Нет, пожалуй, другого такого же спорного персонажа в истории Казахстана, как Мустафа Шокай. О нем, его роли в истории и месте на национальном пьедестале почета с начала 90-х годов прошлого века идут нескончаемые дебаты, в последнее время переходящие даже в стены судебных залов.
Радик Темиргалиев, исполнительный директор фонда «Аспандау», специально для Vласти
Нет, пожалуй, другого такого же спорного персонажа в истории Казахстана, как Мустафа Шокай. О нем, его роли в истории и месте на национальном пьедестале почета с начала 90-х годов прошлого века идут нескончаемые дебаты, в последнее время переходящие даже в стены судебных залов.
В этой яростной дискуссии одна сторона упрямо придерживается старого советского взгляда, что Шокай был предателем и фашистом, другая же настойчиво записывает его в национальные герои. Каждая точка зрения, разумеется, подкрепляется соответствующими фактами, аргументами, цитатами, и у неискушенного человека может создаваться впечатление, что история такая вещь, которую можно вертеть как угодно и в разряд наук она угодила совершенно случайно. Что еще можно думать, если один и тот же человек, по оценкам разных историков, может являться и ангелом и демоном!?
Однако на самом деле историки здесь совершенно ни при чем. Потому что далеко не все товарищи, которые в свое время получили диплом истфака и даже обзавелись различными учеными степенями, могут считаться историками.
В споре о Мустафе Шокае антагонистов меньше всего волнует поиск исторической истины. Эта тема – лишь еще одно поле для противостояния между казахскими националистами и патриотами покойной империи. Истинной причиной всего конфликта является яростный антибольшевизм Мустафы Шокая. Не было больше казахского героя серьезной величины, который столь упорно и последовательно боролся бы против большевизма. Те же алаш-ордынцы, как известно, все-таки признали советскую власть и очень многое сделали для ее укрепления в Казахстане.
Поэтому оценки Шокая находятся в зависимости от того, каким образом «исследователи» относятся к истории советского государства. Все остальные аргументы выполняют лишь роль ширмы.
На самом же деле, к примеру, не все так однозначно в вопросе сотрудничества Шокая с нацистами, что считают своим главным козырем «имперцы-державники». Нет абсолютно никаких юридических оснований полагать, что Мустафа Шокай был причастен к преступлениям гитлеровцев. Поэтому речь может идти только о моральном осуждении. Но при этом надо иметь в виду, что Франция, где жил Мустафа Шокай, была оккупирована Германией, и просто для того, чтобы выжить, в той или иной мере сотрудничать с нацистами были вынуждены многие известные личности. Примерно в такой же ситуации оказался великий шахматист Александр Алехин, которого несмотря на нелицеприятные моменты биографии продолжают всемерно чтить на родине. К тому же есть сведения, что Мустафа Шокай оказывал реальную помощь многим выходцам из советских азиатских республик, оказавшихся в немецком плену.
С другой стороны правы и те, кто говорит о том, что Мустафа Шокай – довольно дутая величина и вряд ли его можно поставить вровень с Алиханом Букейхановым или Тураром Рыскуловым. На политическом поприще Мустафа Шокай провалился полностью, серьезным ученым его тоже назвать нельзя, и максимум чего он заслуживает – лишь звания талантливого публициста. При этом хотелось бы напомнить многим его нынешним защитникам, что Мустафа Шокай был махровым пантюркистом, считая, что все население Туркестана представляет единый народ и никаких казахов, каракалпаков, киргизов, узбеков и туркмен не существует. Соответственно заявлять о том, что глава Кокандской (Туркестанской) автономии мог мечтать о независимом Казахстане, мягко говоря, некорректно.
Конечно, споры о персонажах прошлого неизбежны даже в странах с более спокойной и менее противоречивой историей, нежели история Казахстана. В подобных диалогах сторон, исповедующих различные ценности, впоследствии и вырабатывается какая-то общая точка зрения, отражающаяся затем в учебниках по истории, в идеале представляющих собой своды устоявшихся знаний. Но отсутствие подобного опыта и юный (по историческим меркам, так просто младенческий) возраст нашей страны лишает конструктивности такие споры. Нам легче сойтись в рукопашной схватке, чем попытаться услышать противника и хоть в чем-то попробовать пересмотреть свои взгляды.
Хуже всего, конечно, то, что большая часть молодежи, знакомясь с историей вопроса, чисто психологически как бы оказывается перед необходимостью обязательного выбора между двумя крайностями. И выбор, что греха таить, часто происходит по принципу: своя рубашка ближе к телу. В итоге в тех же социальных сетях по данному вопросу уже давно идет виртуальная гражданская война.
Немалую долю вины за это несет и научное сообщество. Если в советское время многие ученые предпочитали не касаться опасной эпохи «кочевого феодализма», где можно было легко нарваться на обвинение в идеализации прошлого и национализме, и избирали для своих изысканий беспроигрышную историю КПСС, то и сейчас наблюдается похожая картина. Многие профессиональные историки уходят от обсуждения острых тем, полагая, видимо, что тем самым избегают участия в процессе «раскачивания лодки» или просто не желая втягиваться в конфликт. В итоге ситуация продолжает усугубляться.
Выход здесь только один. К дискуссии должны подключаться представители абсолютного большинства, не относящегося к противоборствующим лагерям. Нужно перехватывать инициативу ради нас самих и наших детей. Мы же все хорошо знаем, что происходит со страной, когда авансцена оказывается захвачена приверженцами крайних взглядов, нетерпимых к инакомыслию. В этом истоки нашего трагического прошлого, которое надо осмыслить, для того чтобы оно не стало нашим будущим. Это банально, но только это, в конечном счете, снимет напряжение, которое иначе будет только нарастать.