Одомашненное насилие

Российские активистки по вопросу домашнего насилия во главе с политологом Екатериной Шульман и депутатом Государственной Думы Оксаной Пушкиной пеняют своему правительству, что в регионе они оказались самые отсталые. В России до сих пор нет отдельного закона о профилактике домашнего насилия, а в последние годы ряд статей был декриминализован. Екатерина Шульман часто приводит пример Казахстана, как продвинутого соседа. Мол, закон о профилактике бытового насилия, принятый у нас в 2009 году, привел к снижению случаев домашнего насилия и убийств на его почве.

Это, конечно, приятно – быть примером. Но так ли все хорошо в Казахстане на самом деле?

Во-первых, вопрос вызывает аргументация – на чем основан вывод о снижении случаев домашнего насилия. Традиционными статьями, по которым привлекают домашних «боксеров», являются «Побои» и «Умышленное причинение легкого вреда» кодекса административных правонарушений. Однако по ним же привлекаются и те, кто подрался на улице, в кафе, в баре в зависимости от тяжести нанесенного урона. Как отмечает Human Rights Watch в Казахстане, не существует возможности выделить случаи именно домашнего насилия из общего количества правонарушений, что приводит к искаженной картине.

Кроме того, бытовому насилию присуща такая черта, как латентность или скрытость. По данным исследования Центра исследований прикладной экономики (ЦИПЕ), 7 из 10 сельских женщин, подвергавшихся домашнему насилию, не обращаются за помощью. Работницы Подразделений защиты женщин от насилия (ПЗЖН) МВД РК также отмечают, что лишь малая доля изначально заявивших о домашнем насилии ведет дело до конца. Многие считают, что вмешательство полиции не приведет ни к чему хорошему. Часть женщин забирают заявления, узнав, что в качестве наказания для их обидчиков будет использоваться административный штраф, который придется выплачивать из семейного бюджета.

Второй вопрос – каким образом применяется наш хороший закон. Надо признать, он довольно полно раскрывает особенности домашнего насилия как не только физического, но и психологического и экономического. Однако ни в кодексе административных правонарушений, ни в уголовном кодексе нет статей, подразумевающих наказание за экономическое и психологическое домашнее насилие. Нет и соответствующих инструкций для их диагностики.

Надо понимать, что проблема психологического насилия состоит не только в самом факте насилия, но и в том, к чему оно может привести. Важной характеристикой домашнего насилия является его эскалация. Практически никогда домашнее насилие не начинается с побоев, ему предшествуют контролирующее поведение (ограничение круга общения, контроль за местонахождением, чтение личной переписки) и психологическое насилие. То есть, сначала абьюзер создает удобную среду для совершения физического насилия, и происходит это не сразу, а постепенно.

Таким образом, учитывая сложность диагностики психологического насилия, стоит предусмотреть даже не наказание для обидчика, а хотя бы возможность для жертвы заявить о таких случаях. Во-первых, для получения психологической помощи, а во-вторых, для того, чтобы семья была на заметке у участкового полицейского и представителей Подразделения защиты женщин от насилия.

Как наиболее серьезные и важные меры по профилактике домашнего насилия упомянутая выше политолог Екатерина Шульман называет введение системы защитных предписаний и кризисных центров. Считается, что временное разлучение обидчика и жертвы помогает снизить эмоциональный накал, а соответственно – перевести ситуацию из взрывоопасной в более спокойную.

В Казахстане участковый полицейский имеет право выписать защитное предписание – документ, запрещающий обидчику продолжать домашнее насилие. Такое же право имеет и суд. По данным МВД, за 9 месяцев 2019 года было выдано 58 тысяч таких предписаний.

Но если вы подумали, что защитное предписание – это охранный ордер, как в США, то вы ошибаетесь. В Казахстане защитное предписание не означает выселение обидчика. Фактически он продолжает жить под одной крышей с жертвой, а за нарушение предписания обидчику может грозить максимум арест до 5 суток.

Как сообщают сотрудницы Подразделений по защите женщин от насилия, после выдачи предписания они каждый день связываются с жертвой, чтобы контролировать ситуацию. Но будем мыслить критически. По данным Комитета по статистике, в Казахстане работает 135 сотрудников ПЗЖН, на каждую из которых в среднем приходится больше 400 предписаний в год. Можно предположить, что такое количество сотрудников не может обеспечить надлежащий контроль над исполнением защитных предписаний.

Отдельный и крайне болезненный вопрос – развитость системы кризисных центров. В Казахстане их количество сейчас составляет около 40 (по данным МВД), и не все из них имеют при себе приюты. А те, что имеют приюты, не расчитаны на большое количество койкомест.

Самое интересное, что большинство кризисных центров – негосударственные. Открываются они неправительственными организациями, государственное финансирование – осуществляется только из республиканского бюджета посредством системы НАО «Центр поддержки гражданских инициатив». По словам Анны Рыль, на их кризисный центр в Нур-Султане выделяется около 11 миллионов тенге в год, и этого хватает фактически только на зарплаты сотрудникам (психологи, юристы, социальные работники), таких нужно не меньше 7 человек. Для понимания: если всю выделенную сумму платить сотрудникам, то в месяц они будут получать около 130 тысяч тенге. Это меньше, чем средняя заработная плата по стране.

Но, что хуже – подобных учреждений вообще нет в сельской местности.

В общем, получается традиционное «у соседей трава зеленее», ведь хотя у нас есть закон о профилактике бытового насилия, в котором прописано множество важных и серьезных вещей, инфраструктура для его качественного и эффективного применения оставляет желать лучшего.

Помимо этого, вне действия закона остаются дети, которые либо сами подвергаются домашнему насилию, либо становятся его свидетелями. Между тем, по данным ЮНИСЕФ, в Казахстане около 75 процентов взрослых поддерживают телесные наказания, чтобы контролировать поведение детей в семье, а 67 процентов родителей применяют насильственные формы воспитания детей. Не секрет, что часто физическое наказание не ограничивается шлепком по попе, а бывает довольно жестоким. Тем не менее – дети в такой ситуации остаются не защищенными и бесправными.

На мой взгляд, в этом хорошо прослеживается сама суть проблемы домашнего насилия. Принято считать, что домашнее насилие – это насилие дома, в стенах твоей «крепости», имеющей свою собственную юрисдикцию, по статусу более высокую, чем государственная. Домашнее насилие – это насилие в отношении твоей собственности: супруги и детей. Приоритет внутренней юрисдикции не позволяет проблематике выйти наружу, а от того – о реальных масштабах насилия мы можем только догадываться. Более того, нарушение внутренней юрисдикции приводит к порицанию и осуждению жертвы, в том числе и самопорицанию и самоосуждению.

Я считаю, необходимо прекратить стыдливо заметать сор под ковер в общие статьи про «побои» и «умышленное причинение легкого вреда», а прямо указывать – «избиение жены». Согласитесь, звучит жестче, зато прямо и честно, без обиняков. Кому-то, может, даже стыдно станет. А мы, по крайней мере, сможем отслеживать, действительно ли у нас есть улучшения после введения закона или снова – только на бумаге.