О себе  63-летний Тотан Кузембаев говорит с иронией: «Архитектором я стал случайно: хотел стать летчиком-истребителем, потому что мы все были воспитаны на патриотической ноте. Я мечтал погибнуть в какой-нибудь горящей точке за советскую власть и чтобы моим именем назвали улицу. Вот это была моя мечта. Когда меня принимали в училище, сказали, что мне даже экзамены сдавать не надо, главное, чтобы прошел по здоровью, тогда буду первым казахским космонавтом. Здоровье у меня было очень крепкое. Когда я узнал, чем летчики заканчивают, - мне летчики в курилке рассказали, то понял, что надо сваливать. Вернулся домой, а что делать молодому человеку в колхозе после армии? Рис же весь убрали, все сидят, режут скот, пьют водку, играют в карты. Родственники решили, что нам надо чем-то заняться: или работать или учиться. Работать не хотелось, решили пойти учиться. Я хотел найти профессию, в которой бы не надо было работать. Я нашел суриковский институт, там готовили художников, и решил пойти туда. Там в конце было написано: с собой нужно принести натюрморт. Спросил у друзей – что такое натюрморт, они не знали. Пошел к председателю колхоза, спросил: «Вы знаете, что такое натюрморт?» «Не знаю». Я понял, что я не поступлю. Я нашел Московский архитектурный институт, совершенно не понимая, что это такое. Поступил на подготовительное отделение, потом в сам МАрхИ. Мы много занимались бумажной архитектурой, отправляли свои работы на международные конкурсы, выигрывали, нам казалось, что это предел мечтаний. Мы потом получали какие-то премии и ездили за рубеж. Но наступила перестройка, работы не было, я стал художником, даже делал огромные инсталляции, например, «Время пирамид», я ее выставлял в Международном валютном центре в Вашингтоне, после этого России дали огромный кредит. Надо было выживать, мы стали делать камины, я вспомнил, что я могу что-то руками делать. Меня первому заказчику представали как главного каминщика, я ему сделал два камина. Когда он узнал, что я бумажный архитектор, стал заказывать какие-то объекты. Я сначала ему сделал лестницу, потом родовое гнездо, он стал советовать меня своим друзьям».

Дом «Телескоп»

Тотан Кузембаев в основном работает с деревом, хотя признается, что впервые увидел большие деревья только когда пошел в армию. На вопрос казахстанских коллег о том, не пожароопасны ли дома из дерева, говорит, что нет, дерево при огне свои свойства теряет медленнее, чем металл, и вообще чаще всего горит-то обшивка. И совсем невероятное: Кузембаев показывает слайд с изображением дома, который с одной стороны немного кривоват, и объясняет, что не хотел пилить дерево, которое стояло рядом, поэтому дом стена получилась немного неровной. 

Во время мастер-класса Тотан очень весело рассказывал о своих любимых домах — чаще всего построенных для российских олигархов. Было ясно, что работать с такими клиентами не просто, но зато увлекательно, и да, «богатые тоже плачут», и бывает, что денег на реализацию задуманного не хватает, и заказчик не может объяснить, что он хочет.

Дважды или трижды Тотан Кузембаев напоминал коллегам-архитекторам о том, как важно уметь что-то делать своими руками: «Когда вы придете со своей идеей, строители скажут вам, что это невозможно. А вы должны своими руками показать, что это реально. Тогда они будут вас уважать». В качестве примера следовал рассказ о том, как Тотан гнул гипсокартон под таким углом, который строителям прежде казался немыслимым.

Дом «Пазл»

Поле лекции прозвучало несколько довольно дежурных вопросов от архитекторов, самый оригинальный – о природе архитектуры задала студентка. Мастер неожиданно ответил, что «архитектура — это насилие над природой. Лучший архитектор — тот, кто вообще ничего не построил. Самый честный архитектор – это бумажный архитектор. Чтобы нам там не говорили про возобновляемые энергии. Но что делать? Мы же все хотим жить комфортно. А жить в согласии с природой, значит, жить так, как наши предки. Если рассуждать по нынешним меркам, то так жили кочевые народы. После них ничего не осталось. Все ушло, и это самый правильный, самый экологичный подход, может быть за этим будущее».

После лекции мы записали небольшое интервью с Тотаном Кузембаевым:

— Почему у вас нет проектов в Казахстане?

— Какие-то намерения были, переговоры велись, но я не знаю, почему нет заказов. Я думал, что может вопрос ценовой.

— Что вы дороги?

— Может быть. Но даже никто не говорит про это. Мы оцениваем свою работу по московским ценам, ведь работаем и живем в Москве, поэтому не можем совсем их снижать. С другой стороны, здесь работают иностранцы, тот же Фостер и другие, и мы знаем, сколько они получают, по сравнению с ними мы вообще… Я не знаю, почему не получается.

— Может быть, вы не знаете местных олигархов?

— В Москве было просто, мы работали с одним олигархом, потом он посоветовал нас другим, потом знаете, как бы там другой менталитет что ли, там интеллектуальный труд оценивается.

— Больше, чем здесь?

— Не знаю, мне так кажется. Многие говорят: ну что ты линию здесь сделал, что, за это платить? Но это же интеллектуальный труд, это тоже работа. Не знаю, почему не получается работать в Казахстане, не могу это объяснить. Даже мои знакомые, друзья здесь работают и удивляются, почему я здесь не получаю проекты.

— Вы по образованию градостроитель. Когда вы едете по городу, вы обращаете внимание на то, насколько он удобен?

— Конечно.

— У вас не возникает желания войти в градостроительный совет?

— Желания никакого не возникает, потому что это другая сфера. Это работа более административная, в ней больше экономики, управления, но когда мы делаем свои малые объекты, например, поселки, мы касается урбанистики. Не в таком масштабе, как городе, конечно, но у нас тоже был генплан поселка, Западную долину мы делали, рассчитывали подъезды, уклоны.

— Вы в последний раз когда были в Алматы?

— Три года назад.

— Конечно, пошлый вопрос, но если сравнивать Алматы три года назад и сейчас?

—   Я не вижу разницы. Три года назад я здесь был зимой (смеется), а сейчас весной, мне сейчас нравится. После того, как я был здесь, случился кризис, и кажется, ничего хорошего не построили и не испортили. Я вообще противник подражания западу. Мне кажется, каждый город, каждая страна должны иметь свое лицо, свою архитектуру.

— У Алматы есть свое лицо?

— Это горы. Это очень сильный фактор, его ничем не затмишь, поэтому хочется, чтобы про это не забывали, чтобы об этом задумывались, поощряли и воплощали местные креативные идеи. Ты всегда интересен, если ты не похож на них (имеется в виду другой мир – прим. автора). В Москве тоже полно плохих копий-небоскребов. К нам приезжают западные архитекторы и им предлагают сходить в Сити, а никто не идет. А что там интересного?

— Когда разговариваешь с нашими архитекторами, они кивают на заказчика – мол, нужно уплотняться.

— Высотка высоткой, но они не должны быть похожи друг на друга. Можно найти что-то такое, чтобы имело специфику Алматы или Астаны. Например, гостиница «Казахстан». Вообще модернистские здания советского периода, например Дворец школьников, Дворец Ленина (Дворец Республики - прим. автора), который реконструировали, что очень жалко… Они имели узнаваемость, все понимали, что это алматинские объекты и больше в мире таких нигде не встретишь. Тогда, в советское время, архитекторы были более свободными от этой нагрузки денег. Сейчас все думают: деньги-деньги, давай, как заказчик сказал, так и сделаем. Да, раньше было партийное требование, но все равно люди более творчески к этому подходили. Сейчас запад просто восторгается нашим советским модернизмом, они ездят, смотрят.

— Наши власти, к сожалению, этого не понимают.

— Да, и это плохо. Это же тоже часть культуры, которая помогает понимать свою историю, оценивать. Вот у меня спрашивали: сносить или не сносить старые здания? Не надо сносить, это история. Ну, был такой период, построили такие здания, пусть стоят. Это нужно для того, чтобы не возвращаться все время назад: сносить, строить, сносить, строить. Хотя человечество постоянно этим занимается. Это естественный процесс. Но просто сносить ради того, чтобы там на его месте построить что-то другое… Что, земли в Казахстане не хватает?

— Ну, в Алматы не хватает.

— Я думаю, что города переживают свой последний период. Города будут умирать. Города возникали из-за системы производства, когда были огромные градообразующие предприятия, работали заводы, фабрики, и нужна была масса людей, поэтому создавали города, появился рабочий класс. Но сейчас-то мы видим, что на заводах стоят роботы. Я был как-то в Кипре, сидели мы на узкой улочке, где рестораны и старые дома. И кто-то говорит: «Наверное, здесь богатые люди живут», «Да нет, здесь эмигранты живут, потому что у всех богатых греков дома за городом. В городе никто жить не хочет, потому что смотри: здесь — толпа туристов, здесь - пробки».

— Получается, что вы строите дома для тех, кто не хочет жить в городах.

— Так хотят все, но не все имеют возможность. Сейчас уже нет необходимости жить в мегаполисе. Раньше ты жил в городе, были какие-то городские удобства, а теперь, с развитием технологий, эти удобства есть и за его пределами. Там ты можешь быть энергонезависим. Благодаря интернету можно общаться, необходимость кучковаться пропадает. Теперь можно жить. Тем более что Россия и Казахстан имеют такую территорию!

— Когда вы рассказывали о своих проектах, появилось ощущение, что архитектор должен быть хорошим психологом.

— Да, вообще архитектор – это психотерапевт, когда к тебе приходят люди, они почти больны, у них много денег, они не знают, как их потратить, переживают, и ты должен рассказать, как это правильно сделать. Поэтому это сложная работа. К тебе люди приходят с разным настроением, у человека могут быть проблемы на работе, и он начинает на тебя все изливать, или злиться. Надо терпеть, выслушивать, давать советы, да, архитектор — это такой врач.

— Сколько у вас человек в команде?

— Раньше было 15, сейчас в связи с кризисом мы ужались, осталось человек 6.

— Возраст?

— Молодые, один я там старый.

— Вы были «бумажным архитектором», насколько это вам сейчас помогает?

—   Это была необходимость – было много энергии, идей, которые некуда было девать. Мы это делали и отправляли на конкурсы, и это научило правильно излагать свои идеи и мысли. Это очень важная вещь, очень много молодых ребят приходят, у них хорошие идеи, они рассказывают о них, но когда переходят к проекту, к эскизу, эта идея исчезает. Вот это плохо. Пришла идея, и ты ее должен делать, на ней акцентировать внимание. Эта школа была полезна.

— Вы не преподаете?

— Нет, про это у меня спрашивали друзья. Я им говорил: «Знаете, преподавание — это отдельная профессия, если ты преподаешь, ты этому должен полностью отдаваться. Если ты делаешь проект, ты должен ему полностью отдаваться. Нельзя быть чуть-чуть проектировщиком, чуть-чуть преподавателем, кого ты тогда воспитаешь? Такого же: он будет чуть-чуть преподаватель, чуть-чуть проектировщик, а профессионала – не будет». Поэтому у нас такие ученики и такая архитектура.

— Современная архитектура сейчас к чему стремится?

— Быть ближе к людям, быть доступнее. Она уже не хочет быть дорогой, она хочет быть общедоступной, потому что кризис показал, что декорирование и жизнь напоказ – это не очень хорошо. Архитектура должна быть удобной, мягкой, утилитарной. Ты должен в ней жить.

— Меня удивило, что почти все дома, которые вы строили для олигархов, сделаны из простых материалов.

— Да, и они все довольны. Потому что даже этически это правильно: не показывать свое богатство. Не выпячивать. Хотя мы вышли из бедности, и в 90-х все должны были видеть наше богатство, ведь это Казахстан, Азия, и мы все визуалы. Но времена меняются.