На пересечении Желтоксан-Богенбай батыра собираются снести дом. Выполненное пусть не в самом изысканном, зато нарядном стиле советского классицизма, это здание, по крайне мере, не похоже на бетонные коробки, характерные для Алматы, как для большинства городов СНГ. Со сносом, в общем-то, все понятно: с одобрения городских властей застройщик хочет получить от проекта максимум прибыли, возведя постройку повыше без дополнительных расходов, которых потребует реставрация или сохранение фасада.

Фактически дом не является неприкосновенным объектом, хотя и задает настроение архитектурному ансамблю бывшей улицы Мира. Но даже если бы и являлся – старые здания то входят в список исторических объектов, утвержденный городским акиматом, то выходят из него, как шарик Иа-Иа. И процесс этот непрозрачен.

Это далеко не первая архитектурная жертва. Алматинские градоначальники с легкостью и как будто даже злорадством расстаются с историческими зданиями. Как женщина, которая жжет фотографии бывшего, словно это отменит тот факт, что от него у нее двое детей и фамилия.

Уж не знаю, чем это объяснить: тем ли, что у акимата нет сентиментальной привязанности к прошлому города и привычки держать обещания (например, сохранить исторический облик центра Алматы), презрением ли наших кочевничьих генов к материальным артефактам или даже отсутствием вкуса, ведь новые здания, возведенные вместо старых, шедеврами человеческой мысли назвать сложно. Они смотрятся нелепыми включениями в ансамбле центра, ни отделкой, ни высотой, ни формами не пытаясь притвориться своими. Так же как не притворяются своими разномастные вывески, облепившие фасады домов, бурые билборды с соцрекламой и самостийные входные группы, которые превращают Алматы в микс Новых Васюков и китайского квартала. Ах да, реставрация по-алматински тоже редко пересекается с понятием «вкус». Об этом вам расскажут гостиница «Алматы», здание кукольного театра и Дворец Республики.

Здание, которое сносят, не гениально. Но таков Алматы. Наш город – не архитектурный музей: не Париж, не Лондон, не Стамбул. Наша история не древняя, но все-таки она есть. И достаточно долго, чтобы успела сформироваться трудно поддающаяся определению душа города. Жили здесь несколько поколений людей, любили, рожали детей и работали. Уничтожая объекты, которые были свидетелями существования этих поколений, мы ставим под вопрос и его самое.

Мне приходит на ум район Ла-Бока в Буэнос-Айресе. Сначала это было место, где в бараках держали рабов. Потом в нем обосновался портовый народ. Бедные коммуналки шлюх и генуэзских моряков, раскрашенные во все цвета радуги, меньше всего напоминают собор Дуомо или Вестминстерское аббатство. Тем не менее, сегодня район – одна из самых ярких достопримечательностей аргентинской столицы. Лачуги не были снесены как не имеющие ценности. Их подкрасили, подлатали и стали использовать, как приманку для туристов. Которые едут в чужую страну ради атмосферы, а не алюкобонда. Старые здания ведь куда атмосфернее новых. С их стертыми лестницами и (пусть даже!) лубочным дизайном, они, по крайней мере, дают пищу для размышления и разговоров.

Не так много в Алматы домов, за которые может зацепиться взгляд, ищущий разнообразия. Кстати, стоит посмотреть, какие здания объявляют историческими и подлежащими preservation в городах США. Административная постройка «на Мира-Кирова» заиграет в ваших глазах новыми красками. А заодно обратить внимание на то, что банк РБК, выкупив аналогичное здание рядом с площадью Республики, принял решение сохранить фасад.

Помимо эстетической и культурной ценности, старые здания формируют будущее, как бы странно это ни звучало. Ниже приведу цитату из книги «Смерть и жизнь больших американских городов». В работе теоретика городского планирования Джейн Джейкобс, вышедшей в 1961-м, говорится об опасности и неестественности городской среды, которая спланирована «автомобилистами» и не учитывает потребностей пешеходов. Книга стала библией современного урбанизма. Так вот, Джейкобс утверждала, что пригодную для жизни городскую среду отличает застройка, в которой есть место историческим домам. И что новые постройки подходят, например, для сетевых магазинов одежды, в то время как малый бизнес: книжные магазины, ресторанчики, антикварные лавки, бары и особенно небольшие стартапы лучше всего чувствуют себя в старых зданиях. «Что касается по-настоящему новых идей любого толка, вне зависимости от их будущей прибыльности или успешности, экономика современных высоток не оставляет им никакого люфта, задела для проб, ошибок и экспериментов. Старые идеи могут жить в новых зданиях. Новые идеи должны использовать старые здания».

Есть, на мой взгляд, параллель между отношением к городу и телу. Человек в тоталитарной системе был не более чем винтиком, и тело его существовало само по себе, без особой привязки к сознанию, вполне механически, в силу этого быстро теряя ресурс.

Отсюда наша старомодная привычка заботиться о здоровье, когда уже поздно пить боржоми. Приходится глотать горстями таблетки и делать операции, которых можно было бы избежать благодаря здоровому образу жизни. Это привычка использовать аборт в качестве контрацепции, если хотите. Такое поведение характерно для человека, который не живет, а выживает. С городом так же, как с организмом: нам привычнее разрушить имеющееся и отгрохать новое. Вот только удаленное восстановлению не подлежит.

Чтобы не заканчивать на грустной ноте, скажу, что все же меня радуют перемены в нашем самоощущении. Возможно, впервые в истории города люди подписывают петиции, фотографируются на фоне дома под снос, требуют сделать процесс застройки прозрачным. Здание, скорее всего, снесут. Но то, что звучат голоса горожан, настаивающих на прозрачности, общественной дискуссии, вовлеченности - примета того, что мы умеем заботиться не только о выживании, но и памяти. Ведь сохраняя старые здания, мы сохраняем не просто кирпичи, а информационные коды, которые делают нас самими собой. Детьми Верного, Алма-Аты, Алматы.