что Сергей Соловьёв «нас никогда не учил таким классическим и тривиальным вещам, как драматургия сценария в трёх действиях. Нам никогда не говорили о двух кульминациях и одном финале». Соловьёв учил работать по гамбургскому счету, создавать кино из Казахстана, для Казахстана и про Казахстан. Всех его учеников объединяет желание снять новое и ни на что не похожее. И каждый режиссёр шёл в своем направлении. Но общий компас был дан на несоветское кино.
Способность выразить целое поколение
Молодёжь сегодня воспринимает «Казахскую новую волну» как прошлое. Но это — взлёт, подъём, объединение и единение кинематографистов, и, как результат — несколько десятков картин, которые изменили наш взгляд на жизнь.
Это явление предсказало, предощутило, показало и визуализировало, что такое новый Казахстан, или что такое независимость и свобода. Неслучайно название отсылает к «французской новой волне», потому что это другой стиль, это выход на улицы, это дух свободного кино, передающийся через открытые пространства, смешение рас и национальностей, разные языки, сотворение нового Вавилона. Здесь актёры — уже не актёры, а непрофессионалы. Здесь камеры всего лишь фиксируют реальность и дух времени. Историк кино Антуан де Бек утверждал, что исключительность «Французской новой волны» состояла в способности выразить целое поколение и «силу, с которой целое поколение хотело видеть себя в ней, часто затем, чтобы узнать себя, а иногда затем, чтобы ей оппонировать». «Новая волна» в Казахстане повторяла шаблон «Французской новой волны», открывая новые горизонты с точки зрения тем и стилей, производства и распространения.
Кино тогда очень остро почувствовало жуткую необязательность всего, что долгое время было сутью нашей жизни.
Дальше действовать будем мы
В советское время историческое кино начиналось с 1917 года, а вся предыдущая национальная история была неважна. Для казахского советского кино с идеологемой русского, как старшего брата, не было взрослого казахского героя. Герои, проявляющие казахскость, были либо старики, либо их внуки. «Новая волна» привела новых сильных героев, готовых действовать. Им не нужна была никакая подпорка, они были независимые и имели свое мнение. Это время преодоления советскости, ограничений и стереотипов. В тот момент было правильное восприятие историчности, что у народа есть свои корни, свои исторические самосознание и самоидентификация. Поэтому об этом надо снимать кино. Национальный герой становился самодостаточным и критически смотрящим на мир. А мир вокруг был еще советский. Цоевские фразы «Перемен! Мы ждём перемен!» и «Дальше действовать будем мы» прекрасно отражали процессы времени.
«Игла»
Нельзя повторить феномен «новой волны»
«Казахская новая волна» задала высокую планку интеллектуальности и эстетической требовательности. В то десятилетие каждый уважающий себя кинофестиваль считал долгом заметить наших режиссёров, показать ретроспективу их работ и отметить призами. Та концентрация побед, призов и успехов поражает. Они купались в мировом признании, в славе кинофестивалей. А в нашей стране такого ажиотажа не было. Сейчас всё сложнее, хотя кажется, что творцам с такой славой и признанием должны позволять начать старт каждого фильма, который они захотят. Все режиссеры «новой волны» продолжали снимать и после, но уходили в коммерческое или жанровое кино.
Но любое художественное течение длится не больше 10 лет. «Казахская новая волна», соответствуя своему значению, вышла на берег, смыла всё ненужное и оставила свой след. Если точкой отсчёта считать «Иглу» Нугманова — 1988 год, то точкой завершения стал фильм «Жол» Омирбаева — 2001 год, который иронично рассказал о нововолновцах, как когда-то «Французская новая волна» завершилась фильмом «Париж глазами».
«Казахская новая волна» стала артефактом, её можно любить или не любить, но она уже состоялась, проявившись в различных кинематографических движениях и новых поколениях режиссеров. Как отмечает киноискусствовед Андрей Плахов, новейшее, независимое от государства казахское кино более ангажировано в политическом, социальном и этическом смысле, в нём непосредственнее выражена гражданская позиция автора. Не пользуясь госдотациями, независимые режиссёры и продюсеры гораздо более свободны и в разоблачении власти, и в жонглировании художественными формами.
Когда я начинала книгу, я думала, что понимаю, что такое «новая волна». Закончив работу, я по-настоящему осознала это культурное явление, охарактеризовавшее всё постсоветскую действительность и отразившее переход от советского пространства к несоветскому.
Как нельзя войти в одну реку дважды, так нельзя повторить феномен «новой волны» без смены исторической формации. «Казахская новая волна» оказалась абсолютно адекватна, чтобы этот переход отразить.